В Хангай за огненным камнем - Юрий Липовский

Был среди них даже осколок типичного песчаника, подобный найденному нами на дне каньона. Сомнений не было: это была эруптивная (извергнутая) базальтовая брекчия, принадлежащая жерловой фации базальтов… Значит, где-то поблизости находится источник этих пород — вулканический аппарат.

Волнение, охватившее меня, быстро передалось коллегам. Невзирая на усталость, мы снова ринулись в каньон и были вознаграждены за свою ретивость: из русла реки были выловлены еще два обломка интересующих нас пород.

Окрыленные находками, мы вернулись на нашу стоянку, и весьма кстати: неожиданно разгулялся северо-восточный ветер, принесший с Суман-гола холод и дождь. Спешно уложив все снаряжение в машину, закрепили, как могли, палатку и укрылись в ней. Лежа на надувных матрацах, мы слушали барабанную дробь дождя по палатке и грозные завывания ветра, который постепенно крепчал.

— Да-а, — с виноватой улыбкой протянул Намсарай, — похоже, что мы прогневили все же чулутских духов — вот и накатили они на нас непогоду.

— Не унесло бы только к ним в гости в пропасть, — заметил Дашвандан, с беспокойством оглядывая надувавшуюся, как парус, палатку.

— Дэмий уг! (Ерунда!), — улыбнулся невозмутимый Тумур, поглубже залезая в спальный мешок. — С нами твой «железный конь», Дашвандан!

Часом позже ветер слегка утих, и мы, свернувшись в мешках калачиком, крепко заснули под шум дождя.

Около полуночи я проснулся от тревожного чувства… Палатка стонала от ливневого дождя и яростных порывов ветра, казалось, что она вот-вот развалится, как картонный домик. Выбираясь из спального мешка, я ощутил рукой воду, струящуюся по полу палатки. «Потоп» — эта мысль пронзила, как молния, и прогнала остатки сна. Через минуту все уже были на ногах. Под проливным дождем, спотыкаясь в потоке воды, залившей террасу, мы вытащили из воды спальные мешки и едва сумели спасти палатку. Мокрые, дрожа от сырости и холода, мы укрылись в машине.

К утру ливень кончился, ветер переменился и усиленно гнал к горизонту клочки серых туч, освобождая голубевшее с каждой минутой небо. Все возвращалось на круги своя. О ночном потопе напоминали лишь огромные лужи и ручейки, оживившие каменную террасу. Первым делом мы перенесли нашу стоянку к подножию сопки, поросшей редким лесом, где с трудом из промокших веток развели костер.

После полудня, оправившись от бурной ночи, спустились к каньону. Нам удалось обследовать террасу вблизи каньона, пройдя около 5 км вверх по реке от места впадения в Чулутын-гол небольшого ручья Алтагину. Пробираясь среди каменных завалов, загромоздивших поверхность террасы, мы исследовали все встреченные выходы базальтовых лав, тщательно высматривали их в кромке обрыва и в противоположном борту каньона. Время от времени заглядывали и в пропасть, распластавшись на краю каньона и высунув свои любопытствующие головы. Увы, паши старания были тщетны. Никаких признаков вулканических жерл в верхах базальтовой толщи не было. Не исключалась возможность их нахождения в нижних покровах, залегающих на кристаллическом фундаменте. Отсюда следовало одно: спускаться в пропасть и, двигаясь вверх по реке, искать жерла в бортах каньона.

Ключ к разгадке

Над Чулутом поднималось солнце, серое небо постепенно теплело в его лучах и набирало изумительно чистую и глубокую синеву. Рождался новый день — пятый по счету с момента прибытия на каньон. И хотя результаты наших поисков были нулевыми, они не ощущались так остро в момент прихода нового дня, рождавшего новые надежды. Пока Дашвандан, укутавшись одеялом из верблюжьей шерсти, сладко спал в кабине своей машины, мы поеживаясь от утренней прохлады, вышли в маршрут.

Спуск в каньон был лучшей утренней зарядкой, дополненной омовением ледяной чулутской водой.

От места находки обломка эруптивной брекчии мы направились вверх по реке, карабкаясь, как по крыше, вдоль скользкого крутого борта каньона. В нем обнажались смоляно-черные лавы, пестревшие включениями серо-белого полевого шпата и бутылочно-зеленого, как стекло, авгита. Судя по облику, это были лимбургиты, принадлежащие серии щелочных базальтов, зарождение которых происходит на значительно больших глубинах по сравнению с обычными базальтами. А это уже настораживало. Радуясь встрече с глубинными лавами, мы усердно колотили их своими молотками, отбирая образцы, постепенно наполнявшие рюкзаки.

