Черника в масле - Никита Максимов

Все в зале затихли и замерли на местах. В динамиках скрипело, свистело и потрескивало.

– …ольм, это …P412! Мы над лесом, снизились поч… и до …рёх тысяч. …амолёт почти не управ..ем. Пытаюсь выйти из пикирования. …еру упра… ние на себя.

– Борт NP412, это Стокгольм! – Маркус Торсен взял переговоры в свои руки. – Вы видите какой-нибудь наземный ориентир? Берег моря, большое озеро, город?

– Стокгольм, мне …ейчас не до э… го! Мы почти …адаем! Здесь лес, …ин только лес и нич… …ольше! Я пы… юсь вывести …шину из пике… то не так …росто… Давай же! Ну…

Голос пилота потонул в помехах. Все слушали треск и свист, затаив дыхание. Пять, десять секунд, пятнадцать. Ничего. Даже синтезированный голос разбился на фрагменты, раскрошился и потерялся в волнах статических разрядов. Слушая эфир, Андреас Сандстрём механически продолжал кликать по кнопке «Установить связь», пытаясь вызвать бортовой компьютер рейса NP412. Раз за разом. Результат был один. Раз за разом. Красный, красный, красный… Зелёный! Андреас почти подпрыгнул на стуле и лихорадочно щёлкнул по соседней плашке программы – «Отправить запрос». Зелёный индикатор подмигнул один раз, потом ещё, а затем снова окрасился в безнадёжный красный цвет. Но за долю секунды до этого в окне программы появилась зелёная галочка с надписью: «Ответ получен». Андреас немедленно дал команду – «Определить расстояние». Секунду спустя на экране появились чёрные цифры результата. Увидев их, Андреас откинулся в кресле, ошарашено покачал головой и в полной растерянности повернулся в сторону Маркуса Торсена.

Такого просто не могла быть.

Связь с землёй появилась и исчезла. Мелькнул и растаял отблеск надежды на помощь и спасение. Как будто на глазах у очередного Робинзона за горизонтом скрылся белый парус корабля.

Билл Дейл остался один. Он сорвал себе горло, пытаясь докричаться до кого-нибудь в эфире. Стокгольм оказался единственным, кто отозвался. Похоже, что система связи всё-таки повреждена. Он принял это и смирился. Переживать или искать решение всё равно некогда. Помощь не придёт. За время экстренного снижения Билл пару раз бросал взгляды на командира. Похоже, для Беннета всё уже заканчивалось. Он обмяк в кресле, глаза закрылись, разбитая голова безвольно качается на плечах. Только слабые пульсирующие толчки крови, выходящие из раны под осколком, говорят о том, что сердце пилота МакКрейна ещё бьётся.

Стиснув зубы, Билл тянет штурвал, пытаясь удержать самолёт от сваливания. Парадоксальная ситуация: ему нужно максимально быстро снизиться, но не упасть. Между контролируемым спуском и неуправляемым падением очень тонкая грань. И только он да бортовая автоматика способны удержать самолёт и людей в нём от перехода между этими двумя состояниями. Человек и машина – единственные надежды для более чем сотни душ на борту. Компьютер непрерывно просчитывает текущие параметры, рекомендует пилоту дальнейшие действия, предупреждает о том, чего делать не стоит, преобразует и распределяет оптимальным образом сигналы штурвала, педалей и рукояток управления двигателем. Голосовой помощник нейтрален, собран и подчёркнуто спокоен:

– Пожалуйста, не превышайте допустимый угол снижения. Удерживайте крен влево в пределах двенадцати градусов. Снизьте тягу правого двигателя до семидесяти процентов.

Конечно, бортовой компьютер в курсе, что левого двигателя у них больше нет. Его датчики зафиксировали взрыв и разрушение, активировали аварийную систему пожаротушения и перекрыли топливные магистрали. Стюардесса по фамилии Трентон минуту назад доложила Биллу, что их левое крыло пробито в нескольких местах, из двигателя торчат обломки и за ним тянется шлейф. Но огня нет. Это хорошо. Плохо, что мощности левого двигателя не будет, когда придёт время выводить самолёт из этого полупике-полуштопора. А это время вот-вот…

– Высота три тысячи двести. Приступайте к выравниванию. Штурвал…

«Без тебя знаю!» Штурвал на себя и чуть вправо, чтобы компенсировать левое парализованное крыло. «Я сказал: на себя!» – и чуть вправо. На себя! Давай же, мать твою, поддавайся! На себя… и чуть вправо. Ну же, неповоротливое корыто, слушайся меня! На себя!

