Девственницы - Банни Гуджон

— Ты взяла папину трубу! — вскричала Тот. — Ее нельзя брать!

— Почему? Он на ней не играет.

— Он просил меня присмотреть за ней!

— Значит, паршиво ты справилась, верно? — Дороти достала из кармана кожаный мешочек и извлекла оттуда медный мундштук. — Теперь, когда часовой увидит, что приближаются захватчики, то подует в трубу, и если мы не в лагере, не добываем продовольствие и не шпионим, то будем знать, что надо бежать сюда и… отражать нападение.

Стейси не могла отвести взгляда от трубы, поблескивающей золотом на коленях у Дороти. До того как мистер Томпсон уехал в Америку, она часто слушала, как он репетирует. Каждое воскресенье в половине одиннадцатого, прижимая к груди черный кожаный футляр, он переходил лужайку и направлялся в «Орел» в центре поселка, где выступал с «Блюзовыми нотами». Летом он надевал полосатый пиджак и соломенную шляпу. Ее отцу мистер Томпсон не особенно нравился. Он называл его «богатым ублюдком». И еще похуже. «По-моему, — говорил отец Стейси, — все, кто носят соломенные шляпы, — настоящие педики».

— Почему он не увез трубу с собой? — спросила Стейси.

— Потому что это труба для начинающих, — объяснила Дороти, — а ему, когда он приехал в Новый Орлеан, дядя Тревор купил новую.

— Как у Диззи Гиллеспи, — пробормотала Тот.

— Ты хочешь держать трубу здесь, в шалаше? — спросила Стейси.

— Конечно нет! Пусть она для начинающих, она все равно стоит кучу денег. Я унесу ее с собой. — Дороти положила медный мундштук на место. — Дуть в нее разрешается только мне.

Стейси стало щекотно; она опустила глаза и увидела, что Тот прутиком водит по бархатной треугольной вставке на ее джинсах. Поняв, что ее засекли, она бросила прутик.

— Извини, — сказала.

Стейси увидела, что девочка плачет.

— Ничего, — сказала она. — Можешь продолжать, если хочешь.

Тот подняла прутик и провела по бархату, любуясь переливами поверхности ткани.

— Как мех у Барни, — сказала она. — У меня тоже будут такие джинсы. Когда-нибудь, — добавила она, — у меня будет такой бархат на джинсах, как у Стейси, и я буду жить в Норлеане.

Стейси улыбнулась. Труба Дороти перестала казаться ей таким уж чудом.

— Я кое-что записала в наш шпионский журнал, — сказала она.

Дороти подняла на нее глаза.

— Что?

Стейси вытащила из тайника коробку из-под печенья, сняла крышку и протянула Дороти блокнот «на пружинках». Дороти открыла блокнот, пролистала до последней записи и начала читать вслух то, что написала Стейси:

— «Восемнадцатое августа тысяча девятьсот семьдесят второго года, понедельник. Девятнадцать сорок три. Джанин позволила…» Как произносится, Стейси? — Дороти показала на имя, и Стейси наклонилась к ней.

— Барри Маунтину.

— Точно. — Дороти продолжала читать вслух:

— «Джанин позволила Барри Маунтину залезть себе под свитер. Джанин и Барри на диване в гостиной. На Джанин красный свитер. На Барри джинсы, черная рубашка и высокие ботинки. Барри шарил у нее под свитером целых две минуты. Джанин вышла на кухню, а потом вернулась с двумя чашками. Девятнадцать сорок девять. Мама с папой вернулись домой. Девятнадцать пятьдесят. Барри выскочил в окно столовой». — Дороти закрыла блокнот. — Ты не написала, откуда вела наблюдение.

— Я была в палисаднике, под окном, — сказала Стейси. — Под ракитником.

— Да, но ты этого не написала. И не уточнила, как следила за ними.

— Что значит — «как следила»?

— Ну, смотрела через окно или еще как…

Стейси задумалась.

— Я подоткнула тюлевую занавеску под вазу для фруктов, а потом вышла.

— Надо было все подробно записать, — сказала Дороти. — Именно для таких вещей и предназначен наш журнал.

Тот перестала гладить джинсы Стейси.

— На ней был лифчик? — спросила она.

Стейси покачала головой.

— А что было в чашках?

Дороти положила блокнот в коробку, а коробку сунула обратно в тайник. Потом взяла трубу и выдула слабую, дрожащую ноту. Ветки над ними закачались; Стейси показалось, что небо наклонилось, а птицы заметались и закричали.

— Наверное, там было виски, — сказала она Тот.

— Подумаешь. — Дороти положила трубу на колени. — Вот я видела такое, такое!

— Что? — в один голос спросили девочки.

— Кое-что, связанное с одним из членов нашего клуба. А ты, Тот Томпсон, вообще помолчи, ты не член клуба, а если откроешь рот, я скажу маме, что ты разговаривала с папой по телефону.

