Родная кровь - Чеви Стивенс

Статью о Саманте, симпатичной девятнадцатилетней блондинке, которая поехала в лес в кемпинг со своим парнем. Ее рука была сломана в трех местах от падения, а когда она бежала по лесу, сучок распорол ей щеку. Кемпинговый Убийца натянул футболку Саманте на лицо, изнасиловал и задушил ее. У меня когда-то была точно такая же футболка…

Статью об Эрин, брюнетке, которая обожала играть в софтбол. Она отправилась в кемпинг одна, и ее тело нашли через две недели после исчезновения. Чей-то пес принес ее руку к костру, а его владельцы в этот момент жарили маршмэллоу. Полиции пришлось использовать записи дантиста, чтобы установить ее личность, потому что до тела успели добраться животные.

Хуже всего мне приходится ночью. Я брожу по дому, смотрю телевизор, слушаю тиканье часов. Я принимаю ванну или душ, пью теплое молоко, лежу на кровати у Элли, гладя малышку по голове. Если Эван дома, я прижимаюсь к нему покрепче, стараясь дышать с ним в такт, представляю себе нашу будущую свадьбу. Но все тщетно.

Когда я не читаю статьи о Джоне, то просматриваю все, что связано с другими серийными убийцами: Эд Кемпер, Тед Банди, Альберт Фиш, Убийца с Грин-Ривер, Ден Рейдер, Душитель с Холмов, Зодиак, Роберт Пиктон и Клиффорд Олсон и многие другие. Я изучаю их модели поведения, то, что вызывает у них срывы, изучаю их жертв, каждую подробность их чудовищных преступлений. Кроме того, я читаю книги, написанные психологами для сотрудников ФБР. Я сравниваю теории и аргументы относительно того, что делает человека маньяком. Он психопат от рождения? Это психическое заболевание? Гормональный сбой? Психологическая травма в детстве?

Я читаю эти записи, пока не проваливаюсь в сон, и тогда мне снятся кошмары. Женщины падают с трамплинов для прыжков в воду и разбиваются о тротуар. Или бегут по полям, усыпанным битым стеклом. Я слышу их крики. Слышу, как они умоляют меня остановиться, не преследовать их. В моих кошмарах они всегда убегают от меня.

Сеанс седьмой

В пятницу у меня был день рождения, но настроения праздновать не было. Эван изо всех сил пытался подбодрить меня. Видимо, они с Элли ходили за покупками – она подарила мне очаровательный зеленый кардиган из кашемира, а Эван побаловал меня новым горным велосипедом. Конечно, я сделала вид, что радуюсь их подаркам, впихнула в себя три кусочка пиццы, которую они приготовили, и, сидя с ними у телевизора, смеялась тогда, когда было нужно. Но думала я только о Джулии. Когда я была маленькая, в свой день рождения я часто думала о том, что сейчас делает моя настоящая мама. Думала, помнит ли она вообще этот день. Теперь же мне не дают покоя мысли о том, что все эти годы, пока я праздновала, Джулия с болью вспоминала, как выталкивала меня из своего тела. Как впускала в свое тело Джона.

Когда мне впервые дали на руки Элли, я сразу поняла, что никогда не откажусь от своего ребенка. Я так боялась, что стану плохой матерью, боялась, что все испорчу, но когда ее пальчики легли на мою руку, меня переполнило светлое чувство любви. После родов я все время оберегала Элли, ревниво следила за тем, кто берет ее на руки, и тут же прижимала ее к себе, если она начинала плакать. Быть матерью-одиночкой непросто. Денег не хватало, и мне приходилось таскать Элли с собой в мастерскую, но мне нравилось, что мы с ней всегда рядом. Что мы вдвоем противостоим этому жестокому миру. До появления Элли мне казалось, что у меня нет корней. Когда меня одолевала депрессия, я думала, что никто не заплачет по мне, если я умру. Но когда появилась Элли… Я обрела того, кто любил меня. Кому я была нужна.

Она так быстро растет. Миновали те дни, когда мы играли в ладушки и потешки. Я не хочу пропустить ни одного мгновения из ее жизни. Не хочу отвлекаться, когда она рассказывает мне о своей учительнице, миссис Холли, которая стала ее идолом – у Холли длинные светлые волосы, и она умеет танцевать чечетку. Я хочу быть рядом, когда Олешка съест очередного жука. Хочу быть рядом, когда она поет песенки из «Ханны Монтаны».

Вечером мне не хочется укладывать ее спать, а утром отводить в школу. Но я боюсь, что Джон позвонит и услышит ее голос.

