Безумие на двоих (СИ) - Гранд Алекса

Отвечаю поджавшей губы Сашке невозмутимо и на всякий случай проверяю блокировку дверей. Не хочу, чтобы она выпрыгивала из тачки на ходу. Не хочу ловить ее в толпе спешащих куда-то людей. Не хочу…

Хочу вот так неторопливо выжимать газ, лавировать в потоке разноцветных автомобилей и выпить с ней капучино с миндальным сиропом до занятий впервые хочу.

Кивнув своим выкладкам и смирившись с тем, что я неуравновешенный дебил с маниакально-депрессивным психозом, я резко торможу, швыряя машину в двух кварталах от универа. Делаю глубокий вдох и тщательно маскирую совсем не присущую мне робость.

– Давай прогуляем пару?

Нарочно не смотрю на отстегивающую ремень Александру, потому что банально боюсь в ней потеряться. Меня итак колошматит от растущего притяжения, прошивает лихорадочной дрожью, отчего приходится сильнее сжимать ни в чем не повинный руль.

– Давай…

После небольшой паузы соглашается Баринова и выглядит такой удивленно-растерянной, что я невольно тянусь к ней и веду ладонью по щеке. Бормочу что-то бессмысленно-несущественное и иду открывать для девчонки дверь. Помогаю ей выбраться из салона, переплетаю наши пальцы и думаю, что этот день не может стать лучше.

Он и не становится.

В кофейне мы сталкиваемся с Шаровой, которую я упорно болтил с той самой вечеринки у нее дома. И я безошибочно определяю, что королева потока, уязвленная в своих лучших чувствах, горит непреодолимым желанием высказать кучу гадостей если не мне, то моей спутнице.

– Далеко пойдешь, Баринова. Пересела от богатенького папика на шею молодому мажору?

– Настя! – гаркаю так, что у самого уши закладывает, а растерянная Сашка теснее жмется к моему плечу.

– Что, Настя?

– Сделай одолжение – заткнись! И не лезь в это больше. Саша – моя сестра. Сводная. В универ ее привозил мой отец.

Глава 20

Саша

Сестра... Сводная...

Гудит в голове набатом. Укутывает теплым покрывалом, от которого начинают согреваться заледеневшие конечности.

Это сейчас Мот Настю заткнул? Ради меня? Защитил?

Хочется прочистить уши на всякий случай и глаза протереть. Мне не послышалось?

Не спрашиваю ничего. Не уточняю. Только теснее прижимаюсь к Зимину, вдыхаю терпкие ноты его древесного парфюма. А еще испытываю упоительное умиротворение. Как будто под майским солнцем греюсь. Или качаюсь на заботливых морских волнах. Или...

– Свали с прохода.

Матвей совсем невежливо командует хлопающей длиннющими ресницами Шаровой и, освободив пространство, утаскивает меня вглубь кофейни. Усаживает на мягкий диванчик и сам падает напротив, раскрывая глянцевое меню с безумно красивыми фотографиями разнообразных десертов и целой кучей манящих напитков.

А я? А я разом теряю все слова и никак не могу отделаться от мысли, что нахожусь в какой-то иной параллельной реальности. Где Мот напоминает того парня, с которым я познакомилась в клубе на посвяте.

– Спасибо.

– За что?

Я не сразу соображаю, что ответить, теряясь под немигающим пристальным взглядом бесстыжих темно-карих глаз. Сглатываю нервно и не нахожу ничего, лучше, чем выпалить неопределенное.

– За все.

И в этот момент от неловкости меня спасает вежливая официантка в кипенно-белой рубашке и черных брюках, расставляющая перед нами заказ из двух капучино с миндальным сиропом, сэндвичей с лососем и сливочным сыром и ежевичных эклеров. Так что уткнуться носом в тарелку, пока румянец заливает щеки, кажется куда более безопасным, чем продолжать играть с Матвеем в гляделки.

И я старательно делаю вид, что уделяю все внимание содержимому пузатой кремовой кружки, а не изучаю, как ест Зимин. С чувством, толком, расстановкой отламывает кусочки хрустящего хлеба и неторопливо отправляет их в рот.

Так что за этим увлекательным занятием я не замечаю, как подходит к концу наш спонтанный завтрак, и даже испытываю нечто, похожее на разочарование, когда Мот расплачивается по счету и подает мне руку, помогая подняться.

