Товарищ Анна (сборник) - Ирина Богатырева

– Ах, как у вас хорошо! – с придыханием заявила Анна с порога, стоило только Валькиной сестре открыть дверь.

– Приехали? – С кухни, вытирая руки, выходила Валькина мать. – Я чай как раз заварила, как чувствовала, что вы сейчас придете. Ну проходите, что встали. Валентин, привез, что я просила?

– Ага, – ответил Валька, весь освещаясь тихой беззаботной улыбкой и погружаясь тут же в привычный домашний быт.

Не заботясь о формальностях, он коротко представил матери и сестре Анну, пронес сумки в комнату, где раньше жил вместе с сестрой, а теперь осталась она одна, и уже размашисто шлепал по дому босыми ногами и как-то одновременно успевал делать все сразу: включать на компьютере любимую музыку, показывать Анне фотки со своих походов, скупо рассказывать матери о московском житье, доставать всякие вещи, чистить на кухне картошку, то и дело целовать и обнимать Анну, расписывать ей, что станут делать они в эти дни, куда пойдут, что увидят. Его охватило буйное, безалаберное, счастливое настроение, как будто высвободилась энергия, зажатая Москвой. Анна тоже радовалась, охотно отвечала на любые вопросы о себе, рассказывала сама, непривычно часто смеялась.

Дом Вальки не отличался уютом. Мебели здесь было совсем уж мало, и стояла она как-то непредсказуемо: холодильник в коридоре, большой раскладной диван – на кухне, в гостиной была кровать и платяной шкаф, стенка со старым телевизором, зеркало и ночной столик. В Валькиной комнате мебели почти не было, от кровати остался только большой пружинный матрас, на котором лежал старый застиранный спальник, да стоял стол с компьютером. Высокий, но узкий платяной шкаф прятался в углу, он был почти пуст, у него не было одной дверцы, а другая висела криво, на дне шкафа валялись кучей детские игрушки, замызганные от большой к ним привязанности, а антресоль была забита книгами – в основном фантастикой. В третьей комнате жил шестилетний Денис, младший брат Вальки, упитанный и хмурый молодой человек, он молча доставал из кучи какую-нибудь куклу-страдалицу, сосредоточенно выкручивал ей суставы и подсовывал Анне для оценки. Анна кивала и натянуто улыбалась.

Ближе к полудню квартира стала наполняться людьми. Приходили родственники, приятели Вальки и его сестры, их знакомые и знакомые знакомых. Все знали друг друга сто лет, могли часами говорить ни о чем, но было видно, что могли так же легко обходиться и друг без друга. Люди перетекали из кухни в комнаты и обратно, все заглядывали к Вальке, смотрели на Анну и утекали. Ближе к вечеру кто-то принес вино, стали отмечать каникулы, Татьянин день и еще чей-то день рождения. К этому моменту люди уже так заполнили квартиру, что деваться от них было некуда. Валька пил с каждым, кто подходил к нему, громко разговаривал и смеялся, и его, казалось, все любили, и он любил всех. Анна сидела уставшая и улыбалась через силу.

После полуночи Дениска уснул на полу в неудобной позе. Валькина мать взяла его на руки и ушла спать в маленькую комнату, дав Вальке распоряжение по домашним делам на завтра. Казалось, гости ее не напрягали, она к ним привыкла. К этому моменту сестра со своим молодым человеком уже уединились на кухне. Люди потихоньку стали рассасываться, и к часу разбрелись все.

Заперев за ними дверь и последовательно выключая в квартире свет, Валька пошел в свою комнату. Анна сиротливо сидела на матрасе, прислонившись к стене, поджав к груди ноги, наглухо укутавшись в шерстяную кофту. Валька погасил свет, оставив светиться только монитор. Пощелкав мышью, он составил список романтических мелодий и, запустив его играть, подсел к Анне, обнял ее за плечи, склонился к лицу и прошептал: «Иди сюда». Она не двинулась, словно замороженная. Валька поцеловал ее в мочку уха, потянулся к губам. Она не шевельнулась, она была холодная, как стекло. Осторожно он расстегнул на ней кофту, стал гладить холодные плечи, грудь, другой рукой скользнул по лодыжке под юбку, поднялся до колена, но дальше было как-то неудобно, Анна сидела вполоборота, и ее было не достать всю. Он попытался за плечи развернуть ее к себе, и она легко поддалась, тогда он обнял ее плотно, потянулся к губам – и столкнулся с колючим, злым взглядом. «Ты можешь делать со мной, что хочешь, – говорил этот взгляд. – Мне все равно. Я презираю тебя». Валька отстранился.

– Сердишься? – спросил он.

– Нет, – ответила Анна глухим голосом. – Отчего мне сердиться? Мне надо было догадаться, что так будет.

Это обидело Вальку. Он поднялся, подошел к компьютеру, выключил его одним нажатием кнопки. Стало тихо, как в гробу, а потом через тишину пробился вкрадчивый скрежет – старый тополь скребся в стекло голыми ветками, ударял тихонечко о железный карниз.

