Отступник - драма Федора Раскольникова - Владимир Савченко

Солдат, высокий и стройный, пошел к убитому, поднял с земли револьвер и сунул себе за пояс, поднял фуражку, стряхнул с нее грязь и аккуратно положил рядом с мертвым телом. Подошел к Раскольникову. Лицо его, чисто выбритое, иконно удлиненное, с тонкими чертами суздальца, было спокойно, задумчиво.

- Был третий, - заговорил солдат обстоятельно. - Сунулся из двери - и назад, побег вверх по лестнице.

- Заметил, куда он забежал?

- Вроде.

- Пошли. Покажешь. - Матросу: - Останешься здесь.- Другому матросу, из железняковского отряда: - И ты останешься. Остальные за мной.

Поднялись на третий этаж.

- Здесь, - показал солдат на солидную дубовую дверь с медной рукояткой звонка. На просторной лестничной площадке с кафельным полом была и другая такая же солидная дверь, напротив.

Железняков крутанул рукоятку звонка. За дверью будто ждали сигнала, тотчас открыли. Пожилая дама с высокой прической, окутываясь белой кружевной шалью, надменно заговорила:

- Мы гостей не ждем. Кто вы такие?

Отодвинув ее рукой, Железняков шагнул в полутемную прихожую, за ним солдат-суздалец и остальные. Раскольников, оставив двух матросов на лестничной площадке и приказав никого не выпускать из квартир, вошел последним.

В столовой за большим круглым столом сидели несколько напуганных пожилых мужчин и женщин. В стороне, у громадного буфета со стеклянными дверцами, стоял молодой человек с возбужденным лицом, с гривой густых и длинных темных волос, откинутых назад. Раскольников невольно уловил сходство с собой: и у него была такая же буйная шевелюра, доставлявшая ему немало хлопот. Но эта случайная мысль мелькнула и исчезла.

- Он, - заявил суздалец и направился к молодому человеку. Тот смотрел на него без страха, с легкой улыбкой. Подойдя, суздалец негромко сказал: Руки.

Приставив винтовку к буфету, не спеша обхлопал молодого человека по бокам, карманам серого френча и черных узких кавалерийских галифе, ища оружие. Оружия не было.

- Всем оставаться на месте. Проверка. По распоряжению военно-революционного комитета, - громко объявил Железняков. - Если имеется оружие, предлагаю сдать. Лучше сдать добровольно. Предупреждаю: за сокрытие оружия- расстрел.

Все молчали.

- Начнем, - сказал Железняков.

Искали старательно, обошли все комнаты, их здесь было с десяток, смотрели в шкафах, перетряхивали матрацы. Но оружия не было. Кто-то попытался открыть стеклянную дверь на балкон, она была заперта, спросили ключ у хозяйки, она затряслась от гнева:

- Нет ключа! Бандиты! Убирайтесь отсюда! Что вам надо от нас?..

Дверь взломали. Суздалец вышел на балкон, и тут же позвал:

- Сюда!

И в эту минуту молодой человек бросился из столовой, оттолкнул Ларису, стоявшую у порога, сбил кого-то в передней, кинулся к выходу на лестничную площадку, но тут на него навалились.

Дальнейшее произошло, как в дурном сне.

С балкона перетащили в комнату рогожный тюк, обмотанный веревками, развернули - в нем револьверы разных систем, винтовка, пара пулеметных лент, набитых патронами. Подвели к тюку молодого человека, верхние пуговицы его френча были оборваны, он нервно пытался соединить у горла концы ворота.

- Чье оружие? - цепко смотря ему в лицо, спросил Железняков. - Твое?

- Мое, - ответил он, стараясь удержать на лице брезгливую гримаску.

- Нет! - вскрикнула дама, кинулась между ними, шаль соскользнула на пол. - Неправда! Он не виноват. Принесли чужие люди. Мы не знали, что в тюке. Нас попросили…

- Оставь, мама, - устало сказал молодой человек. Раскольников поймал быстрый взгляд, которым обменялись Железняков и суздалец.

- Заворачивай и выноси, - приказал Железняков матросу, стоявшему возле тюка. Поравнявшись с молодым человеком, тихо, не глядя на него, произнес: Пошли.

- Боже мой, куда они его ведут? - бросилась за ними дама. - Куда вы его ведете? Как вы смеете! Боже, они его убьют…

- Назад! - встал перед ней матрос, винтовкой, как жердью, перегородил путь.

- Куда они его повели? Они его не убьют? Почему вы молчите? - металась дама, обращаясь к проходившим Раскольникову, Ларисе.

Вышли на лестничную площадку. Дверь квартиры напротив была раскрыта, оттуда выглянул матрос, объяснил, что он и другой матрос, чтобы не терять времени, сами начали обыск этой квартиры. Но здесь оружия как будто нет.