И я с опаской вкладываю в его горячую ладонь свои пальцы и не могу не дернуться, потому что разряды тока снова гуляют по моему телу и туманят разум. И я отчаянно не хочу сейчас волочиться в универ, мечтая о том, чтобы продлить не имеющую право на существование близость.

– А давай сегодня вообще все прогуляем?

Будто прочитав мои мысли, подмигивает Матвей, и я с радостью принимаю его предложение. Сгорая от нетерпения, несусь к припаркованной неподалеку машине и замираю, когда сводный брат вроде бы не нарочно касается моего бедра. Он просто включал передачу, Саша… Просто…

С тихим свистом я прикрываю веки и позволяю себе раствориться в будоражащих кровь ощущениях. Волнение смешивается с предвкушением и заставляет воспаленное воображение рисовать непозволительные картинки. Пошлые, развратные, жаркие.

Интересно, что бы сказал, Мот, если бы…

– Приехали!

Ухмыльнувшись, сообщает Зимин и вынуждает меня возвращаться на бренную землю. Ставит авто на сигнализацию, когда мы выбираемся наружу, и набрасывает мне на плечи спортивную куртку, стараясь уберечь от порывов пронизывающего ветра, ерошащего наши волосы. А я до дрожи в коленях боюсь спросить, что переменилось в его ко мне отношении.

– Раньше мы часто бывали здесь с родителями…

С едва уловимой грустью роняет Матвей, и я, подчиняясь инстинктам, догоняю его и утыкаюсь носом между лопаток, обвивая руками за талию. Отчего-то верится, что теперь я не чужая для этого противоречивого колючего парня, которого мне вдруг хочется заслонить собой от недружелюбного мира.

И я заслоняю. Пусть на короткое время, на несколько жалких секунд. Пытаюсь поделиться своим теплом через слои разделяющей нас одежды. Не двигаюсь, не дышу и больше всего на свете боюсь, что Зимин меня оттолкнет.

Но он не спешит разрывать наш контакт. Отрешенно накрывает мои пальцы своими и сильно сжимает. Не говорит ничего. Не произносит больше ни одного слова за весь вечер. Но мне достаточно мостов, что между нами протягиваются.

Мы бродим по полупустым аллеям в щемящем молчании, греемся у небольшого ларька, вливая в себя по второму стаканчику ядреного черного кофе, и без особого энтузиазма возвращаемся домой. Потому что там простирающаяся между нами магия исчезает, распадается на крупицы, превращается в дым.

Там мне нужно в сотый раз убеждать маму, что ее свадебный наряд идеален и церемония обязательно пройдет как по маслу. Там Матвею нужно по десятому кругу отгладить висящую в шкафу рубашку. И там не стоит искать предлог, чтобы заглянуть в соседнюю комнату.

Запрещено, Саша. Табу.

Твержу монотонно и сама не замечаю, как проваливаюсь в сон, обнимая подушку. Всю ночь за кем-то бегу и открываю глаза совершенно измотанная. Надеюсь набраться бодрости у Мота, но и здесь меня ждет облом. Ни свет ни заря Зимин укатил в автомастерскую, и ни на какие пары не собирается.

Я же не могу позволить себе пропустить занятия. У меня по-прежнему висят несданные хвосты, я задолжала суровой Инге Аркадьевне доклад, и никто меня перед ней отмазывать не будет. Так что я пинками заталкиваю свое сонное тело в такси и ненадолго забываю, что в альма матер меня ждет тот еще серпентарий.

– Где цербера своего потеряла, Баринова?

Уперев кулаки в бока, цедит сквозь зубы Шарова, поправляя кашемировый шарф на тонкой шее, а я зависаю.

Цербер. Агрессивный строптивый пес, охраняющий царство мертвых. Наверное, лучше и не скажешь.

– Твое какое дело?

Не знаю, откуда черпаю храбрость, но больше не тушуюсь рядом с королевой потока. Не думаю, что ее ноги длиннее, волосы гуще, а шмотки – брендовее моих. Сейчас она обыкновенная девчонка, которую больше не выбирает самый популярный парень на курсе. Как-то так.

Может быть, странно, но с этим открытием мир обретает иные тона. Ярче начинают светить лампочки под потолком, дружелюбнее – улыбаться снующие туда-сюда студенты, и я совсем уже не удивляюсь, когда за парту рядом со мной опускается Крестовский. Делится ароматным жасминовым чаем в картонном стаканчике и благодушно подсовывает хрустящий пирожок с вишневой начинкой.