Я не свидетель - Владимир Гоник

- Послушайте, я только вошел, а вы уже врываетесь. Так же нельзя, стоя между письменным столом и Михальченко, директор журил его.

- Богдан Юрьевич, не сердитесь, - заулыбался Михальченко. Обстоятельства заставляют... У вас хорошее настроение?

- А в чем дело?

- Я вам сейчас его испорчу. Моя фамилия Михальченко, капитан Михальченко, - и как только директор приблизился к своему креслу, быстро уселся сбоку письменного стола.

- Что у вас за дело? - спросил директор, смирившись.

Михальченко посмотрел на него. Человек лет пятидесяти, худощавое лицо, чуть вдавленные виски, облегавшие череп реденькие светлые волосы гладко зачесаны назад. Синий костюм, белая сорочка, красный галстук. "Нормальный конторский, у которого десятки завмагов. И, понятно, жизнь у него тревожная и колготная", - подумал Михальченко, и без особых подробностей рассказал о Тюнене, о плаще, о своих вчерашних поисках.

- Значит вы даже не уверены, что плащ был сдан кем-то в комиссионный и продан через него? - спросил Богдан Юрьевич.

- Не уверен.

- И все-таки хотите искать?

- А что делать?

- Вы представляете, что такое поднять столько квитанций?! Это же гора! А выловить надо одну. Да еще сомнительно, есть ли она там.

- Придется.

- Для этого мне надо выделить вам человека. На целый день.

- Не надо. Выделите мне только место.

- Место найдем. В торготделе высвободим стол.

- Давайте в торготделе...

В комнате, куда вошел Михальченко, сидели две женщины. Они с любопытством посмотрели на него. Он устроился за свободным столом у окна. Сейчас вам все принесут, - сказала одна женщина.

Когда принесли в несколько ходок связки пропахших пылью квитанций, ему стало тоскливо. Не уместившись на столе пришлось сложить на полу. Зажмурив глаза, как в детстве перед прыжком в воду с высоких подмостков в городском пруду, он приступил к работе...

Квитанция за квитанцией, пачка за пачкой, месяц за месяцем. Женщины выходили, возвращались, что-то писали на своих бумажках, считали на калькуляторах, куда-то звонили, кто-то звонил им, потом ушли на перерыв, вернулись, а он все сидел. Плащи попадались. Много. Женские, мужские, отечественные, импортные, но - серые, бежевые, коричневые, голубые. Несколько темно-синих, однако размер 46-й, 52-й, 54-й...

В конце дня отупевший, голодный, с пересохшими, скользкими от пыли пальцами, Михальченко перелопатил все, что лежало перед ним на столе и часть квитанций, сваленных на полу.

Он заметил, что женщины начали собираться домой, одна складывала в ящик письменного стола бумаги, другая, глядя в зеркальце пудреницы, красила губы. Михальченко с наслаждением откинулся на спинку стула.

- На сегодня хватит? - попытался он улыбнуться...

Придя домой, он первым делом влез под душ. Затем попросил у жены какой-нибудь крем. Она удивилась:

- Что это ты? - но все же дала тюбик.

- Пальцы видишь какие? Сморщились от пыли, - он втирал крем.

Спал эту ночь Михальченко плохо, снился ему какой-то гигантский пожар, чьи-то руки швыряли в пламя пачки квитанций...

Только к вечеру следующего дня Михальченко объявился в бюро.

- Где ты пропадал? - спросил Левин.

- Искал плащ по вашим с Остапчуком рекомендациям.

- Без толку?

- Да как сказать? - он достал квитанцию. - Что-то похожее нашел: темно-синий. Судя по индексу - импортный, 50-й размер, утепленный, хабэ с полистером. Поступил в магазин 20-го августа. Продан на следующий день.

- Где гарантия, что это наш плащ?

- Вы еще гарантии хотите!

- А кто сдал? Фамилия, адрес.

- Он поступил в магазин анонимно.

- Что значит "анонимно"? - удивился Левин.

- Из ломбарда.

- Сомневаюсь, что это плащ Тюнена.

- Почему?

- Что же это, похититель решил избавиться от вещи спустя четыре месяца? Хранил плащ у себя?

- Нет. Вещи в ломбарде хранятся три месяца, затем еще льготный месяц. Лишь потом реализуются через комиссионные.

- Ты где это все узнал?

- Прижмет, узнаешь и не такое.

Их разговор прервал телефонный звонок. Михальченко снял трубку.

- Откуда? Слушаю вас. Так... Помню, помню. Ну как же!.. Наше дело. Всегда готовы... Сейчас, одну минуточку, - и повернувшись к Левину, сказал: - Это директор конного завода. Приехал немец, наш заказчик по делу Кизе. Когда вы сможете его принять?

- Если сегодня пятница, то, разумеется, в понедельник, - после некоторых раздумий ответил Левин.

- Хорошо бы раньше.

