Бронзовое облако - Анна Данилова

В дверь постучали. Герман вздрогнул, как если бы он оставался в усадьбе один и не знал, что в ней находился еще один человек, живой человек, Дмитрий.

– Входи! – устало проговорил он. – Я же не женщина, чего ты стучишь?

Дмитрий вошел, в руках его были женские сумки, он бросил их на постель.

– Вот, нашел наконец. Мы слепые, что ли, были?! Наверху, в зале, возле окна столик, заваленный книгами, сумками, шалями, платками… Там же и телефоны, и все мертвые, как и их хозяева, без сим-карт. Больше того, я тебе скажу: там же, на столике, я обнаружил и обыкновенный телефон, но с перерезанным проводом. Если починить, то можно связаться с Москвой, да с кем угодно… Ты сможешь позвонить наконец своей жене…

– Она умерла, Дмитрий. Я вспомнил… Не смотри на меня так испуганно, пока еще я не вспомнил подробности, просто знаю, что ее нет в живых, а на душе у меня образовалась какая-то плесень… Это чувство вины. Она умерла из-за меня. Погибла! А как – не знаю… И на этот бал я приехал с куклой… Вместо Жени. Знаю, что кому-то что-то хотел доказать, что, мол, она жива или, наоборот, она мертва, вы все танцуете, а она мертва, и она никогда больше не сможет сыграть Шопена… Еще при мне были диски. Тоже откуда-то, из черных мрачных углов памяти, выпирает, пугает меня… Так можно и рехнуться… Ну что ты так на меня смотришь, хочешь узнать, не вспомнил ли я тебя? Пока еще нет, хотя понимаю, что ты заглянул на огонек не случайно, что и ты тоже был приглашен…

– Нет! – фальцетом вскричал Дмитрий, как если бы его обвинили в тяжком преступлении, которое он не совершал. – Нет! Я не был сюда приглашен, но приехал сам, потому что думал, что успею…

– Ты знал, что здесь произойдет?

– Не знал, но догадывался… Вот взгляни на эти сумки, мать их, на документы, водительские права, пудреницы, перчатки… Может, ты все же сам вспомнишь имена этих женщин?

Герман нехотя принялся вытряхивать на одеяло содержимое дамских сумочек, каждая из которых представляла собой произведение искусства: вышитые золотыми нитями, украшенные стразами…

– Одна, понятное дело, Закревская, но, судя по фотографии на водительском удостоверении, ее настоящее имя – Лариса, фамилия Савина. Где-то я уже слышал это имя. Вторая, та, что кухарка, – Елена Дмитриевна Юдина. Смотри, все с документами, а на документах фотографии, с их помощью мы хотя бы установим личности погибших… Симпатичная женщина, вот только в сумке бутылка коньяку, причем недорогого…

– Она и не богатая, если учитывать, что ее наняли сюда кухаркой, а не пригласили в качестве гостьи…

– Значит, посулили хорошие деньги…

– Знали, что она хорошо готовит… Но знали ли, что она любит выпить?

– Да какая разница?! Третья дама, здесь только визитка, – агент по недвижимости, фирма «Золотая изба», Екатерина Станиславовна Кислова… Стоп! Смотри, что написано на обороте…

Перевернув карточку, Герман увидел написанные жирно синими чернилами собственное имя и номер телефона.

– Похоже, я обращался к ней с каким-то вопросом, во всяком случае, был с ней знаком… Ты не знаешь, по какому поводу я с ней встречался? – Герман задал этот нелепый на первый взгляд вопрос нарочно, чтобы застигнуть Дмитрия врасплох, чтобы увидеть выражение его лица, зафиксировать растерянность, удивление и, быть может, даже страх.

– Я не знаю, – с каким-то виноватым видом ответил Дмитрий, пожав плечами, которые, как показалось Герману, стали отчего-то уже, слабее. – Правда не знаю.

– Не знаешь так не знаешь. Поехали дальше. Хотя какая из оставшихся двух женщин Кислова: та, что лежала наверху, в зале, или та, что собиралась переспать с мужиком с собачьим именем Бим? Постой, я должен заглянуть вот сюда, вот в это удостоверение… Слушай, у всех дам водительские права…

– Но это не говорит еще о том, что у них есть машины… – отчего-то поспешил добавить Дмитрий.

– Меня лично этот вопрос вообще не интересует – есть ли у них машины или нет. Меня интересуют личности, которые мы можем установить, лишь взглянув на фотографии… Вот, пожалуйста, Ирина Вячеславовна Васильева, назовем ее условно любовницей Бима. Значит, Кислова – это та, что лежала на ковре, в зале, в белом платье… Вот ведь и платье красивое купила, готовилась, собиралась, а на тебе, что нашла она на этом балу? Свою смерть. Вот за что могли убить риелторшу?

– Она могла не чисто работать, – предположил Дмитрий.

