«Засланные казачки». Самозванцы из будущего - Герман Романов

– Еще как применит, особенно янкесы! – глухо ответил Пасюк, вспомнив судьбу Хиросимы. Попытка шантажа провалилась, теперь его судьба решена: что ж, раз проиграл, то нужно хотя бы сохранить достоинство.

– Вы русский офицер, Александр Александрович. И с чувством юмора даже в такой ситуации. – Либерман ткнул пальцем в листок бумаги. – С гимназических времен я помню формулу этилового спирта, а потому разделяю вашу шутку. Я не буду вас спрашивать о том, какое задание и от кого вы выполняли. Но прошу об одном – если вы знаете, как уберечь русский народ от всей этой ядовитой гадости, то ваш долг немедленно написать свои соображения. Это спасет немало жизней в будущем.

– Знаю, – после долгой паузы произнес Пасюк. Действительно, тут чекист прав – Советская власть уже утвердилась всерьез и надолго, и он обязан вывернуть себя наизнанку и уберечь свой же народ от ядовитой гадости, что может в одно не совсем прекрасное время высыпаться на головы людей.

– У вас есть бумага и карандаш? Я изложу свои мысли.

– Конечно, Александр Александрович, – чекист улыбнулся самым любезным образом. – Вам немедленно предоставят все необходимое и комнату. Что вам еще нужно?

– Верните мои сигареты, вашу махорку курить просто жуть. И выпить чего-нибудь дайте.

– Портсигар вернуть не могу, он сейчас вещественное доказательство. Но вот вам коробка папирос. – Либерман положил на стол пачку с яркой этикеткой и коробок спичек.

– Вас немедленно хорошо покормят, дадут хорошего чая. Здесь он настоящий, кирпичный, из Монголии. А вот спирта и водки не дам – вам нужна для работы ясная голова. А как напишете, вам немедленно принесут все требуемое. Обещаю.

– Хорошо, – только и произнес Пасюк, пожав плечами. Чего он хотел, того и добился: теперь, по крайней мере, до Иркутска, его пальцем не тронут, а будут пылинки сдувать. А там, может, кривая и вывезет…

Родион Артемов

– Ты на меня зла не держи, вашбродь, что я тебе шею сдавил. Зол был за Гришку, коего ты, как жука булавкой, на штык нанизал…

– Да не хотел я его колоть! – огрызнулся Родион в ответ, хотя страх перед этим человеком заполонил холодом его нутро. Он чувствовал, что превращается в какую-то ученую собачку академика Павлова.

Только псы слюну выделяли на своих условных рефлексах, а он обмочиться в штаны так и норовит и ничего с этим не может поделать – страх смерти уже господствовал над его волею. Будь в комнате один «чекист», то можно было на что-то лучшее надеяться, но этот опричник его вряд ли живым выпустит.

А потому следует говорить только одну правду, и плевать на инструкции Пасюка – тот, судя по всему, сам своим убогим умишком тронулся и его под монастырь подвести хочет.

– Толкнул меня сильно ваш солдат, что с боку на меня набежал, я с винтовкой на стену падать стал. И не моя вина, что там твой боец оказался. Я как увидел, что кровь фонтаном со рта пошла, так испугался, и винтовку обратно рванул, а тот дурак свою челюсть под приклад и поставил.

– Вона как?

Родион видел, что Ермолаев весьма натурально, отнюдь не наигранно обомлел. Видно, раньше принял этот укол за воинское умение Артемова, что на самом деле было нелепой случайностью. Так могут вести себя люди, осознавшие, насколько они раньше ошибались.

И Родион правильно понял сомнения командира и горячо заговорил, оправдываясь:

– Ты сам посуди! У меня винтовка в руках была заряженная, а я не знал, как с нее стрелять. Только сейчас понял, как курок, «пуговку» эту треклятую, оттягивать нужно с затвора.

– Эх-ма, это надо же!

Командир неожиданно выругался самой отборной бранью, да так, что Родион вздохнуть побоялся.

– Хорошо. Кто тебя в стриптиз-бар ввел, что ты там делал?

– Миронов Генка ввел, по его протекции попал.

– Где ты с ним познакомился?

– Лабали мы раньше в кабаке одном! – Родион тут же спохватился и доступно пояснил: – В ресторане! Но он потом того, на «золотой» ушел! Он от «кокса» лечился…

– От «кокса»? – Командир выпучил глаза. – Он что, уголь ел?

– Зачем уголь? – настала очередь Родиона изумиться такой поразительной дремучести. – Музыканты народ творческий, многие наркотики употребляют, морфий там, экстази или кокаин. Последний иной раз мы «коксом» и называем. Героин-то опасен, да и для нищих он, как и «крокодил»: раз ширнешься и все, хана. Вначале мозги набекрень едут, а потом на «дурь» так подсаживаешься, что через полгода Шопена играют.

