Безумие на двоих (СИ) - Гранд Алекса

– Мот, да ты оборзел!

– Нет, – упорно испытывает чужое терпение Зимин, рассеянно поглаживая мое запястье. – Это. Ты. Всем. Мешаешь. Займи уже свое место.

Выдав двусмысленное, кривовато ухмыляется Матвей и кивком подбородка указывает на нижние ряды, откуда Латыпову руками размахивает счастливый Крестовский.

– Ты пожалеешь, урод.

– Обязательно.

Напоследок парни обмениваются весьма банальными репликами, и Илья все-таки удаляется, гордо расправив плечи. И я, в общем-то, поддерживаю его решение не развязывать драку в переполненном посетителями кинозале.

Остаток фильма мы со сводным братом досматриваем в гробовой тишине, не нарушаемой ни единым звуком. Правда, в сюжет я все равно не могу вникнуть, на репите кручу засевшие в голове фразы и с радостью встречаю ползущие по экрану титры.

Оставляю попкорн с колой нетронутыми, прячу руки в карманы и мучительно медленно продвигаюсь наравне с Мотом, мечтая об одном. Попасть домой, закинуть одежду в стирку, забраться в ванну и долго-долго смывать с себя этот день.

С такими мыслями спустя какое-то время я выплываю в холл вместе с бурлящим людским потоком, щурюсь от ослепляющего света и торопливо направляюсь на улицу. Рассчитываю отделиться от сводного брата и вызвать такси, только у провидения на меня явно иные планы.

– Поехали, Саша?

Неожиданный вопрос прилетает прямо мне в лоб, и я с трудом скрываю удивление, примеряя беспечную маску. Надо же, Латыпов не психанул, не укатил никуда и теперь терпеливо ждет в паре метров от вращающихся стеклянных дверей, выпускающих нас с Матвеем наружу. И все бы ничего, но у меня складывается стойкое ощущение, что причина вовсе не во мне, а в их с Зиминым негласной борьбе за лидерство.

А я вряд ли хочу играть роль чьего-то трофея…

– Мы сами ее отвезем. Да, Крест? – роняет Мот через плечо и собственническим жестом задвигает меня за спину, лишая права голоса, как какую-то вещь.

Глава 19

Мот

Не знаю, почему так ведет. До ломоты в суставах скручивает.

Зачем сиганул в тачку и погнал сюда за Бариновой? Черт его… Кретин, наверное.

Чувства обострены до предела. Слышу, как Сашка между лопаток мне дышит. Сопит, как маленький рассерженный ежик, но сохраняет молчание.

Правильно. Если и она сейчас подольет керосина в мое пожарище, ни хрена хорошего из этого всего не получится. Кто-то точно отсюда целым не уйдет. Отправится в больничку в карете скорой помощи.

– Мы. Сами. Ее. Отвезем.

Чеканю слетающие гранатами с языка слова и ощущаю немую поддержку Крестовского. Этот не предаст, глотку за меня перегрызет. Как и я за него.

Игнат только с виду мирный и безобидный. А я-то не раз наблюдал, как он на боях без правил с одной вертушки соперников вырубал. Эффектно так, с оттяжкой, с кайфом. Уверен, он бы и меня вынес, если б мы с ним по разные стороны баррикад были.

– А если Александра с вами не хочет?

Не отступает Латыпов, скрещивая руки на груди, а я начинаю по новой закипать. Смакую привкус железа во рту, но все-таки умудряюсь выцедить сквозь зубы.

– Саш, хочешь с нами?

– Хочу.

Баринова шелестит тише стука моего сердца, бухающего в горле, но ее согласие звучит для нас грохотом. Не глупая девочка. Поняла, скорее всего, что любой другой ответ вылился бы лужей крови на влажный после прошедшего дождя асфальт.

Мы все молчим минуты две. А превратившиеся в резину секунды отбойным молотком долбят по вискам. Каждый гоняет по кругу разрозненные мысли, рассматривает варианты, просчитывает последствия. Как ни странно, Саня первой ломает гнетущую тишину, снижая градус накалившейся обстановки.

– До встречи в универе, Илья.

На этом наш спор скоротечно затухает, и я не трачу время на то, чтобы дождаться какой-нибудь реплики от баскетболиста. Приобнимаю сводную сестру за плечи и уверенно веду к припаркованной неподалеку бэхе, чтобы затолкать девчонку на заднее сидение и самому прыгнуть за руль.

