Белка в колесе - Анатолий Бурак

— Ну-с, с чем пожаловали?

Но он не отвечал, во все глаза уставившись на экран. Лицо стало наливаться кровью, и он судорожно защелкал пальцами. Я зловеще улыбнулся и стащил покрывало с покойного.

— Ты, ты… — Продолжить я ему не дал, влепив пулю между глаз.

Я ехал на взятой напрокат машине за город, чтобы предать тела земле. А то коридор может превратиться в огромное кладбище. Мне стало интересно: а кто обитал там до меня? И куда он исчез? И что, если спуститься вниз по реке, ведь откуда-то она течет и куда-то впадает. Но я знал, что на эти вопросы не получу ответов, по крайней мере в ближайшем будущем. Да и рановато мне. Всего-то пара негодяев, и уже рассиропился, Инна куда как крепче. Неожиданно для меня воспоминание о девушке наполнило сердце теплотой. Интересно, что еще она учудит? Настроение немного поднялось, и в Париж я возвращался почти в порядке. Для Инны же вся эпопея заняла лишь каких-то два часа, проведенных ею в убежище, так что говорить было практически не о чем.

— Ты извини, а?..

— Не судите, да не судимы будете…

16

— Перед вами находится скульптура… — Экскурсовод продолжала вещать об очередной Венере Милосской, а я боролся со сном. Не подумайте, я вовсе не похож на неандертальца, просто хандрил, и хандра эта выливалась в такие вот формы.

Инне же было интересно, и я ей немного завидовал. Еще бы, у человека есть вкус, тяга к высокому. Правда, иногда глаза ее озорно поблескивали, выдавая грешные мысли. Но я знал, что эти возможности рассматриваются чисто гипотетически. Спереть пару килограммов золотого новодела, дабы была мелочишка на карманные расходы, — это одно, и лишить миллионы людей радости любоваться одной из этих святынь — это для нее кощунство.

Со времен последнего приключения прошло уже три месяца, по парижским улицам вовсю гуляла весна, а мне что-то стало тоскливо. Зажрался, скажете вы, и будете абсолютно правы. Здоров, тьфу, тьфу, тьфу, относительно молод и не стеснен в средствах. Рядом если и не любимая, то уж, во всяком случае, небезразличная женщина. А барин, видите ли, скучают. Инна, поначалу пытавшаяся растормошить, махнула на меня, дремучего, рукой. И в воспаленном моем мозгу вызревали исследовательские планы.

Я стал готовиться к походу. Путешествию вдоль реки, ибо местность в «месте» (забавно, правда?) сплошная терра инкогнита. Не хватало, конечно, постоянных спутников, с их вечными подначками, песнями под гитару и ореолом романтики, сопровождавшим любую нашу вылазку. Желание поэкспериментировать и пригласить их с собой было огромным, благо приборчик давал кое-какие шансы на благополучное завершение авантюры. Но во-первых — тайна и еще раз тайна плюс стойкое недоверие к батарейкам, даже таким разрекламированным, как энерджайзер.

Итак, я потихоньку готовился, перетаскивая в домик кучу разных продуктов и заваливая окрестности всевозможным снаряжением. Приволок даже мотоцикл, но увы… Работать техника не пожелала. На что, ничтоже сумяшеся, я ответил тремя велосипедами. Знай наших!

«Возвращаться» не имело смысла, а потому, положив в карман прибор, настроенный «вперед», я смело двинулся в путь. Шел я вдоль реки, вверх по течению. Я помнил про пресловутые два часа и говорил себе, что я к этому готов и меня ничто не остановит. Меня и не остановило, шагай себе и шагай. Только, как я уже говорил, идти не хотелось. Сначала вдруг резко приспичило пообедать. Перекусив, почувствовал желание отдохнуть, а переведя дух и пройдя еще метров сто, понял, что это выше моих сил. Ну, невозможно хотеть чего-нибудь насильно. На ум пришло желание наркоманов уколоться. И все знают, что это плохо, и лечат их, несчастных, а охота — вот она. Именно это, с точностью до наоборот, испытывал я. Побарахтавшись, как муха в киселе, еще минут пять, я повернул назад. Это была радость в прямом смысле слова. Чистая и ничем не прикрытая радость. Бодрость переполняла меня, наводняя сознание неисчерпаемым оптимизмом. Ничего милее, чем лагерь, в эти минуты не существовало. Старая армейская заповедь: сначала надо сделать очень плохо, а потом просто плохо. Душа продолжала ликовать сама по себе, а сознание переполняла злость. Ну не люблю я быть марионеткой. Пусть даже и поводок длинный и вообще… Но где, скажите мне, существует кукловод, которого интересует мнение мешочка, набитого ватой? И ноги сами собой несли меня к «эпицентру», а глупая душа продолжала радоваться.

Я вернулся в отель мрачнее обычного и отказался от ужина, нарушив тем самым традицию. Инна покрутила пальцем у виска, а я завалился спать.

На следующий день, решив, что всё не так уж страшно, так как я всё же был к этому готов, начал подготовку к «плану № 2». Да, да, я не отступился, а лишь отошел на заранее заготовленные позиции. Гвоздем программы на этот раз стал плот. На что потребовались бревна. Много. Гвозди тоже потребовались. Найти кругляк в центре Парижа вначале выглядело проблематичным, но только вначале. Труднее оказалось объяснить поставщику, куда их доставить. Переброска же являлась делом личным, можно сказать интимным, так как зае… я, их таская, ужасно.

Работа по изготовлению и обустройству плота заняла несколько дней. Но вышло просто здорово. Я установил палатку, выложил из камней кострище, в общем, натешился по полной программе. Еще я вбил в бревна толстую скобу, хотел было две, но одна, звякнув, упала в воду, а нырять было лень. Подергав и убедившись, что она выдержит и слона, я махнул рукой.

— Я отъеду на несколько дней? — Я вопросительно взглянул на Инну.

— Я тебе надоела? — Это была чушь, и она это прекрасно знала.

— А если да, то тебе полегчает?

— Ну… появится повод пуститься во все тяжкие. — И она вызывающе покачала бедрами.

— Недельки на две, — подытожил я, не желая развивать щекотливую тему.

Ночью я старался изо всех сил, пытаясь не ударить в грязь лицом, и, если что, сделать воспоминания незабываемыми. Тьфу, тьфу, тьфу, конечно. Для пущей уверенности я постучал по голове, а то ведь нечистый не дремлет.

Плот покачивался на волнах, полностью готовый к отплытию, а потому я оттолкнул его от берега, и одиссея началась. Первый час ничего не происходило, не возникало желания вернуться, и я плыл себе, глазея по сторонам. Не знаю, какова скорость течения, но «в начале второго» однообразие пейзажа стало надоедать. Так, слегка, но я принял это за первые симптомы и поспешил пристегнуться наручниками к скобе. Ключа я не брал из принципиальных соображений, рассудив, что куда-нибудь я приплыву, а уж там-то меня непременно отцепят. Так, лежа, прикованный наручниками, я провел следующие два часа. Не скажу, чтоб очень уж хорошо. Валялся себе на плоту, безучастный ко всему происходящему, и глядел на воду. Вода вела себя странно, но, возможно, это просто сон. В ней, в зеркальной поверхности, отражался… Париж. Вон Триумфальная арка, изгибаясь в волнах, проплыла мимо, осталась позади Эйфелева башня. Я ошалело смотрел на пустынный берег и опять за борт. Воспроизводились даже те кварталы и здания, которые, по моим понятиям, никак отобразиться не могли. Сознание не хотело сдаваться и привязывало топографию города, стоящего на Сене, к этим галлюцинациям.