Забытая башня - Веда Талагаева

— Но вы же говорили, она была переодета служанкой и всюду шастала? — с недоумением переспросил Налдар и со смехом хлопнул себя ладонями по коленям, — Ах, другую принцессу! Понимаю. У Намадат доброе сердце и прекрасное лицо. Трудно отказать в помощи такой принцессе.

Роальд закусил губу и не сказал ни слова, ожидая, пока закончится веселье короля.

— Все хорошо, что хорошо кончается, — все еще улыбаясь, заметил король и продолжал уже серьезнее, — Но что, скажите, мне делать с Гвидо? Как я должен поступить с соседушкой после такого вероломства?

— Возможно, никак, — осторожно начал Вернигор, — Вы, конечно, разгневаны, государь. Но стоит ли начинать войну сейчас, когда только-только установился мир?

— А избежим ли мы ее вообще? — озабоченно вопросил Налдар, — Ты не сказал напрямую, воин, но я и сам понял: Гвидо так разохотился потому, что мой зять, король Кальдиен, очень болен. Вернее, он совсем плох. Это так?

Под вопросительными взглядами короля и Роальда из Таладара лицо Вернигора потемнело. Он молча кивнул.

— Значит, война за наследство Кальдиена неизбежна, — заключил Налдар, — История повторяется.

— Не совсем так, — возразил Вернигор, — Есть надежда избежать этого. Есть другой наследник — законный.

В кабинете стало совсем тихо. Собеседники Вернигора обменялись изумленными взглядами.

— Я не могу сказать всего, слишком многое поставлено на карту, — тихо продолжал Вернигор, — Но если все произойдет так, как мы планируем, скажите, ваше величество, готовы ли вы исполнить данное слово? Отдадите ли вы руку вашей дочери новому королю Занбаара?

— Так будет лучше для всех, — Налдар кивнул головой и вздохнул, — О, моя упрямая младшая дочь! Ей будет нелегко. Да и мне без нее. Вот он удел правителя-отца дочерей. Королевскому обычаю угодно забрать у меня обеих. Мы озабочены проблемами занбаарского трона, но в моем королевстве та же беда. На старости лет я лишен наследника.

Налдар встал со своего мягкого кресла и принялся неспешно расхаживать вдоль камина. Он мерил пол чинными шагами, бережно придерживая рукой край богатого одеяния, но видно было, что пожилой монарх всерьез встревожен и расстроен.

— Я мог бы сделать королем после себя мужа своей дочери, но данное слово и обстоятельства, о которых ты рассказал, Вернигор, вынуждают меня отправить мою девочку на чужбину, сделать ее королевой другой страны, — печально промолвил Налдар, — После моей смерти моя собственная страна погрузится в раздоры и смуту.

— Мне жаль, государь, — тихо ответил Вернигор, — Неужели для Армаиса все так плачевно?

— Ну, пожалуй, не совсем, — Налдар вдруг улыбнулся не без лукавства, — Ты прав, Вернигор. Зачем затевать войну, если есть и другой выход? Неожиданный, но есть. У меня осталась третья дочь. Приемная, но такая же любимая как родные. Отчего бы ей не унаследовать все?

— Намадат? — Вернигор удивленно выпрямился на скамье, — Она станет после вас королевой?

Налдар с улыбкой развел руками.

— А что еще мне остается? — сказал он, останавливаясь у самого очага, — К тому же в отличие от Эйнифар она уже нашла себе короля.

Роальд побледнел и медленно привстал со скамьи, во все глаза глядя на Налдара. Тот покивал головой, словно подтверждая его догадки.

— Да, я понимаю, такие слова кого угодно выбьют из колеи, — сказал король Армаиса, — Мы оба не ожидали такой развязки, молодой человек, когда пришли сюда. Вижу, ты не в восторге от того, что я сказал. Поэтому, я думаю, что не ошибся с выбором. Не говори сразу «нет», подумай хорошенько: принимаешь ли ты руку моей приемной дочери Намадат и сан наследного принца?

Роальд поправил ворот кафтана, словно он был слишком тесен.

— Я думал попросить у вас только ее руку, государь, — охрипшим голосом сказал он, — Мне было бы этого достаточно.

— И ей тоже, я думаю, — кивнул Налдар, — Она сильная и не по годам мудрая маленькая женщина. Но ей будет тяжело одной. Ты мог бы поддержать и защитить ее. Скажи мне свой ответ утром. Договорились?

Роальд кивнул.

— С тобой мы тоже договорились, Вернигор, — добавил король, обернувшись к гроссмейстеру, — Я не объявлю войну Аладану, ты поедешь дальше по своему пути. И никому ни слова о том, что здесь говорено.

— Вот именно, государь, — согласился Вернигор.

— Я-то твою тайну сохранил, гроссмейстер, — упрекнул Вернигора Роальд из Таладара, когда король оставил их, покинув кабинет, — Подумать не мог, что ты страдаешь болтливостью!

— Разве моя, как ты говоришь, болтливость не пошла тебе на пользу? — Вернигор насмешливо улыбнулся.

Роальд потупился.

— Да уж, ты одним махом устроил мои дела, — смущенно промямлил он, — Из опального наместника провинции, того гляди, превращусь в жениха принцессы. Что же ты не позаботился о нашем приятеле тоже? Вот уж кто бы женился на королевской дочери с удовольствием.

Вернигор только сокрушенно пожал плечами. В его взгляде мелькнуло сожаление и грусть.

— А это, друг мой, уже не в моей власти, — печально ответил он, — Будь я хоть сто раз гроссмейстер.

Звезды ярко мерцали над Армаисом. Безветренный морозный воздух был неподвижен и чист. Но далеко на западе от тех мест картина была совершенно иной. Угрюмая ночь была непроглядно черной. Небо было обложено тучами, скрывавшими лунный и звездный свет, а темные нагромождения гор выглядели бесформенными грудами и походили на спящую вповалку армию безобразных великанов. Среди замерзшего озера одинокая башня торчала в темноте как черный шип ядовитого растения. Эверонт, оставшийся один в самом верхнем покое, не замечал, как угрожающе переменилась ночь, став глухой и безлунной. Самолично заперев двери на засовы, он был поглощен черной фляжкой и ее таинственным и очевидно страшным содержимым. Установив фляжку на треноге перед зеркалом Алаоры, владыка темных эльфов осторожными движениями откупорил ее и отступил к своему креслу. Огонь в очаге погас, даже иней на стенах и ледяные сосульки на люстре перестали мерцать в темноте. Весь зал погрузился во мрак. Эверонт ждал, выпрямившись в кресле, вцепившись в подлокотники. Узкий луч вдруг прорезал чернильную темноту бледным неверным сиянием. Он исходил из самой середины волшебного зеркала. В его рассеянном свете над треногой, где стояла фляга, зашевелилось расплывчатое пятно — темное на темном фоне ночи. Оно росло и поднималось, и вместе с ним со стеклянной поверхности зеркала начал струиться холодный туман. Он окружал тень, которая постепенно приняла очертания неясной, но пугающей фигуры, облаченной в складчатый балахон, нисходящий до самого пола. От волнения Эверонт привстал в кресле.