Литературный призрак - Дэвид Митчелл

— Нил, помолчи!

— Мальчик — это, конечно, бесчестье. Но девочка — еще хуже. С девочками часто так поступают, если родители бедны. Даже когда оба они китайцы и состоят в законном браке. В будущем расходы на приданое могут совершенно разорить родителей. Думаю, ваша девочка из них.

Почему они в четыре глаза смотрят на меня? Чем я провинился?

— Тут есть один нюанс, — сказала Кати. — Госпожа Фэн сказала, что такая девочка может привязаться к мужчине. То есть к тебе.

— Ты хоть соображаешь, что говоришь?

— Госпожа Фэн говорит, что девочка ревнует тебя ко мне. Видит во мне соперницу. Я не смогу забеременеть, пока мы живем в этой квартире. Нам нужно уехать с острова Лантуа. Передвигаться по воде они не умеют.

— Мне кажется, доктор Чен несколько правдоподобнее объясняет, почему чета Броуз-Форбс никак не может обзавестись наследником.

Черт, не стоило это говорить.

— Значит, по-твоему, это все плод моего воображения?

— Нет. В доме, пожалуй, и правда кто-то завелся. Но космические цены на жилье в районе Виктории — более ощутимая реальность. Когда речь идет о денежках, китайцы сразу забывают про свой хваленый фэн-шуй. Так что, Кати, выбрось это из головы. Переезд туда нам не по карману. А о том, чтобы перебраться в Коулун, где обитает всякий сброд и рулят триады, и речи быть не может. Родишь там ребенка, а его нарубят на кусочки и насушат из них лекарств.

Госпожа Фэн молча наблюдала эту сцену. Готов поклясться, не без удовольствия.

— Госпожа Фэн, — обратился я к ней. — Вы знаете все на свете. Скажите, что нам делать? Вызвать экзорциста?

Мой сарказм пропал зря. Госпожа Фэн кивнула в ответ:

— В рядовом случае — да, конечно, я могла бы порекомендовать квалифицированного геоманта. Но ваша квартира так плоха, что ничего, я уверена, не поможет. Вам нужно переехать.

— Мы не переедем. Мы не можем переехать.

Госпожа Фэн встала из-за стола:

— В таком случае позвольте попрощаться.

Кати тоже поднялась и пробормотала что-то вроде «прошу вас, останьтесь, выпьем чайку», но госпожа Фэн уже направлялась к выходу.

— Остерегайтесь того, что за стеной, — бросила она на ходу, не оборачиваясь.

Я размышлял над тем, что значат ее слова. Кати ушла в комнату для гостей и захлопнула за собой дверь. Щелкнул запор.

Сумасшедший дом, просто сумасшедший дом. Я достал банку пива и лег на диван. Готовить ужин не было сил. Спасибо тебе, Кати. За целый день не удосужилась сварить обед. Видимо, занималась привидением.

Никогда не думал, что в этой чертовой квартире столько замков и запоров.

Мальчик с девочкой в кафе вчера вечером. Не выходят из головы.

Мы с Кати. Куда подевалась Любовь?

А Любовь занялась сексом. Раз за разом, раз за разом, пока это ей не наскучило до зеленых чертиков. Серьезно. Тогда она осмотрелась вокруг: чем бы еще заняться. И тут увидела, что у всех старых добрых друзей народились славные ребятишки. Любовь решила последовать их примеру, но, как она ни старалась оплодотворить себя, месячные неуклонно приходили в свой срок. И тогда Любовь обратилась в клинику по лечению бесплодия, и там ей открыли правду. Насколько я могу судить, труп Любви и поныне там. Вот вам, мальчики и девочки, история про то, куда девается Любовь.

Я хочу вернуться в кафе и сказать им: «Послушайте меня! Вы больны, оба. Вы все видите в искаженном свете».

Да кто ты такой, Нил, чтобы ставить людям диагнозы?

В тот же вечер позвонила Кати. Едва горничная успела уйти. Не прошло и двух минут. Я, весь потный, шел в ванную принять душ. Как это женщины умудряются даже на расстоянии учуять такие вещи? Совершенно пьяная, она обращалась к автоответчику. Я стоял в гостиной голый и слушал, вдыхая запах секса, который витал в воздухе после того, как я не знаю сколько раз трахался с горничной, которую Кати ненавидела.

— Нил, я знаю, что ты дома. У нас пять часов. А у вас там сколько? Одиннадцать, что ли?

Я понятия не имел, который час.

