Призрак джазмена на падающей станции «Мир» - Морис Дантек

«Сёрфингист» резко поднялся и пнул стул в нашу сторону, так что тот загремел под столик.

Парень с огромным трудом сдерживал желание убить нас на месте, но сознавал, что этот номер не удалось бы безнаказанно провернуть среди такого скопления людей; к тому же вокруг было полно копов, которые разъезжают почти повсюду в своих старых, прогнивших джипах.

Я читал все это на его морде, на ней прямо-таки было написано: «Я приберегу силы для другого раза, засранцы!»

Он лишь направил на нас указательный палец и погрозил: «Как глупо, ребятки, мы еще встретимся. Где-нибудь в темном уголке, и эта встреча закончится кровью».

В ответ я улыбнулся — спокойно, без малейшего намека на провокацию; я был листком ивы, который ласкает ветерок на берегу пруда…

Белобрысый и сахелиец исчезли, прокладывая себе путь в толпе, подобно змеям в высокой траве.

— Вот идиоты! — сказала Карен.

Когда мы оказались на улице, я сообщил подруге, что она слегка перебрала. Мы немного прошли наугад по кварталу, расположенному возле порта, откуда доносился запах соленой морской воды. Мы были слегка навеселе. Карен шла чуть впереди меня, исполняя акробатические номера на выступах стеновых блоков, которые выстроились в линию вдоль подножия домов.

— Я не пьяна и прекрасно держусь на ногах, — ответила Карен. — Смотри…

Она взобралась на торец бетонной плиты и приняла позу балерины. Как-то Карен обмолвилась о том, что занималась танцами и гимнастикой — до того, как по результатам теста на обнаружение опасных вирусов угодила прямиком в Центр № 14. Где она ухитрилась сохранить привычку ежедневно тратить по несколько часов на физические упражнения. Между прочим, я там показал себя гораздо более ленивым человеком; и за исключением сеансов йоги, которыми увлекся в конце моего пребывания в Центре, я не делал практически ничего, разве что иногда гулял вокруг модульных зданий быстрой сборки.

Мое состояние стабилизировалось, вирус задержался на стадии слабого обострения, благодаря чему окружающий мир обретал четкость HD-изображения[58] с резкими линиями и отчетливыми световыми эффектами.

Мы как раз подходили к порту, оказавшись возле доков. В гавани были пришвартованы многочисленные суда — российские, индонезийские или бразильские сухогрузы, местные траулеры и паромы. Однако на том участке, к которому мы приближались, не было ничего — разве что маленькая ржавая баржа, нагруженная металлоломом.

Что-то засверкало слева передо мной — неподалеку от скрытого в ночной тьме строения, возле нагромождения металлических бочек; отблески рождались и умирали вновь, двигаясь параллельным курсом. Мое сердце позволило себе забиться чуть сильнее — фортель, которого Шен Лин не одобрил бы.

Мозг обработал поступившие данные и пришел к очень простому выводу. За нами следят. Нас преследует некий человек в очках, отражающих свет. Вроде солнцезащитных очков «Ray-Ban» полицейского типа.

«Можно было догадаться заранее, парни: это ваш цирковой номер», — подумал я.

Странно — теперь, когда я вспоминаю об этом, мне кажется, будто я был готов к чему-то подобному с того момента, как двое торговцев наркотой исчезли в толпе. Соответствующая идея преспокойно обосновалась где-то в подвалах моего сознания. Это было слишком очевидно, как сюжет плохого романа с трагическим концом, но тем не менее это было так: упомянутые парни, и особенно «сёрфингист»-торчок, конечно, не оставят всё как есть, не допустят, чтобы последнее слово осталось за Карен. Это импульсивные ребята, уличные хищники, и тонкого налета цивилизованности им хватает только на то, чтобы не совершать непоправимых действий при свидетелях — так что у них наверняка возникнет желание коварно подловить нас в каком-нибудь безлюдном уголке.

Я подошел к Карен тихо, даже ничуть не торопясь, и с удивлением для самого себя констатировал, что все еще остаюсь листком ивы и т. п.

Девушка пробовала разные виды прыжков с одного уступа на другой.

— Карен, — сказал я, — сейчас мы с тобой немного займемся легкой атлетикой, если ты не против.

Она посмотрела на меня, приспустив очки до странного сексуальным движением. Ее глаза сияли — это был блеск разнузданности и вожделения. До меня очень быстро дошло, что Карен поняла мои слова превратно, и я в ту же секунду продолжил:

— Нет. Я о другом. Предлагаю тебе небольшой забег до конца пирса.