– Латыпов – не лучшая для тебя компания, Саша.

– А кто лучшая? Ты?

Прицельным выстрелом бьет мне в затылок Александра и мгновенно осекается, потому что в салон ныряет взъерошенный Крестовский и проводит пятерней по зачесанной набок густой шевелюре.

– Домой забросишь?

– Угу.

Выдыхаю раздраженно и топлю педаль газа в пол, оставляя невысказанные претензии при себе. По сути, не имею никакого морального права запрещать Бариновой с кем-то общаться, но меня вряд ли парят формальные аспекты этого вопроса.

Сына мебельного магната не должно быть в радиусе пятисот метров от нее. Точка.

По дороге к жилому комплексу, где Игнату снимают квартиру родители, меня раскачивает на таких эмоциональных качелях, которым может позавидовать самый отъявленный адреналинщик. Швыряет от состояния полного пофига в режим бешенства и обратно, и я далеко не сразу фиксирую страх, плещущийся в выразительных васильковых глазищах сводной сестры.

Пялюсь в зеркало заднего вида пристально и недюжинным усилием воли привожу себя в порядок. Снижаю набранную скорость, перестаю шашковать и доставляю нас всех в целости и сохранности к промежуточной точке поездки.

– Спасибо, бро. До завтра.

– Давай.

Прощаюсь с исчезающим за воротами Крестом и не спешу стартовать. Катаю во рту пока еще не выстроившиеся в стройный ряд слова, позвонком чувствую чужое острое внимание и медленно разворачиваюсь, падая в невыносимую синь Сашкиных океанов-омутов.

– Извини, если напугал.

Скрепя сердце, перешагиваю через себя ради скинувшей кроссовки и забравшейся на сидение с ногами сестры. Не имею привычки просить прощения, а она смеется. Сначала тихо так, а потом звонко, заливисто, во весь голос. Зараза!

– Я, конечно, псих еще тот. Но в отбойник не вылетим.

Сообщаю то, что считаю нужным, и медленно трогаюсь, по-прежнему не втыкая, что со мной происходит. Перепады настроения нездоровые, поступки странные, не поддающиеся логическому объяснению. В общем, налицо все признаки биполярочки.

К врачу, что ли, записаться? Ага, щас.

Естественно, ни к какому мозгоправу я не иду. Проживаю спокойно свои пятьдесят оттенков безумия, постепенно свыкаюсь с необратимостью грядущей свадьбы отца и даже иногда помогаю Вере Викторовне с хлопотами.

Несколько раз натыкаюсь на выбирающуюся в одном полотенце из душа Сашу, долго залипаю на ее точеные ключицы и голодным взглядом прослеживаю путь, который совершают капли по ее телу. От основания шеи к ложбинке между грудей – туда, где тугим узлом завязано гребанное полотенце.

Намеренно не даю девчонке прохода, заставляю ее огрызаться и непременно дурею, когда она теряет над собой контроль. Посылает меня, в последний момент заменяя мат более литературной конструкцией, молотит кулаками по спине и плечам и бросается подушками, стоит мне ворваться в ее комнату без стука. И все эти перемены нравятся мне настолько, что на лоб можно вешать табличку «мазохист» с припиской «махровый».

Последние несколько дней я встаю не в пример раньше обычного, появляюсь на кухне сразу за Бариновой-старшей, и больше не пренебрегаю обязанностью подвозить Сашу в универ. Не выдумываю никаких предлогов и не ищу никаких причин, потому что в обществе сводной сестры мне становится… комфортно?

Комфортно настолько, что иногда я забываю о том, что она рядом.

– Матвей…

Вот и сегодня она застает меня врасплох, когда мы останавливаемся на светофоре, осторожно трогает за запястье и тут же одергивает руку до того, как я успеваю ее поймать.

– Что?

– Высадишь меня?

Баринова гордо вздергивает подбородок и нетерпеливо проходится пальцами по обшивке кресла, пока я мотыляю башкой и пытаюсь перестать тупить. Смотрю на нее, на горящий красным светофор и на серое здание справа и не сразу соображаю, что это именно тот перекресток, на котором я методично выталкивал ее из автомобиля, чтобы одногруппники не видели нас вместе. Баран.

– Нет.