Артур Шопенгауэр - Философ германского эллинизма - Патрик Гардинер

114

Подобные рассуждения могут пролить свет на другое, prima facie, несколько загадочное замечание, которое делает Шопенгауэр в этой связи, когда утверждает, что "объекты существуют для меня" ("Fur mich sind Objekte"), что, по сути, означает, что я есть субъект, что, в свою очередь, эквивалентно "Я знаю" (ЧК, 41).

Те утверждения, в которых говорится о существовании, например объектов или свойств, - в общем и без дальнейшей спецификации - создают значительные трудности, когда мы хотим применить их как утверждения для описания конкретного содержания мира или его характеристики. С другой стороны, поскольку они особым образом предполагают универсальные категории или "формальные понятия", то кажется невозможным рассматривать их по сути схожими с конкретным эмпирическим утверждением, содержащим определенные "описательные" понятия, например: "Жирафы существуют", но также было бы чрезвычайно парадоксально считать их бессмысленными, хотя бы только потому, что мы намерены признать их очевидно (почти очевидно) истинными. Как же в данном случае их объяснить?

Одним из подходов может быть рассмотрение утверждений о существовании объектов как частично относящихся, хотя и достаточно странным образом, к основной структуре понятийной схемы, которую мы используем для характеристики нашего опыта и для общения друг с другом; при таком объяснении любой, кто принимает участие в обсуждении существования объектов, как таковых, фактически усомнится в пригодности или, вероятнее, в пользе той схемы, которую мы обычно используем. Примерно таким же образом мы можем понять, что имел в виду Шопенгауэр в приведенной выше цитате, утверждая, что если мы говорим в общем о каких-либо существующих объектах, которые связаны с нами, тогда то, что мы говорим о них, должно иметь понятное объяснение в нашем мозгу и которое мы, как "носители субъекта", соотносим с нашим опытом.

115

И именно здесь, можно сказать, лежит суть его понимания мира как идеи или представления, основание его настойчивости в отношении необходимости взаимозависимости субъекта и объекта. Всем известно, что, выражая свои взгляды, он широко использует метафоры и парадоксы; всем известно также, что многое из того, что он выражает таким образом, вызывает значительные трудности для понимания. Но тем не менее, это не должно помешать нам распознать те, я полагаю, фундаментальные понятия, которые подчеркиваются этими средствами выражения. Природа, ее устройство, которое мы называем "объективной реальностью", - их нельзя постичь без усилий или "вычитать", познать, пассивно созерцая то, что "лежит перед нами".

Напротив, мы должны понять, что только мы сами устанавливаем степень объективности или субъективности, реальности и нереальности, которую мы подразумеваем в наших суждениях о том, что мы знаем, и только мы диктуем условия обоснованных объяснений и умозаключений, с помощью которых мы вразумительно выражаем наш опыт и знания; и все наше обычное знание и общение опирается на всеобщее использование и признание такого критерия. Более того, в связи с этим необходимо признать, что обычное понятие о себе как о "познающих субъектах" не может быть понято и осмыслено без признания его зависимости от коррелятивной концепции мира, организованного в пространстве и времени, мира, состоящего из различимых вещей и событий, в котором мы, с феноменальной точки зрения, выступаем как особые объекты.

116

Если же мы не учтем это соображение, то придем к распространенной ошибке всех теорий познания, в которых индивидуальный мыслящий субъект признается независимой самодостаточной сущностью, либо полагается, что сущность этого существа заключается в способности рассуждать чисто логически, либо, напротив, считается, что она имеет способность только понимать и координировать последовательность простых "идей", или "образов", или ощущений такого рода, на которые в XVIII веке ссылались эмпирики, например Кондильяк, когда говорили о "преображении души".

