Похоть - Эльфрида Елинек

Езжайте осторожно. У вас ведь, пожалуй, найдется еще кое-что, в чем нуждаются мужчины подобного рода!

Животные начинают засыпать, и страсть распалила Герти, выпустила маленькую искорку из карманной зажигалки, превратив ее в светлое пламя. Откуда дул ветер? Из наблюдательного отверстия в двери, имеющего форму сердца? Из другого любящего сердца? Зимой они катаются на лыжах, летом они отправляются под ласковые лучи солнца, где играют в теннис, плавают в море, раздеваются и по другому поводу или накаляют другие печурки. Если чувства женщины однажды начинают заговариваться, можно быть уверенным, что и в других вопросах она заблуждается, и она способна на любую непристойность. Эта женщина ненавидит свой пол, одним из прекрасных соцветий которого она когда-то была.

Люди попроще, укрывшись за своими палисадниками, скоро совсем умолкнут. Но эта женщина уже сейчас громко взывает к богоподобному образу Михаэля, который напророчен ей журнальными фотографиями, так похожими на него. До этого он еще успел покататься в Альпах. Теперь она громко кричит и устремляет подвижной состав своего тела во всех направлениях. Дорога идет круто под гору, однако умная домохозяйка, даже лежа, рыдая и исчезая, уже планирует следующую встречу со своим Героем, которому предстоит стать для нее прохладной тенью в жаркие дни и согревать ее в дни холодные. Когда они смогут встретиться, чтобы при этом на них не падала тяжелая тень ее мужа? Как это бывает обычно у дам? Нетленный образ наслаждений для них более важен, чем бренный оригинал, который рано или поздно вступит в соревнование с жизнью, когда они, лихорадочно прикованные к своим телам, захотят показать себя в кондитерской в новом платье или на публике с новым мужчиной. Они хотят любоваться портретом возлюбленного, его прекрасным лицом в тишине и покое супружеской спальни, плотно прижавшись к тому, кто время от времени неторопливо прячется в них, чтобы ему не пришлось постоянно себя рассматривать. Любой образ сохраняется в памяти лучше, чем сама жизнь, и, оставшись наедине, мы праздно перебираем в себе эти струны и выковыриваем воспоминания из-под ногтей: как прекрасно было бы, если бы мы однажды снова распахнули все двери! Что касается Герти, то она может испечь себя за роялем, а потом отправиться к мужу, чтобы подать ему свежие булочки. А дети сопровождают все веселым тра-ля-ля.

Все мы заслуживаем того, что мы в состоянии вынести.

Мороз на лугах все крепчает. Бесчувственные уже собираются идти на боковую, чтобы совсем избавиться от себя. Герти крепко вцепилась в Михаэля, ей не найти такого, как он, хоть все глаза прогляди. Молодому человеку в школе жизни частенько позволяли включать яркий свет, и многие подражают его внешнему виду, его вкусовым рецепторам, которые всегда почуют стоящий товар среди сплошной пересортицы. Большинство домов здесь стоят на своих фундаментах криво. Сарайчики для мелкого скота из последних сил лепятся к стенам домов. Те, кто хотя и слышал что-то о любви, но не озаботился тем, чтобы приобрести соответствующие товары, стыдятся теперь экрана собственного телевизора, на котором какой-то человек как раз терпит поражение в игре воспоминаний, которые он хотел бы оживить у своих руководителей и зрителей, восседающих в телекреслах любви. В любом случае: у вас есть власть сохранить этот образ в памяти или выкинуть его оттуда, сбросить со скалы. Я не знаю, может быть, я неправильно нажала на спусковой крючок своего глаза или, быть может, оказалась свидетелем на ложной развилке царства чувств?

Михаэль и Герти ощупывают друг друга, чтобы удостовериться, что они все еще здесь. Их руки впиваются в половые органы партнера, празднично разодетые, как для премьеры. Герти говорит о своих чувствах и о том, до каких пределов она готова за ними последовать. Михаэль, медленно пробуждаясь, дивится тому, что чья-то рука трогает его пониже живота. Он снова намерен палить во всю мочь. Отведя руку Герти в сторону, он притягивает ее за волосы, и она порхает над ним как птичка. Женщина, очнувшаяся от полового наркоза, снова намерена использовать свой рот для безудержного говорения. Вместо этого ей приходится пустить Михаэля в пещерку своего рта. Он втискивается туда, чтобы явилось его сияние. Михаэль за волосы притягивает голову женщины к своему твердому и дерзкому животу, потом голову снова отталкивают, чтобы вновь насадить ее на свой посох. Так продолжается довольно долго, нам никак не уразуметь, что в то же самое время сотни и тысячи бесчувственных людей копошатся в своих заботах, целую неделю обреченные страшным богом на ярко освещенной фабрике на постоянную разлуку со своими любимыми. Я надеюсь, что пояс их судьбы можно распустить пошире, чтобы туда вошло всего побольше!