Спустились во двор. Железняков и суздалец подвели арестованного к глухой стене, тут же, у выходной двери.

- Встань лицом к стене, - приказал Железняков, снимая винтовку с ремня.

- Зачем? - возразил арестованный, становясь к стене спиной.

Железняков поднял винтовку.

Молодой человек сделал усилие, чтобы придать лицу прежнее брезгливо-презрительное выражение:

- Хочешь застрелить? Стреляй. Думаешь, я тебя испугался? Дурак ты.

Он улыбался, но, чувствовалось, улыбка давалась ему нелегко. Заметно было, как напряглись мышцы лица, когда Железняков поднял ствол, целясь ему в голову. Левый глаз слегка прищурился, бровь чуть подрагивала. И все-таки он улыбался.

- Эх вы, шуты гороховые. Возомнили себя господами. Голодранцы хреновы. Стреляй. Придет время, все вы…

Он не договорил. Пуля попала ему как раз в подрагивавшую бровь. Он пошатнулся, но устоял. Кровь выступила не сразу, и почудилось, что выстрел был не настоящий, не боевым патроном, и что сейчас молодой человек это поймет и, поняв, пойдет прямо на Железнякова. И он пошел на него, уже отделился от стены…

Пока Железняков передергивал затвор, солдат-суздалец, равнодушно стоявший в сторонке, спустил винтовку с рем ня, взял ее в правую руку, неторопливо шагнул вперед, на ходу вытягивая руку с винтовкой, и сунул штык в грудь раненого. Трехгранник легко вошел в тело. Молодой человек снова откинулся к стене и стал заваливаться набок. Солдат подошел к упавшему, внимательно на него поглядел и еще раз воткнул штык. И опять штык вошел в тело, как вошел бы в соломенный тренировочный тюфяк. Вытянув штык, солдат вскинул винтовку на ремень и пошел прочь с тем же своим задумчивым выражением на лице.

Когда уходили из этого дома, попали еще в одну переделку со стрельбой. Но на этот раз столкнулись не с контрой.

Группа, производившая обыски в середине квартала, наткнулась в глубине обширного захламленного двора на притон воровской шайки. Воры оказали сопротивление, пытались пробиться к Леонтьевскому переулку, их оттуда отогнали моряки и солдаты оцепления, и они забаррикадировались в одном из флигелей. Флигель был двухэтажный, к нему близко подступали какие-то строения непонятного назначения, с окнами, забитыми досками. Блатные незаметно переходили из флигеля в эти строения и вдруг начинали палить из-за забитых окон. Только Раскольников с отрядом Железнякова вбежали во двор, спеша на помощь осаждавшим флигель, их обстреляли из одного такого строения, похожего на маленький закрытый манеж.

Когда раздались выстрелы, Раскольников и Железняков, бежавшие впереди отряда, залегли за кучей какого-то хлама. Лариса, следовавшая за ними, тоже хотела кинуться туда, но суздалец схватил ее за плечо и потащил в сторону, за угол бревенчатого сарая. Здесь отпустил.

- Не задело?

- Нет.

- Куда ж тебя понесло? Не успела б сховаться.

- Спасибо…

- Вот спас бы тебя Бог. Испугалась?

- Не успела.

- То-то, что не успела.

Солдат высунулся было из-за сарая, и тут же убрался назад: по нему выстрелили, пулька чиркнула по краю стены, вышибла из бревна щепку.

- Вишь, не унимаются.

Сарай был ветхий, без крыши, груда полусгнивших досок навалена сбоку, чуть не доверху.

- Дай мне револьвер, - сказала Лариса, показав на револьвер за поясом солдата.

- Стрелять умеешь?

- Умею.

С револьвером поднялась на груду, глянула поверх стены сарая, увидела круглое окно манежика, стреляли оттуда, и выстрелила по окну. Солдат пристроился рядом и тоже стал палить в ту сторону.

Стрельба продолжалась недолго. Взяли урок штурмом, кого не успели положить во время перестрелки, добивали штыками и прикладами, берегли патроны. Братва разошлась. Не пощадили и девку, взятую еще живой. Она была ранена, лежала пластом, а когда к ней подошли, выстрелила в упор из обреза, вышибла челюсть одному матросу, ее подняли на ноги и прикололи штыком к стене. Потерь же среди матросов и солдат, если не считать раненых, не было.

Вернувшись не поздно в свой вагон на Николаевском вокзале, Раскольников тут же лег, наутро опять предстояла облава, где-то в районе Хитрова рынка. Только стал засыпать, его растолкали: из-за спины матроса, поднявшего его, смотрела на него и улыбалась Лариса.

- Снова к вам, - сказала она, когда матрос вышел. - Не прогоните? Кажется, я начинаю привыкать к походной жизни. Я пришла к вам с прошением. Можете зачислить меня в свой отряд? Пока не закончена военная часть переворота, другими делами все равно не смогу заниматься.