Правило четырех - Йен Колдуэлл

Может быть, поэтому никто другой, не считая страдавшего от бессонницы Пола, не спал в последнее время меньше и не работал больше, чем Чарли. Потратив большие деньги, он ожидал еще большей отдачи и в оправдание жертв жертвовал еще большим. Не так-то легко остаться самим собой в заведении, где лишь один из пятнадцати студентов черный и лишь половина этих немногих — мужчины. Впрочем, для Чарли такой проблемы, как остаться самим собой, похоже, и не существовало. Во всяком случае, в традиционном понимании. Нацеленный только на победу, ни на миг не упускающий из виду цель, он никогда не чувствовал себя чужим в мире, в котором все мы жили.

Конечно, понятно это стало не сразу. Многое проявилось в конце октября, примерно через шесть недель после нашего знакомства, когда Чарли пришел к Полу с самым рискованным из всех дотоле осуществленных им планов.

Примерно со времен Гражданской войны у студентов Принстона появилась привычка похищать язык колокола, висящего над старейшим в кампусе зданием Нассау-Холл. Идея первоначально заключалась, вероятно, в том, что если колокол не пробьет начало учебного года, то этот самый учебный год и не начнется. Верил ли кто-то в такую ерунду, я не знаю, но похищение языка стало традицией, и во исполнение ее студенты каждый год пускались на разные хитрости, начиная вскрытием замков и заканчивая штурмом стен.

По прошествии более чем ста лет администрация устала от этих фокусов и, опасаясь, как бы шутки не привели к печальным последствиям, объявила, что язык с колокола снят. Чарли, однако, получил информацию, указывающую на обратное. Язык остался на месте, заявил он и добавил, что собирается украсть его в ближайшую же ночь. С нашей помощью. Не стоит говорить, что мне его идея отнюдь не показалась заманчивой. Пробираться под покровом темноты в местную достопримечательность, возиться с поддельными ключами, спасаться бегством от прокторов — это с моей-то больной ногой! — ради какого-то никому не нужного колокольного языка и пятнадцати минут сомнительной славы — нет уж, увольте. Но Чарли не унимался, с жаром отстаивая свой план и приводя все новые аргументы, и в конце концов перетянул меня на свою сторону.

Когда одни, третьекурсники и старшие, пишут дипломные, а другие, второкурсники, выбирают специализацию и клубы, что остается первокурсникам, как не пускаться в рискованные предприятия? Деканы настроены более чем благожелательно, и другой такой возможности может просто не представиться.

Соблазнив меня, Чарли не остановился, настаивая на том, что в деле должно участвовать никак не менее трех человек. После этого нам ничего не оставалось, как решить вопрос с помощью голосования. Демократия победила; мы вдвоем взяли верх над Полом, который, не желая, как говорится, раскачивать лодку, подчинился большинству. Главную роль взял на себя Чарли, нам же предстояло стоять на страже.

Согласовав план действий, мы собрали необходимые инструменты и в полночь выступили по направлению к Нассау-Холлу.

Как я уже говорил, новый Том Салливан — тот, который пережил страшную автокатастрофу и каждый день встречал как новый вызов, — был куда более смелым и рисковым парнем, чем старый Комнатный Цветочек Том. Но чтобы расставить все по своим местам, добавлю: ни старый, ни новый, я никогда не был сорвиголовой. Целый час после выхода к цели стоял я на своем посту, обливаясь холодным потом, шарахаясь от каждой тени и вздрагивая от малейшего шороха. Самое страшное случилось в начале второго ночи. Клубы начали закрываться, и студенты и охранники потихоньку потянулись в западном направлении, в сторону кампуса. Чарли, обещавший, что к этому времени все будет закончено, как сквозь землю провалился.

Я повернулся туда, где должен был стоять Пол.

— Ну что он так долго?

Мне никто не ответил.

Сделав шаг навстречу темноте, я снова подал голос.

— Что он там делает?

И снова тишина.

Я заглянул за угол — Пола нигде не было. Передняя дверь оставалась приоткрытой.

Я подбежал к ней и просунул голову внутрь. Где-то далеко разговаривали Пол и Чарли.

— Его там нет, — говорил Чарли.

— Эй, поторопитесь, — громко прошептал я. — Они уже возвращаются.

Внезапно из мрака за моей спиной прозвучал голос:

— Полиция кампуса! Стойте где стоите!

Я в ужасе обернулся. Чарли притих. Пол — по крайней мере мне так показалось — выругался.

— Руки на пояс! — приказал голос.

В голове у меня все смешалось: испытательный срок, последнее предупреждение, отчисление.

— Руки на пояс! — уже громче повторил голос.

Я повиновался.

Наступила тишина. Я прищурился, стараясь разглядеть приближающегося проктора, но никого не увидел.

А потом я услышал его смех.