Она посмотрела на меня с таким выражением, будто никакой другой мой поступок не мог бы удивить ее сильнее:

— Хочешь расслабиться, позабыть крутой шухер последних дней?

Карен одним раздраженным щелчком вернула очки с металлическим напылением на место.

— Нет, — ответил я, — хочу оторваться от двух крутых придурков, которые преследуют нас.

Я увидел за зеркальными стеклами что-то вроде полосатого узора из ультрафиолетовых пятен.

«Вот черт, — подумал я, — как такое возможно? Она же должна находиться в посткризисной фазе. Свечение же обычно появляется только на стадиях обострения вируса».

— Не волнуйся, — сказала Карен, — ничего плохого с нами случиться не может.

Несколько секунд я пристально смотрел ей в лицо. Меня снедало желание спросить, как же тогда вышло, что с нами уже случилось столько малоприятных вещей, но я сдержался. Карен двадцать один год, она еще не взрослая, но уже и не совсем юная, она постоянно колеблется между этими двумя состояниями, постоянно ищет хрупкое равновесие между своими желаниями и осознанными фактами реальности.

— Ладно, но ты все же согласна на небольшую пробежку, просто ради поддержания физической формы?

Она взяла меня за руку:

— Послушай, расслабься. Мы пойдем вон туда.

Она потащила меня в сторону пристани, к кафе-ресторану — закрытому и темному.

Мой перевозбужденный мозг зафиксировал последний движущийся отблеск металлического оттенка, затем все погасло. Мы шли вдоль края пристани, слева от нас находился массивный пакгауз, чуть дальше располагалось кафе, а за ним в ночи терялись погрузочные площадки и краны — еще дальше, в действующей части порта. Здесь же все казалось обреченным на уничтожение. Вход в кафе-ресторан был заложен камнем. И вскоре здание должно будет исчезнуть под натиском бульдозеров. Порт Абиджана становился одной из самых посещаемых гаваней Западной Африки.

Мы миновали кафе-ресторан и пошли вдоль какого-то ангара из рифленого листового железа в сторону другого складского помещения. Пристани были освещены тусклыми фонарями, разбросанными на большом расстоянии друг от друга, а также несколькими дежурными оранжевыми лампочками, установленными над воротами ангаров или на борту судов.

Мой мозг почувствовал что-то еще до того, как это произошло. Некая черная, зловещая вибрация, какой-то сигнал…

Будто завороженный, я наблюдал за тем, как из-за угла пакгауза, в тридцати метрах от нас, внезапно появляются две фигуры.

«Сёрфингист» шел вдоль фасада из листового железа, мавр — по краю пристани.

Они даже не пытались делать вид, будто гуляют здесь от нечего делать, они направились прямо к нам, в хорошем темпе. Обмануться насчет их намерений было невозможно.

«Сёрфингист» мчался вперед будто бык, опустив голову, мавр в бело-голубой гандуре[59] скользил следом как призрак.

«Сёрфингист» снял очки, и я различил глубоко запавшие глаза неопределенного цвета, горевшие жаждой убийства. В руке он держал какую-то штуковину, в которой я не без труда распознал свинцовую трубу длиной добрых шестьдесят сантиметров. Рук мавра вообще нельзя было разглядеть, он прятал их в полах своей гандуры.

Я поискал глазами какой-нибудь предмет, валяющийся в пределах досягаемости. И нашел лишь пустую бутылку из-под пива.

Они шли нас мочить.

Я всего раз видел, как Карен дралась. Это произошло в Центре № 14, в ее модульном доме быстрой сборки, расположенном прямо напротив моего — в соответствии с кольцевой структурой лагеря, разработанной урбанистами из Министерства внутренних дел.

В здании Карен, на 17-м этаже, квартировала одна мерзавка, Мира. Это была активная лесби,[60] нахрапистая и достаточно порочная. К ее услугам имелась куча «подружек» и многочисленные рабыни по всему зданию. Однажды вечером двум «амазонкам» Миры вздумалось заняться Карен, которая много раз отвергала ухаживания со стороны «хозяйки». Карен свалила нападавших несколькими идеально точными и по-настоящему жестокими приемами. Все обитатели мужского корпуса, в том числе и я, наслаждались зрелищем из зарешеченных окон своих «сот», и все как один аплодировали двум техничным нокаутам. Мира больше никогда не пыталась трахнуть Карен, у нее и так имелось все, что нужно, так что не стоило создавать себе проблемы с этой «кокеткой», отправившей двух внушительного вида бабищ в санчасть Центра с тяжелыми травмами. Карен перевели на другой этаж и поселили в одиночную комнату, предварительно наказав.