– Может, потом вспомню, расскажу тебе… Итак, что мы имеем? Постой, я сейчас все запишу, для порядка… Вот здесь и ручка, и блокнот имеются… У женщин же, сам говорил, в сумках чего только нет, целый мир… Кстати, все правильно: и колготки, и платки, и заколки, и даже зубные щетки! Ладно, оставим это для психологов… Итак. Пишем. Четыре женщины: Кислова, Васильева, Закревская, она же Савина, и кухарка Юдина. Вот такой вот букет. И мужики: Бим – раз, Сема, которого мы обнаружили в гараже, – два, парень из-под стола в зале, Сперанский, – три, и я, живой и относительно здоровый, – четыре. Ты – пятый, Дима. И пришел сюда без дамы. Как так можно? А приглашение у тебя имеется?

– Нет, – Дмитрий отошел к окну. – Откуда? А снег все идет и идет… Хорошо, что в доме есть еда, иначе мы бы с тобой погибли… А у тебя, кстати, это самое приглашение имеется?

Герман как-то нервно принялся похлопывать себя по карманам, что-то бормоча про себя, пока не извлек из кармана брюк смятый листок. Пока он рассматривал его, лицо его заметно осунулось. Он аккуратно расправил его, положив на постель, рядом со списком приглашенных на бал.

– Вот смотри… Тот же самый список. Только мужики вначале. И почерк не мой. Наверху заголовок: «Разослать приглашения на бал». И двоеточие.

Дмитрий неожиданно резко бросился к нему и вырвал из рук записку, быстро пробежал глазами и, скомкав, сунул в карман.

– Забудь о нем. Забудь, и все!

– Но что все это значит, черт возьми?! Ведь ты же что-то знаешь! Я вижу, чувствую, да ты и ведешь себя как человек, которому известно гораздо больше… Может, я, конечно, чего-то и не понимаю, но мне все представляется так… Два идиота ходят по дому, в котором произошло семь убийств, и вместо того, чтобы разобраться во всем этом дерьме, играют друг с другом в прятки…

– Но это же у тебя память отшибло, а не у меня… И если я в чем-то и виноват, так это в том, что опоздал… На несколько часов, понимаешь?! И никогда себе этого не прощу!

– Что это за фраза, куда ты опоздал? Опоздал на бал, на котором могли пристрелить и тебя? Или что? Что мне сделать, чтобы ты мне хотя бы что-нибудь объяснил? Но больше всего меня, как ты понимаешь, интересует моя жена. Где она? Что с ней? И почему я помню лишь то, как кружусь в до-диез-минорном шопеновском вальсе с куклой в обнимку? Я что, свихнулся? Сергей, ну что ты молчишь, я же узнал тебя, ты же Сергей Северцев, ты же мой друг, которого я не видел сто лет… Расскажи мне, что произошло со всеми нами? Неужели у меня такая же амнезия, как у всех тех психов, которыми постепенно наводняется вся наша страна? Что это за болезнь такая? И как долго я нахожусь в беспамятстве?

– Думаю, не больше суток.

– Всего лишь? Это меняет дело. Слава тебе, господи, что я еще не безвозвратно потерян для общества… Так, может, ты мне что-то объяснишь?

– Ты прочитал книгу до конца?

– Нет.

– Почему?

– А ты не понимаешь? Сначала эти твои дурацкие намеки на то, что Женьки больше нет, потом эта странная книга, конец которой предопределен, иначе мы бы не говорили с тобой здесь, в этом ужасном месте, среди трупов… Я не хочу читать эту книгу, я не могу ее читать…

– Ты трус, но я могу тебя понять. Да, ты прав. Книга заканчивается довольно мрачно. Трагически. Но я, в отличие от тебя, ее все же прочитал. Как только вернулся в Москву. И не столько из любопытства, сколько из желания узнать, что же действительно стало с твоей женой, которую ты бросил, предал…

– За это можно и по морде схлопотать… – задрожал Герман. – Что ты такое говоришь?!

– Но разве не по твоей вине с ней произошло то, что произошло?

– Хорошо, ты не хочешь говорить мне о том, что я сделал, как предал свою жену… Но расскажи мне тогда, что сделал ты для нее, когда меня не было? Ты или твоя жена? Вы же не чужие мне люди!

– Ну, во-первых, мою жену ты не приплетай. Она вообще не в курсе, да и с Женькой-то была знакома понаслышке. Я вообще делал все так, чтобы они как можно дольше не были знакомы друг с другом. Моей Маше не понравилось бы, что Женя сидит под домашним арестом…

– Неправда! Она всегда была свободна, и тот образ жизни, что мы вели, нам нравился…

– Это тебе он нравился, тебя устраивало, что твоя жена все время находится дома, никуда не выходит, разве что в магазин, ни с кем не встречается, не дружит, что она, как верный цепной пес, сидит дома и охраняет твое богатство. Женя была для тебя просто идеальной женой. К тому же она была верна тебе, никогда не изменяла. Она любила тебя, Герман…

– Я не знаю, что с ней и где она, но, будь она здесь сейчас, она бы ответила тебе, объяснила бы, что она – не пес цепной, что ей нравился этот образ жизни… И ходила она куда ей вздумается, ездила на машине, она прекрасно водит машину, кстати…