- Мне до встречи с ним надо бы повидать еще одного человека. Так оно лучше стыкуется, - сказал Левин. Он конечно рад был бы встретиться с Шоором хоть сейчас, в нем даже засуетилось нетерпение: раз Шоор подал сигнал о своем прибытии и хочет встретиться, значит он что-то привез от Анерта. Но может быть кое-что даст разговор с Маргаритой Марголиной, о чем следует сообщить Анерту через Шоора? - Ты скажи, обратился он к Михальченко, - что я жду его в понедельник к девяти.

- Если удобно вашему гостю, то в понедельник к девяти, - передал Михальченко. И, видимо, получив согласие, опустил трубку.

- Ну что? - спросил Левин.

- Его тоже устраивает, у них там какие-то свои дела.

- Вернемся к плащу. Нам нужен ломбард: кто сдал плащ? И хорошо бы установить покупателя. Но как? - спросил Левин.

- С ломбардом просто - пойду туда. А вот с покупателем... Я решил дать объявление через газету. Договорился с директором "Комиссионторга", чтоб от их имени, я им оплачу, - Михальченко вынул из кармана листок бумажки, подал Левину.

"В связи с недоразумением убедительно просим купившего 21-го августа импортный темно-синий плащ 50-го размера в комиссионном магазине N_12 по ул. Червоных казаков позвонить по телефону 42-19-17.

Дирекция "Комиссионторга".

- Надежда слабая, но другого выхода нет, - сказал Левин по прочтении. - Все ты, Иван, сделал правильно...

Михальченко ушел к себе.

Оставшись один, Левин вспомнил о Шооре и тут же подумал о Маргарите Марголиной: выписалась ли она уже из больницы, захочет ли разговаривать, а что если она не помнит этого Кизе и ничего не добавит к тому, что знает о нем Левин? В таком случае не зря ли отложил свидание с Шоором?.. После первого звонка на квартиру Маргариты Марголиной прошло всего шесть дней. А, была не была, и он снял трубку.

- Я вас слушаю, - отозвался старческий спокойный голос.

- Маргарита Семеновна? - наугад спросил Левин.

- Да.

Левин назвался.

- Мне необходимо с вами повидаться. Окажите любезность, уделите полчаса.

- Я сегодня только из больницы. Если можно, давайте завтра.

- Конечно! - обрадовался Левин. - Когда вам удобно?

- Если вас устроит, приходите часов в двенадцать.

- Очень хорошо! Адрес ваш у меня есть. Благодарю вас!

- Пожалуйста...

Без четверти двенадцать Левин уже шел по улице Бакинских комиссаров к Марголиной. Дом номер восемнадцать оказался обычной блочной пятиэтажкой хрущевских времен.

Дверь открыл мальчик.

- Здравствуй, - сказал Левин. - Тебя, наверное, зовут Семен. Я угадал?

- Да, равнодушно ответил мальчик. - Бабушка ждет вас...

Выйдя из комнаты навстречу, она стояла в глубине коридора - высокая, худая с совершенно седыми волосами, гладко стянутыми к затылку в большой узел.

Поздоровались, прошли в комнату. Все здесь было так обычно, стандартно - мебель, посуда за стеклом серванта, занавеси, - что Левину показалось, будто он уже посещал эту квартиру.

- Маргарита Семеновна, дело вот какое. По просьбе нашего клиента из Мюнхена мы пытаемся выяснить обстоятельства смерти его дядьки. Он находился у нас в городе в лагере для военнопленных. Было это в 1948 году. По имеющимся у нас данным какое-то время он работал на восстановлении авторемонтного завода. В одном из его писем той поры он упоминает некую Риту - кладовщицу в инструментальном цехе. Упоминает самыми добрыми словами. Мы пришли к мысли, что этой Ритой вероятней всего были вы.

- Да, я работала тогда кладовщицей именно в этом цехе. Как звали этого немца?

- Звали его Алоиз Кизе. Он был уже не молод. По-моему, лет пятидесяти пяти.

Она задумалась, провела узкой ладонью по сухой коже лица, потом сказала:

- Кизе я помню.

- Что бы вы могли сказать о нем?

- Обыкновенный человек. Вежливый. Несколько замкнутый. Но с теми, кому доверял, вернее, с чьей стороны не опасался грубости или оскорбления - все-таки немец, пленный, а война только кончилась, - он старался найти чисто человеческие контакты. У меня сложились с ним нормальные отношения.

- А кто такой сержант Юра?

- Был такой. Он служил в лагере. Первое время приводил по утрам на завод группу немцев, конвоировал их. Среди них и Кизе. Вечером приходил за ними, чтоб сопровождать в лагерь.

- Фамилии его не помните?

- Я ее и не знала. Все звали его по имени. Потом, когда немцев отправили домой, исчез и этот Юра.

- А кто был тогда прорабом?

- Гуторов Павел Иванович.

- Он здесь, в нашем городе?

- Нет, он уехал, по-моему, весной пятьдесят третьего вроде в село к матери. Кажется, на Тамбовщину. Точно уже не помню. Давно это было. Удивляюсь, что и это запомнила, вдруг всплыло.