Зоркий Намсарай вел непрерывные наблюдения за валунным материалом в реке. И вновь ему посчастливилось найти интересующую нас вулканическую породу, но теперь уже в виде крупной остроугольной глыбы. Незначительная окатанность последней убедительно свидетельствовала о небольшом пути, проделанном ею от источника сноса. Это обнадеживало и помогало забыть о леденящем холоде и усталости. Уже около пяти часов мы непрерывно двигались по темному лабиринту скал. Порой они расступались перед нами, как бы освобождая из каменного плена. Затем вновь сужались, стискивая нас своими черными, почти отвесными громадами.

В стенках каньона по-прежнему прослеживались черные лимбургиты, разбитые трещинами на плотно прилегающие вертикальные столбики диаметром 10–20 см.

За одним из поворотов каньон внезапно расширился и выпрямился, как стрела. В открывшиеся каменные ворота хорошо просматривалась долина. В левом борту ее, в 100 м от нас, вырисовывалась гигантская каменная осыпь, спускавшаяся до самой реки и выделявшаяся своим цветом от окружающих пород. Неужели вулканический аппарат? Неведомая сила окрылила нас и стремительно понесла навстречу застывшему каменному потоку. Еще немного, и мы уже лежали на осыпи в счастливом изнеможении, перебирая сбитыми до крови руками камни, вглядываясь в них, как в старых друзей после долгой разлуки. Да, это была эруптивная брекчия, подобная найденной Намсараем в русловых отложениях.

Поднявшись по осыпи на 5—10 м от уреза воды, мы напали на коренной выход этой породы. Как оказалось, она слагала трубообразное тело диаметром около 200 м. Это было жерло вулканического аппарата, через которое извергалась магма, прорвавшая лимбургиты и вышележащие покровы базальтов. Кровля выводного канала находилась всего лишь в 10–20 м от дневной поверхности, теперь стало понятно, почему мы не могли выявить вулканический аппарат сверху: он полностью перекрывался потоками андезито-базальтов.

Излазив этот небольшой участок вдоль и поперек, мы обнаружили скопления минеральных включений и ксенолитов различных по составу пород в центральной части жерла. Пришлось поработать допоздна. Мы ворочали глыбы, усердно трудились молотками, раскалывая крупные куски и заглядывая в их нутро.

Старания были ненапрасны: из одной глыбы неожиданно выпал обломок с гладкой, как бы оплавленной, поверхностью, напоминающей по форме яйцо. «Где-то я встречал уже такое каменное яйцо», — подумал я. И тут же вспомнился высокогорный перевал перед Их-тамиром, священное обо и в нем, как дань горным духам, этот легендарный камень. Значит, это и есть камень дракона, извлеченный нами из пасти вулкана. Он был невелик, с кулак, и состав его скрывался под черной, как бы горелой, корочкой базальта. Что же у него внутри? Стараясь не нарушить форму камня, Намсарай удачным ударом молотка расколол его на две равные части.

В свежем сколе камня дракона выступала равномернозернистая, как икра, структура хорошо раскристаллизованной породы, резко отличавшейся от базальтовой лавы. Она почти нацело состояла из светло-зеленого прозрачного, как стекло, оливина-хризолита с небольшой, но приятной добавкой мельчайших зерен изумрудно-зеленого хромдиопсида.[36] Это было не что иное, как уже упоминавшаяся оливиновая бомба.

С точки же зрения петрографа, оливиновая бомба представляет собой лерцолит — ультраосновную магматическую породу, весьма характерную для кимберлитовых трубок Якутии. Большинством исследователей лерцолиты рассматриваются как глубинные включения, вынесенные магмой из мантии Земли, с глубины 60–70 км. Примечательно, что эти породы являются источниками пиропа и других барофильных минералов, рожденных на больших глубинах в условиях сверхвысоких давлений.

Итак, камень дракона — посланец из таинственной мантии, ключ к решению нашей пироповой проблемы. Мы нашли в нем минералы — спутники пиропа — хризолит и хромдиопсид, оставалось найти главное — сам пироп.

В каньоне становилось темно, увлекшись работой, мы совершенно не заметили как наступил вечер.

— Час свиньи по старомонгольскому времени, — заметил Тумур и тут же пояснил: это время вечернего отдыха и блаженного покоя. Да, пришла пора подумать о ночлеге, ибо возвращаться в лагерь было уже поздно.

Для ночевки выбрали небольшой грот в стенке каньона, сумевший вместить наши бренные тела, за исключением нижних конечностей. Перекусив остатками консервов, забрались в это прокрустово ложе, пытаясь уснуть. Но уснуть никак не удавалось — слишком сильны были наши впечатления за минувший день. И, сев на своего конька, я рассказал своим товарищам о прекрасном хризолите, неожиданно встреченном нами в камне дракона.