Последнее слово за мной - Паула Уолл

Сделав полный круг и дойдя до угла, где они встречались, Анджела всегда уходила не попрощавшись. Засунув руки в карманы и склонив голову, Адам невидящим взглядом таращился на тротуар. Он так глубоко задумался, что не заметил, как начался дождь.

— Как думаете, что это с доком? — спросил Бен Харрингтон, выглядывая в окно закусочной.

— Может, наконец дотумкал, что женат на стерве, — предположила Дот, протирая стойку. — Кстати, как тебе ветчина?

— То что надо.

— Купила у Ребы Эрхарт.

— И все равно что надо, — заключил Бен.

Глава 22

— Прикрой дверь, — сказал Адам вошедшей в библиотеку жене.

— Здесь слишком жарко, — возразила Лидия и оставила дверь распахнутой.

Адам и Лидия заговорили впервые с той памятной ночи. Все это время они ужинали в тишине и спали в одной постели, не касаясь друг друга.

В семье Монтгомери еще никогда не было разводов. Развод означал больше, чем просто нравственное и личное падение. Он означал крах в обществе, а это, по мнению Адама, было куда хуже. Супруги Монтгомери могли даже разъехаться, но не могли развестись.

Адам был готов нарушить семейную традицию.

— Лидия… — начал он.

— Я беременна, — сказала она.

Они смотрели друг на друга так долго, как никогда прежде.

— Ну что ж, — выдавил Адам, отворачиваясь и ковыряя кочергой в камине, — вот, значит, как…

Поставив мужа в известность о своей беременности, Лидия решила, что отныне не обязана делить с ним постель. Как-то вечером, вернувшись с работы, Адам Монтгомери обнаружил, что все его вещи переехали из спальни в соседнюю с библиотекой комнату. Весь город бурно обсуждал подробности еще до того, как Адам добрался до дома.

— Я слыхал от мистера Гарнера, а он — от старухи Микс, — сказал Вилли Уайетт, высовываясь в окошко раздачи. — Взяла и выселила его в комнатушку не больше шкафа.

— Даже гостевую комнату пожалела для бедняги, — сочувственно поцокала языком Дот, подливая Шарлотте кофе.

— А я с первого взгляда понял, что у этой бабы не характер, а гремучая смесь, — сказал шериф, густо посыпая свою порцию солью, прежде чем попробовать.

— Если мужчина женится на суке, — решительно заявила Шарлотта, — так пусть не удивляется, когда с ним обращаются, как с уличным псом.

Лидия родила в тот день, когда японцы бомбили Перл-Харбор. Адама ничуть не удивило, что роды случились на месяц раньше срока — ведь у Лидии такое хрупкое здоровье. Честно говоря, это вышло даже кстати. Адам Джексон Монтгомери, даже недоношенный, весил семь фунтов и четыре унции. Если бы Лидия дождалась до конца срока, младенец при родах разорвал бы ее пополам.

Обычно городские кумушки спешили к роженице и малышу с визитами и осыпали их целым дождем подарков.

— Но, учитывая обстоятельства, — сказала Дот, наполняя солонки, — лучше будет передать подарки через дока.

— Какие обстоятельства? — спросил Вилли из окошка.

— А такие, что Лидия Монтгомери холодна, как ведьмина сиська, — уточнила Шарлотта, изучая раздел некрологов в газете. — Если она станет кормить бедного крошку грудью, оттуда вместо молока пойдет мороженое.

Все примолкли. Мужчины живо вообразили себе женщину — источник прохладной, живительной сладости.

— Я, пожалуй, возьму шарик ванильного, к пирогу, — мечтательно изрек Бен Харрингтон.

— Да у тебя от пирога одна корочка осталась, — заметила Дот, разглядывая крошки на его тарелке.

— Так ты мне продашь мороженое или что? — возмутился Бен.

Рывком распахнув дверцу морозилки, Дот нырнула в клубящийся белый туман и появилась с ложкой-черпаком, полной мороженого.

— Еще раз повысишь на меня голос, — процедила она, вываливая мороженое на тарелку Бена, — и тебе станет нечем жевать.

В дальней части зала с десяток мужчин сгрудилось возле радиоприемника. Они прихлебывали кофе и слушали военные сводки. Кто-то повесил на стену, рядом с изображением курящего Дядюшки Сэма, карту мира, и теперь посетители могли следить, где идут бои и кто выигрывает.

— Анджела, а вот тебе все же надо бы проведать ее, — сказала Дот, принимая готовый заказ из окошечка и расставляя тарелки на согнутой в локте руке. — Плохая примета, если откажешься. Ты же знаешь, так надо.

Анджела словно не слышала ее. Взгляд девушки был прикован к Рыжему Макгенри, сыну цветочника. Он раскручивал ее дочурку на красной виниловой барной табуретке у стойки, готовый в любой момент поймать ее, если что.