Тот ненадолго задумалась.

— А я еще не иду домой. Мама велела тебе присматривать за мной.

— Я и буду, но отныне тебе запрещается разговаривать, поняла? — Тот кивнула и снова взяла прутик. — И даже слушать тебе нельзя!

Дороти повернулась к Стейси:

— Хочешь узнать, что я видела? — Стейси кивнула. — Я увидела кое-что покруче, чем ты, потому что я шпионила за членом клуба и еще за одним человеком, которого все мы знаем. Кое за кем, чье имя начинается с буквы «Н». Кое за кем, в кого влюблена Тот.

Тот зарделась.

— За Найджелом? — спросила Стейси.

— Да, за Найджелом и… еще за одной особой из тупика Стэнли, чье имя начинается на букву «Л».

— Лилли? — спросила Тот, отрывая взгляд от земляного пола.

— Я ведь велела тебе держать рот на замке!

Тот прикусила губу и принялась ковырять землю прутиком.

— Я хочу посмотреть реликвии, — сказала она. — Стейси, можно мне еще разок посмотреть реликвии?

— Заткнись, — велела Дороти. — Стейси, ты что, показала ей реликвии? — возмутилась она. — Она ведь даже не член клуба!

— Значит, ты видела Лилли, да? — спросила Стейси.

— Да. — Дороти принялась разглядывать свои туфли.

— И что? — спросила Стейси.

— Хочешь знать?

— Да!

— Я видела, как Лилли и Найджел занимались кое-чем в амбаре на Спрингхауз-Вэй!

Тот сломала прутик.

— Я за ними шпионила. И это еще не все.

— Что? Расскажи! Что там было? — спросила Стейси.

— Потом она занималась тем же самым со взрослым мужчиной. С цыганом, который работает на фабрике!

— Что, со взрослым?!

— Ну да. Он прямо старик. Это было так противно!

— Что она делала? — спросила Стейси.

— Она легла на спину, а он лег на нее сверху и стал сопеть и издавать всякие звуки.

— Какие звуки?

— Как будто он… сильно тужился, вроде того.

— А почему он тужился? — спросила Тот.

— Ничего он не тужился, дуреха! — Дороти бросила в Тот прутиком.

— А потом что? — спросила Стейси.

— Потом он с нее слез.

Все три девочки замолчали. Дороти, широко улыбаясь и вспоминая подробности увиденной ею потрясающей сцены, выхватила из полузарытой жестяной коробки блокнот, достала из кармана юбки карандаш и начала быстро записывать.

Тот порылась в кустах в поисках другого прутика.

— Лилли такая опытная, — сказала она.

Стейси пожалела, что ее сестра и Барри Маунтин не делали ничего более предосудительного. «Всякий раз, — подумала она, — как я добываю что-то стоящее, Дороти раскапывает что-то получше». Она оглядела свои джинсы и увидела, что штанины внизу замахрились. Бархат истерся у швов. Тот очистила прутик от коры и ткнула его в пыль между корнями дуба. Было тихо. Только карандаш Дороти скрипел по бумаге да на свалке голосили чайки.

Стейси осторожно потянула за нитку, торчащую сзади. Она размоталась, и на землю полетели рыжие волоски.

— То же самое делает и мой двоюродный брат, когда сидит со мной, — сказала Стейси. — Придвигает диван к двери гостиной, чтобы не вошли его младшие сестренки, а потом мы с ним занимаемся тем самым. У камина. — Она потянула за другую нитку. — Как Лилли и тот цыган. Мы ПОСТОЯННО этим занимаемся. — И Дороти, и Тот смотрели на нее широко раскрыв глаза. — Да! — повторила Стейси. — Но я не боюсь залететь, потому что у меня еще нет месячных. Двоюродный брат мне сказал: пока нет месячных, все безопасно.

В тесном шалаше под дубом воцарилось молчание; оно проникало сквозь переплетенные березовые ветви. Тот встала первой и выскользнула из лаза в плетеной стене. Стейси слышала, как она плачет, пробираясь по тропинке к свалке.

Дороти встала и взяла трубу.

— Дурацкий клуб! — сказала она. — Я больше не вожусь с глупыми маленькими врушками вроде тебя. — Она резко сорвала с ветки прищепки, на которых держалось одеяло. — И его я тоже уношу домой! — Она закинула одеяло на плечо и исчезла в дыре, ведущей в поле.

Стейси смотрела, как Дороти бредет по некошеному лугу. Под выцветшим армейским одеялом почти не было видно синего халатика. Потом она скрылась в длинной желтоватой траве, росшей вдоль проволочной ограды аэродрома. Стейси пнула ногой банку из-под печенья. Где-то вдали ехал мусорный фургон; мотор взревывал на подъеме. Снаружи воздух звенел от криков чаек. Все они вопили, предвкушая пир и драку из-за новой порции мусора и объедков.