Оба этих человека щедро тратят себя, потому что обладают большим запасом. Они вздымаются новой волной ощущений, чудесные любовники, дома у которых лежат новейшие эротические каталоги. Но только те, кому все это больше не нужно, потому что они сами себе достаточно дороги, только они могут предложить самих себя взамен. Они выплескиваются за свои пределы, за свои дамбы и плотины, ведь они утверждают, что безудержно отданы на волю своему чувству, которое готово следовать за ними постоянно, потому что для него одинаково хороша любая цель. Герти вдруг ужасно захотелось писать, что она и делает, сначала потихоньку, потом во всю мочь. Помещение слишком мало для ее запаха. Она задирает полы халата, но пояс все же немного намокает. Михаэль принимает игру, он подставляет руки, и струйка журчит прямо в ладони, сложенные ковшиком. Он со смехом омывает этой водой свои лицо и тело, затем опрокидывает женщину навзничь и набрасывается на еще мокрые половые губы, покусывая, посасывая, выкручивая их. Потом он тянет Герти в лужу, которую она сама же и напрудила, и набрасывается на нее сверху. У нее закатываются глаза. Однако наверху, там, куда они закатываются, нет ни единой лампочки, там темно, там одно лишь внутреннее пространство ее скалящегося в улыбке черепа. Это настоящий праздник. Мы наедине друг с другом и общаемся с нашим полом, с нашим дорогим гостем, который хочет, чтобы его постоянно потчевали изысканными деликатесами. Только что надетый халат вновь сорван с тела женщины, и она забирается глубоко в сено. На дощатом полу — темное мокрое пятно, словно оставленное неким высшим существом, появления которого никто заметил. Сцену освещает только лунный свет, пусть он останется любезно, в соседстве милом обретя отдохновенье. И воздавая милому соседству равной мерой.

Бледные мешки грудей лежат на ее грудной клетке, прежде ими пользовались лишь один ребенок да один мужчина. Да, дома мужчина вновь и вновь выпекает свой ненасытный насущный хлеб. Грудь можно и прооперировать, если она за едой будет свисать на стол. Грудь создана для ребенка, для мужа и для ребенка в муже. Ее владелица по-прежнему барахтается в луже, впитываемой досками. От холода она стучит костями и суставами. Михаэль кусает ее, забираясь все глубже. Он кусает волосы на лобке, оттягивает и крутит соски. Вот-вот данные ему богом дары поднимутся в нем и возжелают быть вновь извергнутыми наружу. Вперед, к оружию, воткнуть в нее член поглубже, или стоит подождать? Он видит белки ее глаз, одновременно слышны ее протяжные громкие стоны.

Неожиданно молодой человек пугается той самоотверженности, с которой он расходует себя, не растрачивая полностью. Он постоянно выходит из женщины, чтобы потом снова устроить своего вольного птенчика в ее клетке. Он лижет Герти во всех местах, водит по лицу языком, еще сохранившим вкус мочи. Женщина пытается удержать его язык, сжимая зубы. Это больно, и одновременно это язык, понятный любому животному. По-прежнему держа ее за волосы, он поднимает ее голову, потом вновь резко опускает затылком на пол, с которого он ее поднял. Она раскрывает рот, и пенис Михаэля основательно прочесывает ее внутри. Глаза ее закрыты. Сильными толчками коленей он заставляет женщину распахнуть бедра. К сожалению, на этот раз переживание лишено новизны, ведь один раз он уже все это проделал. Вот вы и снова в собственной шкуре, и вожделение ваше все то же! Оно представляет собой бесконечную цепь повторений, которые с каждым разом нравятся нам все меньше, потому что электронные средства массовой информации и электронная музыка приучили нас к тому, что каждый день нам прямо на дом доставляют что-нибудь новенькое. Михаэль широко распахивает Герти, словно хочет прибить ее к кресту, хотя, собственно, он намеревался вскоре повесить ее в шкаф, где уже висит другая редко надеваемая одежда. Он смотрит в ее скважину, теперь ему уже известно все содержимое. Когда она пытается отвернуться, потому что не выдерживает испытующих взглядов, сопровождаемых щиплющими, загребающими руками, он отвешивает ей пару оплеух. Ему хочется и позволено рассматривать и делать все. Очень многих подробностей не видно, и, если доведется встретиться еще разок, нужно будет позаботиться о хорошем освещении, прихватив карманный фонарик, прежде чем, просветленному, появляться из темной ночи в ремонтной мастерской ее тела. Пусть женщина научится сносить взгляды господина, направленные на ее половые органы, прежде чем успеет привязаться к его члену, ведь на него и так не мало всего завязано.