– Где у вас в городе музей Ленина? – спросила Анна сухо.

– Я тебе покажу, – ответил Валька. – Завтра пойдем.

– Можешь не трудиться. Я сама найду. Если те… если тебе… все так… безразлично! – выдавила она из себя с болью, и он обернулся. Анна плакала. Валька впервые видел ее слезы. Это его отрезвило.

– Да ты чего, солнце? Ну не сердись. Дурак я, дурак, да. Ну все, прости, – говорил он, утешая, но боялся коснуться ее.

– Я такого не говорила, – всхлипнула Анна. – Я не говорила про тебя так. Но разве ты тоже хочешь быть… быть таким, как все? Ничтожеством. Быдлом.

– Почему ты о них так? – Валька немного обиделся. – Они все хорошие люди. Мои друзья. И вообще… Ты же не знаешь их никого.

– Не знаю, – продолжала плакать Анна. – Но это все так мерзко. Такая жизнь… все. И ведь здесь… здесь… Я думала, мы будем вместе ходить в музеи, будем гулять, смотреть все. Но если ты станешь и дальше – так! все дни!..

– Все дни-то не буду, – бормотал потерянный вконец Валька. – Это же только сегодня. Друзья пришли. А ты – вот так. – Он замолчал.

– Прости, – сказала вдруг Анна и потянулась к нему, коснулась лица холодной ладошкой, заставила поглядеть в глаза. – Я не права. Наверное, я не права. Я все забываю, какие на самом деле люди. Я хочу их видеть лучше, сильнее, благородней. Но чтобы такими их сделать, надо трудиться. Всем. И мне. Нам. И тебя хочу видеть таким – тебя в первую очередь. Ты понимаешь меня? Не злишься?

– Нет, – еле слышно ответил Валька и отвел глаза.

– Мы ведь еще везде сходим. У нас столько дней впереди! Надо трудиться, трудиться. И в музее побываем, и на Волге. Честно ведь, да?

– Да, – кивнул Валька, обалдевший от ее перехода.

– Ну и хорошо. Я знала. Ну и хорошо. Вот так. Так. – Она потянулась губами к его губам, теплым, мягким, пахнущим водкой.

22

Но на следующий день они никуда не пошли. Дел, заданных матерью, хватило до трех часов, и Валька решил, что уже поздно ехать за Волгу, музей будет закрыт. Они пошли гулять по городу, встретили Валькиного одноклассника, тот был на своей новой машине, и все они поехали кататься вместе, зашли в какой-то бар, где быстро набрались оба, стали вызванивать других одноклассников. Скоро за столом сидели человек десять молодых мужиков, все громко разговаривали, хвастались, смеялись и бросали жадные пьяные взгляды на Анну, зажатую у стены с видом встрепанной кошки. Дома они были поздно ночью.

На другой день Валька проснулся в полдень, стал собираться, понукаемый Анной, но дома оказалась сестра. «Давай хоть чаю вместе попьем, все поговорить некогда. Как ты там живешь?» – слово за слово, завтракая, обсуждая жизнь и знакомых, просидели два часа. Пришла мать и отправила Вальку с новым заданием. Она была женщина деловая, держала магазинчик с нижним бельем и бегала везде сама, энергичная и занятая, как белка. Она сама гордилась тем, что никогда не сидит без дела, хотя и не получала много денег. В этом обвиняла всех вокруг, особенно детей, что не помогают ей, и терпеть не могла видеть их праздными, справедливо считая, что чем больше придумать им работы, тем меньше у них останется время на лодырничанье. Не придумав ничего более полезного, она велела Вальке отнести дяде на починку сломанный кухонный комбайн. Пошли вместе с Анной на другой конец города, а там оказались двоюродные братья и сестры, их дети, мужья и жены, да и с дядькой Валька по приезде еще не встречался. Дома были около двух ночи.

Наконец терпение Анны лопнуло. Утром в пятницу Валька проснулся, разбуженный резким звуком застегнутой молнии. Анна готова была уходить. Он повернулся и спросил, куда она. В его голосе было тяжелое спокойствие человека, который знает, что бежать отсюда некуда. Он был готов к крику, скандалу и нравоучению, но Анна ничего не сказала, подхватила сумку и быстро ушла.

Валька поднялся, не чувствуя в душе ничего, умылся, заварил растворимый кофе. Дома не было никого. С кружкой прошлепал назад в комнату, захотел включить компьютер и увидел на столе свой обратный билет. Один. Второго, Анниного, не было. В Вальке что-то обмерло.

Через десять минут он был на остановке. За эти дни город вымерз, кучка людей в шубах и меховых шапках по неизбывной провинциальной моде – чем пышнее, тем богаче, – клубила над собой облака пара. Маршрутки и автобусы то и дело подруливали, глотали людей и отъезжали. Но, уже подбегая, Валька увидел, что Анна не уехала. Поставив сумку к ногам, она прыгала на месте, промерзнув в своих легких ботинках, в немодной шальке на голове, грела дыханием руки.