Секретарша на витрине. Двадцать пять странных историй из практики регрессионного терапевта - Ханс ТенДам
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С этими ритмичными выдохами она, кажется, более или менее возвращается в здесь и сейчас, но держит глаза плотно закрытыми, видимо, не желая выходить из состояния блаженства.
Где вы? Что происходит? Вы мужчина или женщина?
Она сильно качает головой из стороны в сторону, улыбаясь моему полному непониманию.
Я бронтозавр.
Это был мой первый опыт встречи с динозавром, и хотя он не будет последним, с таким сталкиваешься не каждый день.
Каково это — быть бронтозавром? В одно слово — восхитительно. Огромный размер, гигантский вес, ощущение этой массы!
Она в полной мере этим наслаждается. И конечно, здесь ей не страшны потопы. Вода приятная. Двигаться легче, и с такой шеей можно достать до довольно большой глубины.
Чтобы быть уверенным, я спрашиваю, где она чувствует страх наводнения в теле. Динозавр наслаждается моими глупыми вопросами и качает головой: «Нет» — как это может сделать только бронтозавр, по крайней мере, когда его персонифицирует миниатюрная женщина.
Очевидно, что этот опыт заставляет её чувствовать себя хорошо и, вероятно, может решить её проблему. Как я могу углубить её опыт? Возможно, поможет компания.
Вы там одна?
Лучше бы я не спрашивал. Её шея снова вытягивается. Она смотрит до упора влево, а затем медленно до упора вправо. Затем ещё немного назад и направо, и тогда из этого крошечного тела исходит невероятный рёв. Его должно было быть слышно на даже улице.
— Что там?
— Мой муж!
Судя по всему, самец-бронтозавр ещё крупнее, тяжелее и медленнее. Более потрясающий. Я не знаю, как спариваются бронтозавры, но могу поспорить, что понадобились бы затычки для ушей, если бы они занимались любовью в радиусе полумили от нас.
Моя клиентка возвращается в здесь и сейчас через несколько минут. Я решил больше ничего её не спрашивать и ничего ей не предлагать. Она устала, но счастлива. Как и положено после экстаза. И страх наводнений ушел, его точно нет.
Была ли она когда-нибудь бронтозавром? Я, конечно, не знаю наверняка, но этот опыт кажется идеальным противоядием от её страха наводнения. Возможно, это было шаманское путешествие, и она нашла своё тотемное животное или животное силы. По крайней мере, для этого страха и этого исцеления.
С тех пор я дважды сталкивался с опытом бронтозавра. В обоих случаях это был опыт собственной истории души, глава в познании планеты и привыкании к материальному миру.
В одном кейсе, описанном в предыдущей главе, главным приятным ощущением было солнечное тепло на коже, а главным неприятным ощущением — огромная инерция.
В другом кейсе основное удовольствие доставляла возможность смотреть поверх деревьев. Это было настолько важно, что я подозреваю, что опыт до этого был ближе к земле.
Боюсь, в этом опыте нет рецепта для счастливого брака. Или всё же есть? По крайней мере, он означает что ожирение не всегда должно быть помехой или бременем. Утешительная мысль для некоторых из нас. Но не будем переходить на личности.
История двадцать третья
Куда идут просветлённые будды?
На этот раз более свежий кейс. Группа японских студентов, ближе к концу обучения. Я собираюсь продемонстрировать «стежковую сессию».
Это сессия, в которой вы начинаете с предполагаемой самой ранней жизни. Вы идёте к опыту смерти, ненадолго оглядываетесь на прошлую жизнь, а затем переходите к следующему рождению. Впечатление о жизни, взрослении, о взрослой жизни, а затем — к опыту смерти. Оглядываемся назад и переходим к следующей жизни. Это про то, чтобы обнаружить — и получить опыт — общей нити, проходящей сквозь все эти жизни. Если кажется, что первая жизнь имела место очень давно, я предлагаю клиенту перейти к следующей значимой жизни, к той, которая иллюстрирует общую нить.
Сегодня мой объект (простите, субъект) для демонстрации — один из неизменно редких мужчин в группе. Он не уверен, какая из его жизней самая древняя: греческий философ в Афинах, по крайней мере, некто, интересующийся философией, или что-то, напоминающее внеземную жизнь.
Мне-то ясно, кто из них окажется древнее. Вы вряд ли встретите кого-то, кто между древней Грецией и нынешним временем возьмёт внеземной отпуск, а затем снова радостно воплотится здесь, на Земле. Тем не менее я позволяю ему персонифицировать обе жизни и представить их друг другу. Грек узнаёт инопланетянина, но не наоборот. Таким образом, грек уже нёс в себе память о внеземной жизни, но не наоборот. Поэтому мы начинаем с внеземного опыта.
Несчастный случай в космосе, недалеко от Земли. Похоже, многих мёртвых тянет на нашу планету. Первое впечатление — невероятная красота. Это встречается на удивление часто. По-видимому, немногие планеты такие голубые и полноводные, как наша.
Его первая жизнь на Земле — первобытный человек, охотящийся в джунглях. Он абсолютно наслаждается ошеломляющей силой своих телесных инстинктов. Он чувствует себя наполненным огромной энергией, которой никогда раньше не знал. В детском энтузиазме он не успевает вовремя остановиться и падает с обрыва.
Затем клиент получает какие-то смутные, смешанные впечатления, которые он ощущает как несколько примитивных жизней. Следующее чёткое впечатление — жизнь в Афинах. Он видит Парфенон. Теперь он хочет чего-то более цивилизованного. Он торговец, но интересуется философией. Жизнь, полная мыслей, но также с неким ощущением, что есть ещё что-то, нечто, что он упускает.
Эмоции, вот чего ему не хватает. Тогда, в следующей жизни он — женщина. Внебрачный ребёнок, которого после небольшого торга допускают до своего рода местного двора. Она удачно выходит замуж, но её муж узнаёт, что она на самом деле его не любит (читай: имеет любовника) и изгоняет её с ребёнком. Она оказывается в деревне и ведёт простую жизнь, полную труда, однако очень счастливую. Она умирает, наполненная множеством эмоциональных впечатлений, которые испытала.
Затем опять какие-то смутные впечатления эмоциональных жизней. Следующая жизнь, которая перед нами предстаёт, — буддийский монах, желающий выйти за пределы эмоций. Он достигает сатори (просветления).
Мой субъект (теперь назовём его правильно) умолкает в кресле, и тишина теперь заметна во всей группе. Он дышит спокойно и особенно глубоко. Когда монах умирает, то чувствует, что поднимается выше, чем в прошлый раз, и оказывается в идеальном состоянии. Он описывает себя, без тени скромности или нескромности, как просветлённого Будду. Тишина становится глубже и дольше.
По прошествии некоторого времени в глубоком молчании я задаю заземляющий вопрос.
— Как
