Путница - Ольга Громыко

– Альк тоже сравнивал себя с вашим мечом, – снова не удержалась девушка. – Только в другом смысле.

– Понимаю, – вздохнул путник. – Сейчас он озлоблен и растерян, и его худшие черты проявляются с утроенной силой. Но, поверь, у него есть и достоинства…

– Я не верю, – перебила Рыска. – Я знаю. А вы его обманули и теперь оправдываетесь.

– Ничего подобного, – возмутился наставник, – просто объясняю тебе ситуацию.

– Лучше объясните, что вам на самом деле от него нужно?

Путник нахмурился, потом внезапно рассмеялся:

– Какая проницательная девочка! Хочешь, возьму тебя в ученицы?

– Нет, не хочу. Мне и так хорошо, человеком.

– Не веришь в свои силы?

– Просто не хочу. Ни становиться крысой, ни превращать в них своих друзей.

– Почему друзей-то? – удивился собеседник.

– А как иначе? Если долго учиться с человеком бок о бок, кем-то он для тебя да станет. – Рыска с содроганием представила в роли крысы Жара, раздираемого болью и медленно сходящего с ума на ее глазах. Потом на ум пришел Илай, но короткая вспышка злорадства сменилась жгучим стыдом. – Ну необязательно другом. Приятелем. Да хоть и врагом, даже ему я такой участи не желаю! Это неправильно, нечестно! Каждый имеет право на жизнь!

– И на выбор, дитя. Мы с первого дня готовим учеников к мысли, что взять «свечу» и стать ею – равная честь. Это как на войне: слабые погибнут, сильные пройдут по их трупам и победят. Мы скорбим о потерях, но они неизбежны.

– Можно вообще не воевать.

Путник испытующе поглядел на Рыску и снова огорошил ее простеньким, казалось бы, вопросом:

– Ты часто используешь свой дар?

– Ну… приходится, – настороженно призналась девушка.

– И хорошо получается?

– Как когда. – «Зачем ему это? Прикидывает, какая из меня противница?»

– И сколько жизней ты им спасла?

– Э-э-э… две.

– Без своей, – уточнил путник.

– Одну, – еще больше смутилась Рыска.

– А могла бы сто. Тысячу. Ценой всего десяти – пятнадцати крыс.

– Людей!

– Добровольных жертв.

К изумлению путника, девушка зажмурилась и резко провела ребром ладони сверху вниз.

– Я рублю этот узел.

– Что?!

– Я уверена, что вы неправы, но не могу понять, в чем именно. Просто знаю. Так что извините, но я пойду. Замерзла уже, да и друг будет волноваться. – Рыска подумала, не добавить ли вежливое «до свидания», но снова видеться с наставником Алька ей вовсе не хотелось, а «прощайте» вышло бы еще наглее молчания. Поэтому девушка просто развернулась и пошла к кормильне, гордо расправив плечи. «Дойду, в спину не ударит», – уверенно подсказывал дар видуньи.

Ударил, только не клинком, а ответом на вопрос, о котором девушка уже позабыла.

– Я не теряю надежды, что из Алька выйдет замечательный путник. Или яркая «свеча». И я готов подождать – любого исхода.

Рыска только сейчас сообразила, что крысы у него при поясе не было.

В бутылях сильно убыло, прибыв в основном в Альке. Взгляд у саврянина стал совсем стеклянный, но из него хотя бы исчезла боль. Жар тренькал на гитаре, простенький приятный мотивчик вплетался в шум кормильни, не привлекая особого внимания. А жаль: вору его очень не хватало. Неделя, конечно, не полгода, но Жар не привык обходиться без подружки дольше пары ночей. Увы, все девицы, которым он выразительно подмигивал, кривили подкрашенные губки и отворачивались. Бродяги с недельной щетиной, которым не хватило даже на приличное вино, их не интересовали.

– Тебе какие больше нравятся – черненькие или беленькие? – Язык у Алька уже заметно заплетался.

– Я их не по волосам оцениваю, – многоопытно возразил Жар. – Вон у той… ничего.

– А зад как доска, – безжалостно заметил саврянин.

– Ну это кто с какой стороны любит. – Вор с опаской оглянулся на дверь, но Рыска еще не вернулась. Живот ей, что ли, прихватило?

– Д-дай сюда, – Альк внезапно перегнулся через стол и выдернул у Жара гитару, – щас мы их… подманим. Всяких.

– Отдай, – возмутился вор, – ты же пьяный, струны порвешь!

– Я – пьяный?! – Саврянин с нажимом мазнул рукой по гитаре, заставив ее возопить на все семь голосов. – Ха! Да я еще даже не начал пить.

– Вот и петь тоже не начинай!

Альк, не обращая на него внимания, принялся подкручивать колки.

– Что ты делаешь? У меня запасных нету!

– Ничего, сопрешь где-нибудь. – Саврянин прокашлялся и громко, хоть и не шибко уверенно взял аккорд.

Разговоры поутихли, люди стали оборачиваться – кто с любопытством, кто раздраженно, и при виде белокосого пьянчуги их настроение отнюдь не улучшилось. Жар приготовился затыкать уши, но последующий проигрыш, длинный и сложный, Альк исполнил на удивление хорошо. Напряженная тишина сменилась тишиной выжидательной.

Завтра наше время закончится,Разлетится драными клочьями,Утром, криком вороньим порченным,Заплету в клинок одиночество.

В дверях появилась Рыска, какая-то взъерошенная и растерянная, непрерывно оправляющая одежду, хотя с ней все было в порядке. Увидела певца – и застыла с раскрытым ртом.

Пальцы перескочили по грифу, сломали ритм – для припева.

И сказал бы, что все наладится,—Только лгать тебе не умею.Чуть шагнуть за порог успею,Как следы мои ветром сгладятся.

Не сказать чтобы Альк был таким уж великим менестрелем, да и песню он пел не свою, по крайней мере Рыска где-то ее слышала. Но манера исполнения завораживала, пробирала до косточек. Голос то набирал силу, то понижался до полушепота, и казалось, это к тебе, к тебе одной обращены страстные слова, от которых сладко щемит в груди.

Драгоценная, верная, чуткая,Все отдал бы за счастье наше я —Да никто в небесах не спрашивал,Торговаться с богами хочу ли я.

Плакать некогда, не в чем каяться:Что получено, то оплачено,Не сыграть эту жизнь иначе нам —Ведь иначе не жить, а маяться…

На дорогах судьбы распутица,Грязь да холод – куда направиться?Вправо, влево, вперед – что нравится,Лишь назад, увы, не получится…

Завтра утром… Спи, моя милая,На плече моем до рассвета.Пусть впитается в память это,Пусть нас это сделает сильными…[1]

Музыка стихла, но никто из слушателей не шелохнулся. Альк довольно ухмыльнулся, не поднимая головы, и стал наигрывать другую мелодию. Опять – долгое виртуозное вступление, игра на публику: мол, брякать в лад все умеют, а поди на одной музыке выедь! Хрипловатый голос влился в нее так неожиданно, что слушатели невольно вздрогнули. Жар побледнел и попытался пнуть Алька под столом, но тот непринужденно развернулся, убрав оттуда ноги, и продолжил петь.