Время, пространство и причинность

Согласно Шопенгауэру, структура, в соответствии с которой мы всегда постигаем наш опыт, полностью обусловлена законом достаточного основания. И на первый взгляд это может показаться удивительным. Поскольку необходимо помнить, что когда мы впервые говорили об этом законе, то представляли его как закон, позволяющий нам повсюду искать и требовать выяснения интересующей нас причины, которая зависит от определенной ситуации и от той сферы, которую мы исследуем. Но в таком случае может оказаться непонятным, каким образом этот закон связан с теми проблемами, о которых мы говорили в предыдущей части, когда рассматривали условия и структуру нашего знания о мире. Возможно допустить, что все же существует некоторая связь между причинностью (рассматриваемой "как одна из форм, принадлежащих субъекту"), с одной стороны, и законом достаточного основания - с другой, поскольку Шопенгауэр в одном из определений закона указывает на то, что именно этот закон позволяет нам искать причинного объяснения явлений.

117

Но совсем по-иному обстоит дело с двумя другими основополагающими понятиями, которые он упоминает в связи с объективной реальностью, понятиями пространства и времени. Возможен вопрос, каким образом наше знание пространственных и временных связей может быть рассмотрено как конкретный случай применения закона? Ведь может показаться, что нет ничего общего между предполагаемой причиной и объяснением нашего представления о времени и пространстве. Но на этом трудности не кончаются. Закон достаточного основания описывается также как охватывающий логическое и аналитическое рассуждение вместе с методами, посредством которых возможно подтверждать и обосновывать утверждения. Но если это так, то, исходя из представления закона с точки зрения поиска причинности во всем, это слишком узкая трактовка его значения, и он не сможет исполнить свою роль; если же исходить из последнего его понимания, то рамки слишком широки.

Сначала рассмотрим закон с последней точки зрения. Несмотря на то что Шопенгауэр характеризует пространство, время и причинность как неотъемлемые категории, играющие незаменимую роль в упорядочении нашего опыта, он не считал, что структура нашего знания в целом может быть адекватно охарактеризована ссылкой только на одни эти категории. Грубо говоря, так происходит потому, что наше обыденное познание не ограничено знанием чисто перцептуального и сенсорного характера, но в нем содержится также то, что Шопенгауэр называет "абстрактным знанием", в основе которого лежат представления. "Представления, - писал он, - составляют особый класс мыслимых объектов, то есть образов, существующих только в уме человека, в его воображении, и коренным образом отличающихся от тех образов, которые мы воспринимаем с помощью органов чувств" (том I), причем субъективным "коррелятом" этих идей является "причина", аналогично тому как субъективными коррелятами чувственных форм считаются "чувственность" и "разум". В области такого знания закон достаточного основания соответственно имеет особого рода применение. Что имеет в виду Шопенгауэр, говоря об этом и об "абстрактном", или дискурсивном, мышлении в общем, рассмотрим немного ниже.

118

А сейчас давайте более внимательно разберемся, как понимает Шопенгауэр пространство и время. Пространство и время всегда были источником известных философских затруднений. С одной стороны, кажется, будто они сущностно принадлежат всякому опыту объективной реальности: разве возможно вообразить существование мира вне времени и вне пространства? С другой стороны, кажется исключительно трудным дать приемлемый анализ таких всеохватывающих свойств опыта. Например, можем ли мы рассматривать "пространство" как некий общий термин, означающий "вселенная", в отношении к которой отдельные пространства - частные случаи? Нет, это невозможно, так как (как заметил Кант) отдельные пространства связаны с пространством в общем, скорее как части целого, а не так, как упомянуто выше.

Опять же, мы могли бы подумать о временных и пространственных характеристиках как о познаваемых свойствах, которые наряду с другими свойствами принадлежат самостоятельно существующим вещам; и эти характеристики можно эмпирически определить и "абстрагировать", таким образом сформировав понятия пространства и времени, обращаясь к данным нашего опыта. Но разве само понятие или представление какой-либо вещи уже не предполагает понимание существования определенных пространственно-временных отноше

119

ний и местоположения? Таким образом, Шопенгауэр подчеркивает, что пространство - это то, "без чего ничто существующее не может быть, кроме как не быть вообще", и далее он доказывает, что хотя мы способны "прекратить мыслить" обо всем, что существует в пространстве и времени, но мы не можем поступить таким же образом с самим пространством и временем - "рука может выпустить все, кроме самой себя" (том II).