Последнее слово за мной - Паула Уолл

— Т-тоже вот-вот накроется! — сказал он, имея в виду печь.

Про Буна и Лидию никак нельзя было сказать, что они занимаются любовью. Скорее это напоминало драку двух котов в мешке. Она извивалась и подпрыгивала, царапалась и кусалась, а Бун, стиснув зубы, делал свое дело.

В один прекрасный день они гремели бутылками в винном погребе, и в самом разгаре действа Лидия вдруг с шумом втянула воздух. Тело ее окаменело, а глаза расширились от изумления.

— Пусти меня! — заверещала она, отбиваясь. — Пусти сейчас же!

Но Бун продолжал стискивать Лидию изо всех сил, входя в нее так глубоко, как только мог.

— Тссс, — успокаивал он ее, почти укачивая. — Тише.

Дыхание ее участилось, она глядела на него, словно перепуганный ребенок.

— Иди ко мне, — шептал он, чувствуя, как ее лоно плотно сжимается вокруг него. — Вот так, иди ко мне.

Противореча собственным словам, он сам входил в нее. Голова Лидии запрокинулась назад, в теле словно не осталось костей. Когда она совсем обмякла, Бун налег на нее сверху.

— Скажи, что хочешь этого, — он ласкал ее грудь, целовал в губы. — Скажи, что хочешь.

— Да, — подтвердила Лидия. Она бы сейчас согласилась с чем угодно. — Да, я хочу.

— Скажи, что хочешь меня.

Лидия заглянула ему в лицо. Его глаза напоминали два бездонных черных омута, в которых запросто можно было утонуть.

— Да, — произнесла она. — Я хочу тебя.

И он стал продвигаться вперед, очень медленно, пока слезы не заструились по ее лицу, и их кожа не слилась в единое целое.

Глава 18

Вскоре их стало беспокоить, что соседи видят грузовичок Буна, вечно припаркованный у дома Монтгомери, и они начали встречаться в любых других местах. Они встречались у Желтого ручья, Бун расстилал на берегу кусок брезента, а потом они занимались любовью прямо в воде. Они назначали свидания на кладбище, Бун вскрывал замок на склепе Маннов и так придавливал Лидию к гранитной плите, что у нее на ягодице отпечатывалась красная, как клеймо, буква М. Они виделись в стинсоновском сарае для просушки табака, и волосы Лидии потом еще несколько дней пахли терпким дымом и табаком. В дождь они обходились его грузовичком: Бун рулил коленом, а правой рукой ласкал Лидию.

Тайные любовники — словно дети, которые верят: стоит им прикрыть глаза ладошками, и их никто не увидит. Даже если бы шериф не заметил машину Лидии, стоявшую на берегу реки рядом с грузовичком, а Бен Харрингтон не увидел, как они проскользнули в стинсоновский сарай, рано или поздно их бы все равно разоблачили.

— Что-то тебя давненько не видно в «Бедняках», — сказал Бен, насыпая в сумку медные прокладки — Бун покупал их для ремонта насоса у Стинсона.

— А я там давненько не бывал, — ответил Бун.

Остальные посетители скобяной лавки переглянулись и усмехнулись.

Но Буну Диксону все было нипочем. Теперь он прекрасно обходился без виски — он был пьян Лидией Монтгомери.

Про Лидию и Буна знал весь город. Весь, за исключением доктора Адама Монтгомери.

В Лидии появилась какая-то мечтательная томность. Щеки ее розовели, как дикие розы, в обрамлении завитков волос. Ее губы были теперь всегда приоткрыты, ей приходилось напоминать себе, что надо сдвигать колени поближе, когда сидишь. Поутру Лидия натягивала на себя какую-нибудь одежду лишь для того, чтобы позднее Бун ее раздел.

Любовь заразна, и Буну с Лидией удалось заразить чуть ли весь город.

Вилли пересчитывал в подсобке банки с кукурузой, и вдруг за спиной у него выросла Дот. Она что-то прошептала ему на ухо, и он отложил свой блокнот.

— А что бы подумали люди, если бы узнали то, что знают эти банки? — спросил он, расстегивая пуговицы на ее блузке.

Задрав ногу на бочку с салом, Дот отстегивала чулки от пояса.

— Наверное, согласились бы платить нам по доллару сверх обычного за каждый обед.

Глава 19

Может быть, это страсть сделала ее матку более гостеприимной. А может, женщина сама подсознательно этого желала. Но как бы там ни было, когда у Лидии случилась задержка, она не сомневалась, что носит под сердцем дитя Буна Диксона.

К ее собственному изумлению, ее захлестнуло радостное тепло и умиротворение, какого ей еще не доводилось испытывать. Она станет женой Буна и матерью его ребенка. Она научится готовить и шить, будет прибираться у него в доме. Она будет жить ради любви к нему, а он, в свою очередь, обеспечит ей спокойствие и счастье. Обо всем этом Лидия собиралась поведать Буну. Она села в машину и поехала в Стрингтаун, больше не тревожась о том, что ее могут увидеть.

