Сказания древа КОРЪ - Сергей Сокуров

Небольшой ростом, курносый, сухой, неприхотливый Степан Михайлович был человеком сугубо штатским, интересующимся научными открытиями. К тому же стяжал известность сообразительного механика. Крепостное состояние не оставило в нём никакой печати, ибо человеком он был внутренне свободным. Ум, характер, честь в других людях вызывали в нём уважение. Родовые или добытые на дворцовом паркете титулы ни во что не ставил. Пустышкам из титулованных выражал всем своим видом, подчёркнутой вежливостью столько презрения, что давно был бы стёрт с лица земли. Спасительным амулетом служила ему его ценность, поистине золотая, как поисковика драгоценных металлов. Грамоте Степан Михайлович был учён с детства отцом, невольником демидовских заводов, тоже рудознатцем. Университеты свои прошёл в одной из горных школ, основанных ещё Татищевым, и при общении с учёными инженерами Берг-Коллегии. Это он обнаружил в России платину, что позднее позволило императору Николаю Павловичу удивить мир невиданными монетами. Речь внука крестьянина, сына рудознатца-самоучки, самого побывавшего в рабстве, была правильной, книжной, лишь разбавленной специфическими терминами, когда разговор заходил о поисках металлов.

В бездельные дни свойственники занялись рыбалкой и охотой (благо, ружья и снасти нашлись в дормезе). В речной низине водилось множество полевой дичи, а разнообразной рыбы в текучей воде и в старицах было столько, что, казалось, будто в реке и водоёмах почти нет воды.

Однажды на охотничьем привале, в виду синеющих на востоке гор, завязался между ними разговор о недрах. Бывший артиллерист задал своему спутнику несколько наивных вопросов, ответы выслушал столь внимательно, что застоявшегося дома на огороде рудознатца понесло. Он откликнулся яркой импровизацией поэмы о металлах, угле, чёрном масле земных глубин, о минеральных водах. Уже подходя к задворкам Аши, хозяин Борисовки выразил недоумение:

– Не понимаю, как это Демидов тебя отпустил! Ведь ты действительно золотой, Золотарёв.

– Плутон помог, наш горный бог. В ту пору я был в немилости у хозяина. Представляешь, за последние годы ни одной залежи. Скажешь, всё на Урале выбрали? Как бы ни так! Золота в том Каменном поясе зашито много. Только наш граф считает, что оно должно (нет, обязано!) находится там, где он изволит в сей момент стоять. Вынь да положь! Наконец я вынимаю… из своего кармана, то бишь, из мешка… выкуп за себя и отца. По полной оценил Золоторёвых, не сомневайся! Демидов подумал, видно: с паршивой овцы хоть шерсти клок.

Прошла неделя. Корнин забеспокоился: где это тестя черти носят!? Золотарёв успокоил, мол, обычное здесь дело – пока всё не выпьют, да по новому не закажут, не съест каждый по жирному барану, сделка не состоится. Действительно, пропавшие возвратились через две недели, верхом. Если бы не дарёные башкирские сёдла, не доехали бы до постоялого двора, растерялись бы по дороге. Больно слабы в членах, опухшие до неузнаваемости были переговорщики. Тем не менее Хрунов излучал оптимизм:

– Хоть завтра берём пять тысяч десятин, по полтине за десятину. Представляете, родственнички!? За всё – пять тысяч рублей.

– Как пять!? Две с половиной получается.

– За землю, да. И столько же на подарки господам башкирцам, их родичам. Только ещё выбрать пред… и-ик!.. стоит.

– Что выбирать, сват? Ты кота в мешке купил?

– Всё нормально, нормально, сват. Две вотчины предлагаются. Одна рядом, в устье речки Лемеза, чуточку на юг возвратиться. Другая подале… Аги… Агы…

– Агидель? – нетепеливо переспросил Золотарёв.

– Агы-ы! – наконец икнул Хрунов. – Едем выбирать. Все едем.

Когда лицо и речь Хрунова приняли более-менее нормальный вид, вотчинники поехали осмотривать участки. Первым остались все довольны: ровное место, отороченное лесистыми холмами, заливные луга, чернозём на первой надпойменной террасе Лемезы, со старицами и озерками. Второй участок оказался в пятидесяти верстах от селения, в истоке Аши, здесь узкой, саженей двадцать-тридцать. Земля в верхней части долины преобладала суглинистая, сухая, чернела лишь в низинах; чехол рыхлых пород то здесь, то там протыкали скалистые останцы магматических образований, застывшие сотни миллионов лет назад. С востока речную долину подпирала голым увалистым склоном горная гряда. Корнин решительно высказался в пользу первого участка, Хрунов его поддержал. Один Золотарёв мнения своего не раскрыл, сказал загадочно:

– Прошу вас, дорогие родичи, отпустить меня на несколько дней. До возвращения купчую не оформляйте. Потерпите. Может статься… Да ладно, объясню потом.