Самолёт отчаянно вибрирует. Крылья прогибаются, принимая на себя чудовищную нагрузку атакующего воздуха. Застрявшие в самом неудачном положении плоскости управления левого крыла направляют этот набегающий поток так, что самолёт постоянно качает влево, как раненного бегуна, припадающего на повреждённую ногу. Билл взмок, по спине бежит пот, стекло кислородной маски запотевает, а он даже не может снять её. Так страшно оторвать от штурвала хотя бы одну руку даже на долю секунды. Кажется, стоит просто ослабить хватку пальцев, как взбесившаяся рогатая рулевая колонка вырвется из рук и, повинуясь собственной злой воле, опрокинет машину в отвесное, безнадёжное, безвыходное пике. По кратчайшему маршруту навстречу утыканной острыми кронами деревьев земле. Впрочем, земля и деревья не входят сейчас в мир второго пилота Билла Дейла. Его вселенная сжалась, оставив за своими границами внешний космос, небо, землю, покрытую незнакомым, чужим лесом, больше сотни пассажиров за его спиной, испуганных, кричащих, плачущих, молящихся на разных языках всем возможным богам. Такие же напуганные, побитые и раненные, но всё же пытающиеся помочь остальным несколько молодых женщин и мужчин в форме стюардов авиакомпании тоже оказались за пределами его орбиты. Даже умирающий, истекающий кровью командир экипажа Беннет МакКрейн выпал за край мира. Пространство-время Билла Дейла уменьшилось до области между запотевшим стеклом его кислородной маски и дисплеями приборной панели. В него уместились только непослушный, вырывающийся из немеющих от напряжения пальцев штурвал, рукояти управления тягой, отчаянно трясущиеся под подошвами ног педали. И голос. Спокойный, чёткий, деловитый. Уверенный в себе и в том, к кому он обращается. Голос самолёта. Голос лучшего друга:

– Высота три тысячи. Угол атаки…

Ничего лишнего. Только то, что действительно важно, то, что может помочь им обоим. Биллу показалось, будто он чувствует, как от его напряжённых до предела мышц через побелевшие пальцы тянуться нити новых нервов. Они проходят через десятки метров управляющих цепей, гидроприводов, механических тяг и входят в его новые мускулы, приводящие в движение элероны, закрылки, рулевые плоскости. Теперь он не просто тянет штурвал – «на себя и чуть вправо!». Вместе с самолётом он взваливает на плечи набегающий воздушный поток, пытается вклиниться в него, оттолкнуться, выровняться, перейти от пугающего безнадёжного падения к своему нормальному, естественному состоянию – полёту. Им очень мешает покалеченная левая часть тела. Она всё время тянет их вниз, норовит опрокинуть, завертеть, обрушить на острые древесные пики. Вместе они стараются не допустить этого, напрягаютсяизо всех сил: «На себя и чуть вправо. На себя! Давай же, давай! Вместе! На себя… и чуть вправо…».

– Послушай меня, я не возражаю против того, что твои ребята сбили нарушителя, – генерал армии Нефёдов говорил, стоя у окна, из которого открывался вид на лужайку возле летней президентской резиденции. – В конце концов, это их работа. Я просто хочу уяснить для себя полную картину происшествия, прежде чем пойду на доклад к президенту. Вот, например, мне не совсем понятно, были ли сделаны предупредительные выстрелы, была ли попытка принудить самолёт изменить курс или наш пилот сходу влепил ему ракету.

Из зарослей постриженных кустов на противоположной стороне лужайки высунулась рыжая кошачья морда. Пригнувшись почти до самого газона, морда двигалась из стороны в сторону, обозревая открытое пространство. В трубке, которую держал начальник генерального штаба, вздохнули. Потом знакомый голос заговорил:

– Михаил Петрович, при всём моём желании я не могу дать тебе сейчас полного подробного отчёта. Во-первых, истребитель, сбивший нарушителя, ещё в воздухе. Всё, что мне известно и о чём я тебе докладываю, я знаю из устного рапорта старшего дежурного офицера полка перехватчиков в Петрозаводске. Он сказал – дословно – «при попытке произвести предупредительный огонь цель была поражена». Как, что и почему – это мы всё узнаем, когда пилот напишет свой рапорт, когда специалисты проверят бортовые самописцы, всё по полной программе. Пока ясно одно: нарушителем был крупный двухмоторный самолёт неизвестной принадлежности и назначения. На попытку установить контакт с экипажем нарушитель не отреагировал, так что версия с беспилотным управлением по-прежнему остаётся актуальной. Предупредительной очередью с нашего истребителя – заметь, очередью из пушки, а не ракетой – у неизвестного самолёта был повреждён один двигатель и, возможно, фюзеляж, поскольку цель начала немедленное снижение.