— А я тут смотрю по телику, как наших разделывают в Уимблдоне. Вот… И вообще. Чего я хотела сказать? Забыла. У меня все в порядке, спасибо, а ты как поживаешь? А у меня все в порядке. Вот. Ищу квартиру… Почти нашла. Подписываю договор. Вот. Через неделю переезжаю в Ислингтон, в маленькую такую квартирку. Трубы там, правда, очень гудят. Зато нет привидений. Прости. Это не смешно. Аудиторствую в одном агентстве, временная работа. Так, чтобы набить руку. А Вернвуд переехал на Уолл-стрит. На его месте уже какой-то шустряк, только-только из экономической школы. Вот… Слушай, может, ты перешлешь как-нибудь мне кресло королевы Анны? Оно кой-чего стоит… На прошлой неделе говорила с твоей сестрой. Столкнулись с ней совершенно случайно… Забавно, правда? Она говорит, ты продлил контракт еще на восемнадцать месяцев… А ты не собираешься прилететь на Рождество? Может, встретимся? Это мне вдруг в голову пришло… Хотя… Вряд ли у тебя найдется время… Тебе столько людей нужно повидать… И вообще. Послушай, у тебя в квартире остались мои драгоценности. Мы же не хотим, чтобы горничная все сперла и сбежала в Китай, правда? Вряд ли она вернет ключи, которые украла… Поэтому тебе лучше поскорее поменять замок. Вот… А у меня все в порядке. Надо только немного отдохнуть. Да… Без малого сорок лет — не шутки. Вот… Может, позвонишь, когда вернешься? Если не очень устанешь… Я не буду спать. Хочу посмотреть парные финалы, а это еще не на один час… Ах да, вот что я хотела сказать! Твоя мама просит тебя позвонить — сестра велела передать. У отца опять эта штука, как его… панкреатит. Теперь вроде все… Пока… Звони…

Я так и не позвонил ей. А что я мог сказать?

Чья-то могила. Надгробие обращено к морю. Солнце стоит высоко и палит нещадно. Снимаю галстук, вешаю на сук. Нечего и пытаться разобрать имя того, кто покоится здесь. Самая дикая в мире система письма состоит из тысяч иероглифов. Я знаю пять: алкоголь, гора, река, любовь, выход. Иногда я думаю: эти иероглифы и есть настоящие китайцы. Живучие, они уцелели на протяжении веков, хитрые, они прячут свой смысл за внешней похожестью друг на друга, чтобы дурачить иностранцев. Устойчивые ко всяким воздействиям извне. Сам Мао не смог одолеть собственный язык и подвергнуть его реформе.

Теперь я спускаюсь по склону. Остались позади быстрые ручьи, заросли, полные птичьего щебета, бабочки с большими, как блюдца, и полосатыми, как зебра, крыльями. Два или три раза я терял тропинку, и два или три раза она сама находила меня. Это напомнило мне, как я бродил по Национальному парку в Уэльсе. Сколько времени пройдет, пока поймешь, что везде все одинаковое. И женщины тоже.

На этот раз тропинка пропала окончательно. Нужно возвращаться, глядя под ноги, продираться через колючие заросли и густую траву. Я присел на землю и посмотрел прямо перед собой. Видно, как строят новую посадочную полосу для аэропорта на искусственном, насыпном полуострове. Ползают крошечные бульдозеры. Струйки пота текут у меня по спине, по груди, по животу, под животом. Брюки прилипли к бедрам. Стоило бы принять таблетки, но они в кейсе на дне залива.

Интересно, пошлют кого-нибудь искать меня? Мина, наверное. Сама Аврил сейчас, конечно, занята — шарит по моему жесткому диску, а Тео Фрезер стоит у нее за спиной. Как далеко они зайдут? Все эти письма из Петербурга, семи- и восьмизначные суммы переводов, куда только не…

Если вы никогда не жили под одной крышей с призраком, вам очень трудно представить, каково это. Вы, наверное, думаете, что человек круглые сутки ходит сам не свой, в страхе и напряжении, и хватается за телефон, чтобы позвонить экзорцисту. Ничего подобного. Скорее это похоже на то, будто рядом живет очень независимая кошка.

Последние несколько месяцев я жил с тремя женщинами. Одна была призраком, а сейчас стала женщиной. Другая была женщиной, а сейчас стала призраком. Третья была призраком и останется призраком. Но эта история совсем не про нее. Призрак находится в тени, где ему и полагается быть. Если призрак выходит из тени, он становится человеком.

Мы с Кати возвращались с какой-то дурацкой корпоративной вечеринки. Вместе вошли в вестибюль, я поставил на пол кейс, проверил почтовый ящик. Вынул несколько писем. В лифте надорвал конверт и тут вспомнил, что забыл кейс внизу. Когда поднялись на четырнадцатый этаж, Кати вышла, а я поехал вниз. Взяв кейс, поднялся наверх и, когда двери лифта открылись, увидел, что Кати по-прежнему стоит на площадке перед квартирой. Я сразу понял: что-то стряслось.

Кати дрожала, белая как мел.

— Дверь заперта. Изнутри. Изнутри.

Грабители? Не успели уйти?

Мы оба знали — грабители ни при чем.

Она вернулась.

Понятия не имею, как я сообразил, что делать. Я достал из кармана ключи и погремел связкой. Потом резко толкнул дверь.