Корень мандрагоры - Немец Евгений

Мара спросил спокойно:

– Гвоздь, как ты вообще воспринимаешь идею сверхчелове–ка? Каким ты его видишь?

– Ну… Как индивида, вышедшего за пределы морали. «По ту сторону Добра и Зла», так сказать, – курс философии в институ–те не прошел даром, я кое-что помнил.

Мара задумчиво покивал. Начал неторопливо:

– В этом все и дело. Эоны морали, культуры, этики – в пер–вую очередь надо избавиться от них. Как писал наш «народный писатель» Ницше, с которым, я смотрю, ты знаком: «У них есть нечто, чем гордятся они. Но как называют они то, что делает их гордыми? Они называют это культурой, она отличает их от ко-зопасов». Тут он проехался сразу по двум вещам. Во-первых, по культуре как атрибуту аристократичности, хотя она и позволяет им отличаться всего лишь от козопасов, то есть речь идет уже не об аристократичности, а о псевдоаристократичности. И как следствие о псевдокультуре. Да и потом, как может быть куль–тура прерогативой аристократичности? Культура – это след–ствие становления всего человечества, как же можно заграба–стать ее в частное пользование?! Во-вторых: там говорится о гордости… даже не о гордости – о надменности и чванстве как о проявлении морали (потому что эти качества – всего лишь сте–реотипы поведения, заложенные сильными мира сего), то есть о моральных оковах разума, не позволяющих людям увидеть и принять новое. В особенности кардинально новое. Допустим, фашизм Третьего рейха попытался перешагнуть через эти гра–ницы, но и только. Он вовсе не отказался от морали современ–ной цивилизации, он всего лишь выкинул из нее те пункты, ко–торые были ему неудобны. Например, здравый смысл. Про гуманизм я вообще молчу. Но главный-то пунктик остался, и на–зывается он – власть. С чего начала партия социал-демокра–тов? С подминания под себя промышленности, банков, средств массовой информации – партия жаждала получить контроль над всеми рычагами управления государством: экономически–ми, политическими, идеологическими. И, получив все это, на до–стигнутом не остановилась, начала проецировать свою поли–тику на другие страны. Они занялись трансляцией воли в мировом масштабе. Фашизм двадцатого века по своей сути ничем не отличается от Крестовых походов Средневековья или набегов хана Батыя. Вот только цель у них якобы была вели–кая – сверхчеловек, сверхнация! Но каким образом они хоте–ли эту цель достичь? Мистики Третьего рейха соорудили целое мировоззрение, которое, в сущности, представляет собой ме–шанину из кучи религий, пары фраз Ницше и всякого эзотери–ческого бреда «духовных учителей» того времени. Четвертая Луна, «вогнутый космос», «евреи, цыгане и даже славяне – ге–нетический мусор задворков цивилизации» – их философия вы–сосана из пальца, она построена на домыслах и посылах, кото–рые были выгодны им как новому классу господ человечества. И как же, по-твоему, из этого всего должен получиться сверх–человек? Откуда ему взяться в этом сгустке насилия и жажды безграничной власти? Выскочить, как гной из фурункула? Ма–лоприятный материал для производства человека нового типа! Ах да, была еще идея тотального уничтожения половины насе–ления планеты, что обязано было вызвать космический катак–лизм, который, в свою очередь, должен был вернуться на Зем–лю в виде вселенского цунами и смыть человеческий мусор в океан космоса. Очевидно, выжившие в таких вот господских разборках и должны были основать расу сверхлюдей. Ты видишь в этом бреде хотя бы намек на смысл?

– Мара, и что? С высот своей мудрости ты хочешь меня убе–дить, что у тебя больше шансов сбацать суперпсихического пар–ня, чем у всего научно-философского аппарата Третьего рейха?

– Да, – так вот просто и ответил.

Я не нашелся, что на это сказать. В конце концов собрался с мыслями и сделал вывод:

– Без сомнения, ты крутой парень.

Мара смотрел мне в лицо и улыбался. В его бездонных голу–бых глазах плясали веселые искорки. Я знал этот взгляд, он го–ворил, что я еще чего-то не понимаю. Ну прямо седой профес–сор, наблюдающий потуги неразумного студента пошевелить с похмелья извилинами.

– Пойми, Гвоздь, они исходили из неверных постулатов. –Мара решил наконец снизойти до объяснений. – Они хотели навязать Небу своих кандидатов в кабинет сверхнации, как будто Небо – это сборище бомжей, чьи голоса можно купить, а то и просто забрать. А Небо взяло да и послало их к чертовой матери.

– Ладно, – сдался я. – Положим, мистики Третьего рейха про–считались, ставя на свою суперлошадь на ипподроме цивили–зации. То есть так оно и произошло. Что ж, я готов выслушать твою версию процесса эволюции.