Стрингтаун не из тех мест, которые можно найти на карте, однако все жители Липерс-Форка отлично знали, где пролегают его границы. Там было удобно жить, только если твое занятие предполагало частые визиты на свалку, железнодорожные пути и на реку — больше никаких достопримечательностей там не имелось. Зато природа красивая, что правда, то правда: скалистые выступы, плачущие родниками и поросшие папоротником и мхом. Но как раз из-за этих красот у местных жителей в кармане водилась вошь на аркане. Скалы были крутые, ни одного ровного местечка — даже коз выпасать негде, а если к голым каменистым склонам кое-где и приставало немножко почвы, она была настолько истощенной, что даже сорняки вяли.

Если по дороге на свалку из мусоровоза вываливался старый холодильник, сломанный стул или лысая шина, жители Липерс-Форка считали себя благотворителями. То, что в Липерс-Форке называлось мусором, в Стрингтауне ценилось на вес золота.

Но Лидия, лавируя между колдобинами на рыжей глинистой дороге, ничего этого не замечала. Она не замечала клубящегося над свалкой дыма и брошенных, обчищенных и ржавеющих на обочине машин. Не замечала пялившихся на нее как мышь на крупу босоногих и чумазых детишек в полинялых комбинезонах и доставшихся от старших сестренок платьях. Влюбленная женщина — что скаковая лошадь в шорах.

Увидев накорябанную на почтовом ящике надпись «Диксон», она свернула на узенькую дорожку. Гравий перешел в глину, глина — в грунт, а грунт — в траву. И когда впереди, наконец, замаячил дом Буна, шоры Лидии начали потихоньку сползать.

Старая развалюха оказалась меньше гаража при доме Монтгомери. Тут не было даже подъездной дороги, только вытоптанная в траве тропка. Лидия осторожно взошла по ступенькам, и вдруг ей прямо в ноги метнулась курица.

Женщина постучала в дверь, но никто не ответил. Она подергала за ручку, оказалось не заперто.

Стоило только распахнуть дверь, как в нос Лидии шибанул запах бедности: годы питания бобами и вареной капустой и застарелый пот. Она никогда прежде не сталкивалась с подобными ароматами, но сразу инстинктивно их узнала. С видом исследователя она не спеша прошлась по дому. Пожелтевшие вязаные салфеточки на ветхих стульях. На кухне печка, а рядом деревянный ящик с лучиной для растопки. На заднем крыльце ржавая машина для выжимки белья, тусклое зеркало на гвоздике и умывальник, а под ним эмалированный таз. Туалет на улице, в двадцати футах от крыльца. Шелковое покрывало на кровати протерлось до того, что сквозь него виднелось лоскутное одеяло. В гардеробе единственный костюм и единственный галстук, а внизу ботинки Буна — обе пары.

В прихожей на стенах развешаны семейные фотографии в рамках из магазина «Всё по 10 центов». Вот свадебный снимок. Папаша Буна, серьезный и темноволосый. Мать Буна, создание неземной красоты, с глазами, сверкающими как ртуть. Фото Буна в младенчестве: черные волосы, черные глаза. А вот дети, четверо мальчуганов выстроились в ряд. Семейный снимок с отцом Буна. Семейный снимок без него. Мать Буна: поседевшая, с иссохшим лицом и безжизненными, словно прах, глазами.

Лидия отпрянула. Покидая крохотный домик, она уже не видела ничего вокруг. Когда она вышла на крыльцо, шел дождь. Земля размокла и превратилась в красноватое месиво. Она уже было почти спустилась с крыльца, но вдруг остановилась. Склонив голову, она застыла в абсолютной неподвижности. Дождевая вода сбегала по лицу и капала с губ и подбородка. Лидия слушала, как ливень барабанит по ржавой жестяной крыше. Она медленно подняла голову и расправила плечи. Ее лицо утратило всякое выражение, а глаза приобрели холодный серый оттенок. Шагая к машине, она ни разу не обернулась.

Вернувшись из Стрингтауна, Лидия с удивлением обнаружила у себя на крыльце ожидавшую ее Джулию Мерсер из Бостона.

— Честно говоря, я и сама не знала, что заеду к вам, — Джулия откинулась на спинку белого плетенного кресла с таким видом, будто это она была здесь хозяйкой, а Лидия — гостьей. — В Бэньяне разразилась жуткая гроза, и Господь велел мне поискать укрытие.

Джулия не была красавицей, однако заставляла окружающих думать иначе. Она всегда одевалась, как в экспедицию: белая льняная рубашка с расстегнутым воротом и брюки цвета хаки. На собеседников она смотрела с самодовольной снисходительностью, так, будто находила их жизнь чрезвычайно занимательной штукой.