— Пошли дяде Вилли воздушный поцелуй, — крикнул малютке повар, высунувшись из окошка раздачи.

Прижавшись губами к ладошке и не переставая вертеться, девочка послала Вилли слюнявый поцелуй. Вилли заулыбался до ушей и покраснел, как мальчишка.

— Эта девчонка разобьет не одно сердце, когда подрастет, — заметил шериф.

— Ничего удивительного, она же Белл, — добавил Бен Харрингтон с полным ртом мороженого.

Вернувшись с горой грязной посуды к стойке, Дот снова принялась за свое:

— Я что хочу сказать: если ты к ней не сходишь, а с малышом что-нибудь случится, ты же потом себе не простишь. Так ведь, Шарлотта?

Шарлотта прикрылась газетой, недвусмысленно давая понять, что она тут ни при чем.

— Ты такая прелесть, и с каждым днем всё краше, — улыбнулся Рыжий, продолжая крутить девочку на табуретке.

Никто не называл дочурку Анджелы ее настоящим именем — выговорить не могли. Анджела откопала это имя в большой семейной библии. Похоже, ему было суждено там же и остаться.

— Она хорошенькая, как бумажная чашечка «Дикси», — сказал Вилли из окошка.

— Ты моя маленькая чашечка «Дикси», да? — спросил Рыжий и ласково похлопал малышку пальцем по носу.

Дитя захлопало в ладоши, что-то пискнуло и рассмеялось.

Вот так Обретту Орианну Белл окрестили Дикси.

Стоя в холле перед большим зеркалом, Анджела изучала свое отражение. Когда ей случалось вот так ненадолго остановиться и поглядеть на себя со стороны, она неизменно удивлялась. Она выглядела неухоженной, просто черт знает что! И при этом понимала, что не станет ничего делать, чтобы исправить ситуацию. Ей и без того было чем занять голову.

Ее шевелюра никогда не будет лежать волосок к волоску. Ее наряды никогда не будут выглядеть шикарно. Ей никогда не стать элегантной и изысканной. Ей никогда не стать Лидией Монтгомери.

— Ну и ладно, — сказала Анджела своему отражению, — оставайся как есть.

С подарком для младенца в одной руке и со здоровой сумкой, полной поношенных детских вещей, в другой она отправилась в гости к семейству Монтгомери. Не успела она дойти до их дома, как ее внимание привлекла клумба Лидии. Цветов видно не было, шпалера рухнула под гнетом сорняков.

Чувствуя, что за ней кто-то наблюдает, Анджела подняла взгляд на окна второго этажа. Там никого не было.

Дом был погружен в безмолвие, словно вымер. Гостья стукнула дверным молоточком о пластину. Когда домработница отворила дверь, изнутри пахнуло затхлостью и холодом.

— Пойду скажу миссис Монтгомери, что это вы, — заявила миссис Микс и бросила Анджелу одну в темной прихожей.

Помещение будто сошло со страниц глянцевого журнала. Ковер с восточными узорами выглядел так, будто по нему еще никто не ходил, мягкая мебель — будто на ней никто не сидел. Анджела наклонилась понюхать букет роз в вазе, и только тогда сообразила, что они шелковые. Весь дом был устроен по принципу: «любоваться можно, трогать руками — нет», в точности как сама Лидия.

— Миссис Монтгомери нездоровится, — сообщила миссис Микс, спустившись по витой лестнице. — Она сегодня никого не принимает.

А потом, заговорщицки глянув через плечо, домработница прижала палец к губам и жестом велела Анджеле следовать за ней.

— Разве детская внизу? — прошептала Анджела, идя за миссис Микс через холл.

— Доктор Монтгомери сам присматривает за мальчиком, — пояснила прислуга.

Когда миссис Микс отворила дверь, няня оторвалась от чтения библии. А при виде Анджелы машинально перекрестила горло.

Вручив подарки миссис Микс, Анджела направилась к ребенку. Склонив голову, заглянула в колыбельку. Мальчик ответил ей серьезным, сосредоточенным взглядом, как будто ждал ее прихода.

— Он никогда не плачет, — брякнула няня, словно ябедничая на младенца.

— Оратором ему не быть, — сказала Анджела.

Откинув одеяльце, она склонилась над малышом. У него было крепко сбитое крохотное тельце с толстенькими ручками и ножками. Протянув руку, Анджела положила ладонь ему на грудь. У него была теплая кожа, а его миниатюрная грудная клетка быстро вздымалась и опускалась под ее пальцами. Ощутив биение его сердца, Анджела ахнула и застыла, будто громом пораженная. Она почувствовала в тот миг всё то, что чувствует мать, будто этот карапуз появился на свет из ее собственной матки. Всего один вдох — и она была намертво пришита к мальчику, как лоскуток к стеганому одеялу. Аж дыхание перехватило.