Нам удалось остановить распространение информации о Джулии в СМИ, потому что ничего так и не подтвердилось, но люди до сих пор сплетничают. Надеюсь, это прекратится до того, как сплетни дойдут до Элли или кого-то из ее друзей. Я постоянно спрашиваю, как у нее дела в школе. Похоже, ничего не изменилось. Но что, если это выплывет позже, когда она будет подростком? И если правда выйдет наружу, то как люди будут относиться к Элли, зная, кем был ее дед? Вдруг они будут бояться ее?

Я наблюдаю за тем, как она играет с другими детьми, как возится с Олешкой, и все то, что казалось частью ее характера, теперь пугает меня. Иногда она злится, краснеет, руки сжимаются в кулачки. Когда Элли огорчена или устала, она может начать драться или кусаться. Это нормальное поведение для шестилетней девочки, способ справляться с переполняющими ее эмоциями или что-то более серьезное?

Иногда я смотрю в зеркало, изучаю свои черты и думаю о человеке, который разделяет их со мной. Что у нас еще общего?

Сегодня утром я поняла, почему мне снятся убегающие от меня женщины, почему меня так пугают все эти книги о серийных убийцах. Когда я читаю их, то узнаю в маньяках себя. Серийные убийцы склонны жить в мире фантазий – всю свою жизнь я любила помечтать. Они страдают от синдрома навязчивых действий – когда я занимаюсь чем-то, весь мир словно исчезает. Для маньяков характерны перепады настроения, депрессии, вспышки ярости – для меня тоже. Они стараются держаться особняком – я всегда была одиночкой, мне нравилось, что в моей жизни есть только Элли и работа. Мне никогда не хотелось кого-то убить, и, насколько я знаю, склонность к серийным убийствам не наследуется, но иногда, когда я злилась, я била посуду, толкалась, бросала все, что подвернется под руку. Меня преследовали мысли о том, как я врезаюсь на машине в стену, как режу себя. Много ли понадобится времени, чтобы эта ярость обратилась вовне?

Конечно же, мне легко списывать все свои недостатки на плохую наследственность. Как вы говорили, откуда мне знать, что они не появились из-за того, что я росла в приемной семье? Или же я могла унаследовать эти черты характера от Джулии. Мне никогда не узнать этого, потому что она не хочет со мной общаться и не даст мне выяснить это.

Как сказал Рейнолдс, Джулия подтвердила, что это ее сережки. Зная, как меня взбудоражил их вид, могу представить, каково пришлось ей. Жаль, что я не могу поговорить с ней. Один раз я даже взяла в руки телефон, собираясь позвонить, но так и не решилась.

В субботу утром Эван уехал. Он предвкушает новое задание – из США на рыбалку должна приехать большая группа туристов. Но в то же время он боится оставлять меня одну. Эван просил меня перестать читать книги о серийных убийцах, но я просто не могу удержаться. Я должна найти какую-то зацепку, должна понять, как мне остановить Джона.

В последнее время я все чаще чувствую усталость. И не сонливость, а какую-то взвинченность. Вечерами я брожу по комнате, мечусь от окна к окну, ожидая, что зазвонит телефон.

Джон позвонил в понедельник. Я сидела у окна спальни, глядя, как Элли играет с Олешкой во дворе. У них был такой счастливый вид. Я думала о том, что раньше и я была счастлива.

В кармане зазвонил телефон. Номер я не узнала, но поняла, что это Джон.

– Привет, Сара, – радостно сказал он.

– Джон… – Во рту у меня пересохло, горло сжалось.

Я знала, что полиция установила прослушку на мой мобильный, но от этого спокойнее не становилось.

– Ну, – кашлянул он, – как продвигается твой бизнес? Тебе нравится делать мебель?

– Я не делаю мебель, я ее восстанавливаю.

Макбрайд советовала быть поприветливее, но сейчас мне трудно было оставаться в рамках вежливости. На кухне завозилась Элли, и сердце болезненно застучало в груди. «Пожалуйста, оставайся там. Пожалуйста!»

– Я уверен, что ты могла бы делать мебель, если бы захотела.

Элли поднималась по лестнице, болтая с Олешкой.

Я подошла к двери.

– Мне и так нравится моя работа.

– Мамочка, Олешка хочет кушать, и…

Элли была уже в дверном проеме.

Я жестом попросила ее помолчать.

– Что тебе в ней нравится больше всего? – спросил Джон.

– Пойдем готовить? – не унималась Элли.

Я строго посмотрела на нее и указала на лестницу, одними губами произнеся: «Я говорю по телефону».

– Но ты же обещала…

Я закрыла дверь и заперла ее на ключ. Элли принялась барабанить кулачками по двери.

– Мама! – кричала она.

Прикрыв трубку рукой, я отбежала в дальний угол комнаты.

– Что там у тебя за шум?

«Черт, черт, черт!»

– Я хотела выключить телевизор и случайно увеличила громкость.

Элли все барабанила в дверь.