Золоторёв объявился в Аше на пятый день, весь в глине (даже нос-пятачок не уберёг), с исцарапанными руками, в синяках по телу. С облегчением сбросил со спины у крыльца мешок на плечевых ремнях, сверху сложил берёзовое корытце и жестяной скребок, опёрся устало на длинную ручку геологического молотка. Начал без обиняков:

– Рекомендую господа, настоятельно рекомендую верховье Аши, под горной грядой. Там обнаружилась погребённая долина древней реки. В наносах… лабораторный анализ подтвердит, но я уверен, – металл. Вот, смотрите.

Степан Михайлович развязал извлечённый из рюкзака кожаный мешочек размером с кисет, огляделся по сторонам и, дав знак сородичам следовать за собой, прошёл в комнату, которую нижегородцы снимали в пристройке к трактиру. Изнутри взял дверь на крючок. Потом расстелил на голом столе самодельную карту исследованной им местности. И осторожно высыпал на бумагу содержимое кожаного мешочка. Образовалась горка жёлтого металлического песка, с вкраплениями окатышей, размерами с горошину, того же цвета. Выделялся изъеденный кавернами, будто оспой, металлический комок, величиной с грецкий орех. Хрунов и Корнин смотрели молча, заворожено.

– Золото, господа. В верховье Аши много золота.

Спустя две недели, в Уфе, Андрей Корнин совершил купчую крепость и принял во владение пять тысяч десятин, вытянутых полосой между правым берегом речки Аши, в верхней её части, и безымянной горной грядой. Дело оставалось за малым: перевести в новую вотчину своих и Хруновских крестьян. Но не скоро дело делается, тем более в России.

Часть вторая. ИСХОД

Глава I. Император

Лето 1825 года выдалось в Ингерманландии жарким и грозовым. Насыщенный электричеством воздух вызывал беспокойное томление души, как в ожидании беды. В окрестностях Царского Села в разное время дня можно было видеть одинокого путника. Он уходил в сторону, когда замечал на просёлочной дороге, на полевой или лесной тропе встречного. Да никто и не пытался приблизиться к нему. Местные жители робели, завидев высокорослую фигуру в генеральском мундире, при звезде и орденах. Всякий узнавал: царь!

В свои сорок семь лет Александр Павлович сохранил цветущее лицо, живой взгляд светлых глаз с обворожительным прищуром, что вызвано было близорукостью, отнюдь не тщеславным желанием нравиться, как утверждали злые языки. Его не портили узкие губы – признак натуры иронической. Он прикрывал лысеющий лоб зачёсом белокурых волос, таких же шелковистых, как и небольшие бакенбарды.

Будучи суеверным, при этом обладая религиозным умом, Александр I после двенадцатого года уверовал в Провидение не без помощи баронессы де Крюденер, мистической женщины. Оно сохранило его, «Белого Ангела», среди стольких опасностей, для торжества над «Ангелом Чёрным». Ничто не грозит царю, пока покровительствуют ему Высшие Силы. Это убеждение помогало императору сохранять выдержку под ядрами и пулями. Случай под Дрезденом усилил его. Тогда, находясь рядом с генералом Моро, Александр почувствовал неодолимое желание отъехать в сторону. И повиновался внутреннему голосу. Сразу на том месте, где только что нервно перебирал копытами Эклипс, разорвалось ядро. Моро был смертельно ранен.

Кто может угрожать одинокому путнику в окрестностях летней резиденции царей? Заговорщики, о которых доносят императору соглядатаи, строят свои республиканские козни в столице и по гарнизонам на юге. Увы, некоторые из господ офицеров, заразившись французским либерализмом, почувствовали вкус к представительным учреждениям, переняли образ мыслей республиканцев. Прихлопнуть сразу всех, что ли? Рука не поднимается: утомила жизнь. Притом, есть Аракчеев – исполнит.

Александр понимал, что, рассуждая таким образом, он лукавит. Причина его бездействия в отношении злоумышленников в ином. Когда все потусторонние силы ополчались против него, будто вставал из гроба отец и ходил по пятам за сыном. Александр никогда не оправдывал себя: он – отцеубийца. Эта мысль отравляла его не только во дни поражений и неудач, но и на вершинах успеха. Затрудняла каждый его шаг, окрашивала чёрным самые чистые, благородные помыслы. Так может быть заговор, созревающий среди его офицеров, участников заграничного похода, и есть грозный знак Провидения. Если он, Александр, не остановил заговорщиков тогда, в 1801 году, то какое у него право пресекать действия других злоумышленников сейчас? Не лучше ли смиренно ждать решения Высших Сил? Он мечется в дорожной карете по России, будто убегает от себя. Забравшись в глушь, не может усидеть на месте. Он не желает никакой охраны, даже адъютанту, князю Волконскому, не позволяет сопровождать себя.