– С удовольствием тебя с нею ознакомлю. Моя теория очень проста и логична. Во-первых: я считаю, что далеко не каждый человек в наше время может стать homo extra. Потому что прак–тически никто не готов отказаться от догм морали, чтобы вза–мен открыть свои собственные стереотипы поведения. Такой социальный psychetropos отправит любого нормального чело–века в глубокий – если не вечный – психологический нокаут. Современный человек боится перемен. Он не хочет остановить–ся и поискать тропы, уходящие в стороны. Потому что новые дороги незнакомы, они ведут в неизвестность, а это может быть опасно. Куда безопаснее смотреть на вымышленные кинема–тографом миры по ящику. Представитель современной цивили–зации – потребитель, а не первопроходец. Его вполне устраи–вает тот набор стереотипов, в котором он вырос и который знает. Ведь мораль, в конце концов, дает ему возможность при–ходить каждый день домой после работы, сытно ужинать и вни–мать вещанию телевизора под бутылку прохладного пива и уве–ренно растущий животик. Эта мораль дает ему иллюзию уюта и защищенности, а также право на удовольствие. И хоть это чу–довищный самообман, в него охотно верят. Помнишь, как у Ниц–ше: «"Счастье найдено нами", – говорят последние люди и мор–гают». Никто из них не хочет принять тот факт, что эти нормы поведения существуют с одной-единственной целью – подав–ление психики. «Хлеба и зрелищ!» – сколько лет этому лозунгу? Его скандировали еще жители Древнего Рима. Вот сильные мира сего и дают народу пищу и развлечения. Мало того, они всячески культивируют подобный образ жизни, они постоянно напоминают, что единственная достойная цель индивида – на–слаждение, и все ради того, чтобы, не дай бог, этот индивид не задумался над реальным положением вещей и не начал искать пути самосовершенствования, отдельные и отличные от госу–дарства или других социальных групп, которые этого индивида окружают. Сколько денег вкладывается в индустрию развлече–ний, алкоголь и наркотики? И правильно, главное – занять че–ловека, отвлечь его от рефлексии, не оставить ему времени на самого себя.

Не без удовольствия я отметил, что телевизора у меня нет, и даже никогда не возникало желания его купить. Мара был очень серьезен, даже торжественен. Я подумал, уж не собирается ли наш уважаемый профессор вручить мне награду как самому тер–пеливому слушателю? Однако то, что он сказал дальше, быстро развеяло мою веселость.

– Но есть и исключения, и в последнее время они проявля–ются все чаще. Это люди, свободные по-настоящему. То есть почти свободные. Для полного освобождения им остается сде–лать всего лишь шаг. Это, говоря строго, уже и не люди, потому что они… ну, как бы собраны из углеродного волокна и титано–вых сплавов. Их психика – кремень! Она переживет вулкани–ческие извержения ненависти и ужаса цивилизации. В безумии современной жизни, когда каждому третьему необходимо про–писывать антидепрессанты, а каждого четвертого изолировать за высокими заборами дурдомов, – в этом кипящем вареве сумасшествия, истерии и отчаяния, которая является ни боль–ше ни меньше нашей жизнью, гранитной скалой поднимают–ся из трясины цивилизации бастионы духа. Атланты совре–менной эпохи! Носители нового психотипа – предтечи homo extranaturalis, готовые и предрасположенные к шагу в новую эру. Люди, избавленные от страха, свободные от иллюзий, взле–леянных человечеством за все время своего существования!

На этом воодушевленном пике монолога Мары я почувство–вал нарастающий дискомфорт. Меня настораживал не пафос его слов, с подобным накалом в речах Мары я встречался и рань–ше и давно осознал: если Мара переходит на столь возвышен–ный тон, то не из-за желания произвести на слушателей впе–чатление, а всецело из-за того, что тема цепляет его самого за живое. Я в этом не сомневался, но тем не менее задал себе вопрос: не спятил ли наш уважаемый лектор? И знал, что это не так. Из всех моих знакомых Мара был единственным, кто мог похвастаться трезвым взглядом на жизнь, в этом я убеждался неоднократно. Да и что такого невероятного поведал Мара? Утренние газеты, ток-шоу и даже новости по телевизору выли–вают на своих читателей и зрителей целые реки параноидаль–ного бреда под видом актуальных проблем, при том, что боль–шая часть этого зловонного информационного потока является банальной фальсификацией. Так что если Мара сумасшедший, что же можно сказать про остальных?.. И все же я опасался того, что Мара скажет дальше, потому что это напоминало… всепо–глощающее Ничто, застывшее за границей сорванной с петель двери; это походило на океан мутной и холодной воды, стеной окруживший меня после смерти отца; это смахивало на одино–чество, которое я испытал, напоровшись на ржавый гвоздь в далеком детстве… В словах Мары, уже сказанных и тех, кото–рые он только собирался произнести, ощущалось замогильное дыхание потустороннего, чего-то, что дальше, чем жизнь. Мне было жутко слушать его, и одновременно что-то во мне хотело это услышать. Что-то во мне хотело быть названным по имени. И Мара сказал: