Секретарша на витрине. Двадцать пять странных историй из практики регрессионного терапевта - Ханс ТенДам

Год назад она ещё была нормальной, и с трудом может вспомнить, как это было спокойно и приятно. Затем она стала практиковать Рэйки. Эта практика показалась ей такой красивой! Рэйки 1, и Рэйки 2… У неё был к этому талант. Вскоре у неё стало больше клиентов, чем она могла принять.

Затем произошло нечто чудесное: она получила опыт сверхъестественного блаженства. Пробовала поделиться этим с мужем. Её дети тоже странно на неё смотрели, когда она пыталась передать им то, что пережила. Иногда её так захватывало неземное счастье, что она едва могла работать. Она чувствовала себя великолепной и безграничной и могла объять весь мир. Мастера Рэйки её хвалили. Она была поистине счастлива.

А потом появилась другая сторона. У неё начались приступы неописуемой душевной боли. Как будто она чувствовала всё отчаяние всех людей в её городе. Или всё одиночество всех живых существ в окрестностях. Она попала в тёмные бездны, о существовании которых даже не подозревала.

Её мастера Рэйки с заботой проводили с ней больше Рэйки, но это не помогало. Она пошла в церковь и молилась Марии. Тогда она начала чувствовать все страдания всех, кто молился Марии, и мировые страдания самой Марии.

Она уже не знала, как с этим справляться. Она не знала, что делать. Небесное блаженство и адская агония её изматывали. Никто не мог помочь. Её работа, её брак, её материнство — всё это грозило исчезнуть в космических волнах нечеловеческого блаженства и нечеловеческой тьмы.

Мне было ясно, что её душа теряет границы, что большие врата уже открыты настежь. Ей пришлось прекратить Рэйки, потому что лечение, которое ей давали, лишь усиливало боль. Ещё бы: метод раскрытия, когда вы и так уже широко раскрыты, контрпродуктивен. Если вы обнаружили неожиданные пробоины, не нужно, чтобы вам помогали их ещё больше раскрывать.

Её рассказ о замешательстве и ментальной «морской болезни» захлёстывал меня своими волнами. Но хотя она рассказывала свою историю со всей горячностью, и с дикими взглядами и жестами, но тем не менее, довольно рационально и в хронологическом порядке, так что она оставалась понятной. И каждый раз, когда она описывала происходящее с ней, она снова как будто погружалась в это частью своего разума. Рассказывая, она всё это перепроживала.

У меня было не так много знаний и опыта в этой области, однако достаточно, чтобы понять, что она вступила на путь ненаправляемого, неконтролируемого мистического развития. Я смог вставить лишь несколько предложений об unio mystica (мистическом союзе) и ночи души. Поскольку она почувствовала, что я её понимаю, она, очевидно, ощутила необходимость излить весь опыт в этой области.

И потом у нас осталось всего пятнадцать минут. С большой решимостью я должен был заставить её сделать что-то, что могло бы ей помочь. Чем более чрезвычайна ситуация, тем больше необходимость в простом решении.

Я дал ей команду пойти назад в прошлую жизнь, в которой было понимание мистицизма, но в которой у неё были достаточные границы эго. Практически всегда вы попадёте в жизнь мужчины, так как чёткие границы — это слава и проклятие мужчин.

Закройте глаза, загляните внутрь себя и пойдите назад, к мужской стороне себя, которую вы сможете использовать для восстановления своих границ.

Я представлял себе, что это будет могущественный, мудрый мужчина — примерно такой, каким я хотел бы видеть себя. Она тут же попала куда-то, но в ситуацию, которая, казалось, скорее ухудшала, чем улучшала её состояние: в грязном подземелье лежал мужчина, умирающий от истощения, голода и безысходности.

Думая на ходу, я заподозрил, что мы нашли не ресурс, который я хотел найти, а причину её потери границ. Поэтому я предложил ей войти в подземелье женщиной из сейчас, чтобы помочь или хотя бы утешить умирающего человека. Она дрожала всем телом и сделала такой жест руками, как будто положила голову мужчины себе на колени. Она плакала и тряслась от сострадания к жалкой груде человеческой сущности.

Вы видите его глаза?

Это самый простой способ определить, вступаете ли вы в контакт непосредственно перед или после чьей-то смерти.

И тут происходит нечто совершенно неожиданное: она входит в спокойное состояние экстаза. Ей трудно объяснить, что происходит. Мужчина открывает глаза, и она видит самый дружелюбный, спокойный, мудрый и сильный взгляд, который когда-либо видела. Она исчезает в его глазах, и в то же время он исчезает в её глазах. Далее следует невероятное интегративное слияние.

Единственное, что я знаю ещё нужно сделать — поскольку я едва могу дотянуться до неё словами — это сказать, что ей нужно, если она — это он, интегрировать его в своё тело[18]. Я несколько раз с полной силой ударяю ладонями по её коленям, с каждым ударом словесно подтверждая, что он остаётся внутри неё. Это единственный способ, который я могу придумать, чтобы физически заякорить эту интеграцию, не причинив ей вреда.

А затем всё заканчивается. Она тяжело дышит, растерянно смотрит вокруг, смеётся и плачет, и снова смеётся, и успокаивается, пока её взгляд не становится спокойным, её тело не становится спокойным, комната не становится спокойной, и даже я сам не становлюсь спокойным.

Она ещё не осознаёт, как и что произошло, но она — это снова она, и больше, чем когда-либо прежде. Она укоренена в самой себе. Теперь у неё достаточно глубокие корни, чтобы ей не нужно было безгранично изливаться в мистических переживаниях, не закрываясь при этом от всего и всех вокруг. В последнюю минуту я даю образ парусника: чем больше паруса, тем глубже киль, и тем больше должен быть шверт под килем.

Мужчина, которым она когда-то была сама, — это шверт под её килем или балласт в её корабле, или как вам угодно на это посмотреть. Теперь она понимает, что он был проповедником, которого власти посадили в тюрьму. Сломить его не смогли, а так как к тому времени пыток, по-видимому, не применяли (полагаю, это конец XVII века), его просто оставили там умирать.

Уставшая, удивлённая, счастливая и спокойная, она уходит. Мы договариваемся, что она может написать мне, чтобы рассказать, как идут дела, или задать вопросы. Когда я вернусь в страну, она может попросить повторную сессию.

Через месяц я получаю электронное письмо, полное изумления, что теперь все проблемы позади. Через три месяца она мне пишет, что у неё опять бывают плохие моменты. Из-за недоразумения она пропускает приём во время моего следующего визита. Затем она