— Расслабься, детка. Пляши.

Человек, вышедший из темноты, был студентом. Подходя ко мне, он снова рассмеялся и изобразил нечто отдаленно напоминающее румбу в исполнении подвыпившего медведя. Среднего роста, пониже Чарли, но повыше меня, с падающими на лицо темными волосами, в приталенном черном блейзере, прикрывавшем расстегнутую белую рубашку.

Из здания осторожно вышли Чарли и Пол.

Парень в блейзере улыбнулся и подошел к ним.

— Значит, так оно и есть, да?

— Что? — проворчал Чарли, бросив на меня недовольный взгляд.

Незнакомец указал на колокольню:

— Язык. Они все-таки сняли его?

Чарли промолчал. Пол кивнул.

Наш новый приятель на секунду задумался.

— Но вы там побывали?

Постепенно до меня стало доходить, к чему он клонит.

— Нельзя же просто взять и уйти.

В его глазах прыгали веселые огоньки. Чарли, похоже, тоже смекнул, что к чему. Не успел я вернуться на пост к восточному входу, как все трое исчезли за дверью.

Через четверть часа они вернулись. Без штанов.

— Что вы делаете? — прошипел я.

Они подошли ко мне, держась за руки и дергая ногами, как будто учились отбивать чечетку. Подняв голову, я увидел болтающиеся на флюгере три пары брюк.

Я пролепетал что-то о необходимости вернуться домой, но они переглянулись и покачали головами. Незнакомец настаивал на том, что такой подвиг следует отметить. Поднять тост за героев. И Чарли с ним согласился.

По дороге в «Плющ» наш новый знакомый рассказал о своих школьных проделках: как в Валентинов день окрасил в красный цвет воду в бассейне; как выпустил в классе тараканов, когда преподаватель читал что-то из Кафки; как запустил в небо громадный воздушный шар в форме пениса, едва не сорвав премьеру «Тита Андроника». Такое впечатляет. Оказалось, он тоже первокурсник. Выпускник Экзетера.[32] Престон Гилмор Рэнкин.

— Но вы, — добавил он, и я помню это по сей день, — зовите меня Джил.

Разумеется, он отличался от всех нас. Оглядываясь назад, я думаю, что Джил прибыл в Принстон настолько привыкшим к изобилию Экзетера, что богатство и признание, налагаемые этим на жизнь, стали для него чем-то невидимым и само собой разумеющимся. Единственным значимым мерилом человека для него был характер, может быть, именно поэтому его так потянуло к Чарли, а уже через него и к нам. Обаяние помогало Джилу сглаживать различия, и меня никогда не покидало ощущение, что быть с ним означает находиться в гуще событий.

На всех вечеринках он всегда оставлял места для нас, и если Пол и Чарли быстро пришли к выводу, что их понятие об общественной жизни не совпадает с тем, что вкладывает в него Джил, я обнаружил, что самое большое удовольствие от общения с ним получаю, когда мы сидим за обеденным столом или в баре, одни или с друзьями. У каждого есть место, где он чувствует как дома: у Пола это библиотека, у Чарли — отделение «скорой помощи». Джилу комфортно там, где его ждет интересный разговор, — и к черту все остальное. Именно с ним я провел в Принстоне самые лучшие оставшиеся в памяти вечера.

Весной второго года пришло время нам выбирать клубы и клубам выбирать нас. Большинство этих заведений использовали систему лотереи: кандидаты вносили свои имена в открытый список, и новое пополнение выбиралось наугад. Некоторые, однако, придерживались старой системы, известной как «кубок» и основанной на голосовании. В таких клубах выбор новых членов основывался скорее на достоинствах претендента, чем на воле случая. При этом надо иметь в виду, что в клубах, поддерживающих традиции братств, понятие «достоинство» может существенно отличаться от того, что вкладывают в него, например, составители словарей. Мы с Чарли записались в «Монастырский двор», куда стекались большинство наших друзей, и вручили свою судьбу лотерее. Джил, разумеется, решил попытать счастья через «кубок». И наконец, Пол, подпав под влияние Ричарда Кэрри, бывшего члена «Плюща», отбросил осторожность и присоединился к Джилу.

В отношении Джила никаких сомнений не возникало с самого начала. Он удовлетворял всем возможным критериям отбора, начиная с того, что был сыном бывшего члена клуба, и заканчивая своей принадлежностью к нужным кругам уже здесь, в кампусе. Приятный, милый, обаятельный — причем без натужной старательности быть таковым, — стильный, но не вульгарный, энергичный, но без поспешности, умный и сообразительный, но не педант. Тот факт, что его отец зарабатывал деньги на бирже и выделял сыну сказочные суммы, нисколько не вредил шансам Джила. В общем, мы не удивились, когда весной его приняли в «Плющ», а годом спустя избрали президентом клуба.