– На золотой? Это что, он на Ленские прииски пошел работать? А ширнешься? Что это такое?

«Ну, ты и деревня! Откуда тебя такого «серого» взяли? Действительно, права поговорка – сила есть, ума не надо!

– Какие прииски? От передоза скопытился он, так и не откачали! А ширяются так: вену пережимают жгутом и шприцем раствор вводят, – хотя мысли текли ехидные, но ответил Родион вежливо. Даже показал, как некий процесс происходит. На это искреннее признание жертвы наркозависимости в прошлом командир смотрел прямо-таки вытаращенными глазами, и убил Артемова простым вопросом:

– Мозги набекрень едут? Как это? И кто такой Шопен, чем занимается и почему им играют?

– Это, товарищ Ермолаев, только от употребления кокаина бывает. Легкость в голове неимоверная. От водки же последствия иные, называемые «белой горячкой».

От мягкого голоса неизвестно откуда появившегося Либермана Артемов вздрогнул, а «чекист», словно не заметив его испуга, уселся напротив, участливо глядя на него.

– «Балтийский коктейль» пили прошлый раз?

«Спиртяга с кокаином», – вспомнил Артемов «революционный рецепт» балтийских матросов, которым, впрочем, баловались и чекисты. В основном те из них, кто «трудился» в расстрельных подвалах – от бесконечных убийств у многих «крыша» натурально «ехала».

«Какой примитив!»

Родион презрительно скривился, но тут его осенило: «А ведь этот парень вполне здравый, может, мне лучше наркоманом прикинуться, с таких меньше спрос?»

– Нет, не вставляет! Просто выпить вдогонку можно. Кокаин юзать нужно грамотно, тогда «торчок» полный, летаешь, как на аэроплане!

Родион закатал рукав и показал руку, с синяками и истыканную многочисленными следами капельниц. Сам он не кололся, идиотом никогда не был, однако могущие впечатлить «дороги» являлись последствием самого банального отравления и двух недель, проведенных в конце февраля в инфекционной больнице с банальнейшим сальнемонеллезом, жертвой которого он стал на кухне собственного стриптиз-заведения.

– Ого! – На чекиста следы иглы произвели сильное впечатление, и он с самым серьезным видом сказал: – У нас в городе в аптеке кокаин продавали, по рублю пакетик, для лечения. Вот столько порошка там было! Мы в гимназии его нюхали да в ноздри ложечкой заправляли.

Он показал на ноготь большого пальца, желтый, крупный и обгрызенный. Доза получалась не просто приличной, убойной!

«По «рублю»? Не может быть! Что же за край непуганых идиотов?!»

В голове тут же защелкал калькулятор. Выходило, что за тридцатку баксов можно было наварить два десятка вполне приличных доз, а это две тысячи с лишним процентов прибыли.

– «Ну, у них и мощная мафия, если в аптеке «коксом» свободно торгуют. Видать, всех местных полицаев и чиновников на корню скупили, как редиску на грядке!»

Нукер Хубсугульского дацана Булат-батыр

Крепкий широкоплечий бурят привстал в седле, оглядывая высившуюся перед ним Тальскую сопку – Талька Хухы Хангай – застывший посередине Тунки с поросшими лесом склонами конус давно потухшего вулкана.

Хонгодоры считали это место священным: на вершине было сакральное место – обо, на котором проводился обряд «обо тахилга» – чтение ламой, молитв, а на камнях обо оставлялась жертва – пища, деньги, куски дорогой материи. Иногда перед церемонией закалывали барана, сам Булат часто это делал, как доверенное лицо.

Потому без нужды на Тальскую сопку местные не ездили. Вот к Аршанским источникам, что вытекали поблизости из гор, совсем другое дело – целебная вода почиталась всеми людьми, жившими в этой живописной долине.

– Так здесь мне и искать предстоит, как приказал хамбо Панчен-лама! Только что?!

Задав себе этот вопрос, бурят еще раз внимательно посмотрел на сопку своими раскосыми глазами, сейчас превратившимися в узкие щели. Но то был взгляд не скотовода или охотника, обычного из этих мест, о чем говорила его одежда, а воина, прошедшего не один десяток схваток…

Булат-батыр хорошо помнил тот день, когда мальцом упал со скалы и расшибся. Сильно поранился, да так, что все посчитали его жизнь оконченной. Ничего не поделаешь, Бурхан забрал, судьба – хонгодоры к таким вещам привычны и не ропщут.

Однако лама его выходил и, следуя традиции, предрешил его судьбу и предложил родителям отдать сына в дацан, в буддистский монастырь, по ту сторону гор, в сердце Восточной Монголии, или Халхи, как ее называли. Те не роптали – сын был третий, и так бы его потеряли, и уже ведь смирились с этим. Наоборот, согласились с радостью – служение Будде почетно, и благо той семье, где один из детей стал монахом.