Последняя принцесса Индии - Мишель Моран

– Помните, чему Кришна учил принца Арджуна? – молвил один из стариков.

Его седые волосы спадали густыми волнами на уши. Мне подумалось, что в молодости он был очень красивым.

– Есть смысл начинать войну сейчас, если в будущем она сбережет многие жизни.

– Я все это понимаю, шри[61] Бакши, но не считаю войну такой уж неизбежностью, – заметила рани.

– Посмотрите на их поведение в других княжествах, – произнес второй старик.

Он был моложе шри Бакши. Зубы у него были здоровее, а вот на голове не хватало многих волос.

– Скажите, в каком княжестве, где им позволили закрепиться, они со временем не присвоили себе всю власть?

– Шри Лакшман, я все это понимаю, но война… – молвила рани.

– Иногда весьма благоразумный поступок, – закончил за нее шри Лакшман.

Рани вздохнула. Ее внимание теперь полностью поглотили женщины на майдане. Больше часа мы наблюдали боевое искусство дургаваси. Все они неплохо стреляли из лука, но никому из них не удавалось каждый раз попадать точно в яблочко мишени. Дургаваси стреляли из тисовых луков, что было для меня диковинкой. Один из богачей в нашей деревне купил эту древесину у англичанина в Бомбее, городе, который находится под властью британцев. Он поручил моему отцу сделать из этого куска дерева лук. Закончив работу, папа сказал, чтобы я проверила, насколько хорош лук. Мне тогда было уже четырнадцать лет. Оружие оказалось просто превосходным… Я увидела, как Раджаси промахнулась, не попав в мишень. Я посмотрела налево, ловя выражение лица рани. Женщина лишь немного приподняла брови.

Утренний туман рассеялся, открывая моему взору дальние уголки майдана. Из города внизу доносился перезвон храмовых колокольчиков. Из казарм хлынули солдаты раджи, словно пчелы из переполненного улья. Одеты они были в опрятную золотисто-красную форму. Вчера Кахини сказала мне, что эту форму им передали британцы. Они помогают радже в обучении его армии. Некоторые остановились и стали наблюдать за женщинами. Я думала, что рани их прогонит, но госпожа ничего против не имела. Мужчины стояли вот так по пятнадцать-двадцать минут, медленно выкуривая длинные сигареты. Затем Сундари приказала поставить больше мишеней. Я ощутила знакомый зуд в руках.

– Сита, ступай к нам! – позвала Сундари.

Рани и ее советники повернули ко мне свои лица. Я знала, что они от меня ждут. Я тотчас же встала и сложила ладони в намасте.

– Премного благодарна вам, – произнесла я, – но я теперь вижу, что недостойна состязаться со столь умелыми лучницами.

Сундари посмотрела на рани. Я не осмелилась взглянуть в глаза капитанши, ища одобрения.

– Сита! – промолвила Сундари. – Я прошу тебя показать рани свое искусство… показать нам всем. Ступай за мной. Я дам тебе свой лук.

Но я решила до конца следовать совету Кахини. Другие женщины подошли к краю майдана.

– Я была излишне самонадеянной, когда возомнила, что могу стать частью столь искусных воительниц, – громко, чтобы все слышали, произнесла я. – С вашего позволения я предпочла бы смотреть и учиться. Когда капитанша сочтет меня готовой, я выйду на поле.

Наступила тишина.

– Капитанша считает, что ты готова, – произнесла рани.

– Это большая честь, Ваше Высочество, но я не думаю, что готова.

Я делала все так, как учила меня Кахини, но чувствовала, что настроение собравшихся на майдане меняется. Рани поднялась со своей подушки.

– Приведите дивана, который привез эту девочку.

Лицо Сундари выражало разочарование. Я видела, как стоящая подле нее Джхалкари качает головой. Только сейчас я начала догадываться, что наделала Кахини, и едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Признаюсь, время, которое я простояла под навесом в ожидании прихода дивана, показалось мне вечностью. Я искала среди стоящих на поле Кахини. На ее лице застыла злоба. Когда наши глаза встретились, она осталась невозмутимой, словно не имела к происходящему никакого отношения.

Прибыл диван. Выглядел он так, будто его разбудили посреди сладкого сна. Когда диван понял, что именно я являюсь причиной утренней суматохи, он нахмурился и между его бровей образовалась морщина. Он склонился в пояс перед рани и сжал ладони в намасте. Затем госпожа отвела дивана в сторону. Они о чем-то переговорили между собой. Все это время я старалась стоять, опустив глаза долу, но трудно было хотя бы украдкой не бросить взгляд на Сундари. Капитанша с любопытством меня рассматривала.

Спустя, как мне показалось, целую вечность рани и диван вернулись.

– Диван клянется, что девочка не подведет, – сказала рани Сундари, но по тону госпожи было ясно, что она не особо ему верит. – Также он утверждает, что она превосходно владеет луком, лучше, чем Кахини.

Рани посмотрела в мою сторону.

– Без отговорок.

Я низко поклонилась.

– Повинуюсь, Ваше Высочество. Я иду.

Сундари протянула мне свой лук и колчан.

Пока мы вместе шли по майдану, она произнесла так тихо, чтобы только я могла слышать:

– Рани сказала, что у тебя три выстрела, а я говорю – всего лишь один. Теперь ничто не сможет смягчить впечатление от твоего поведения.

Она подвела меня к красной линии, перед которой стояли другие женщины, когда стреляли. Затем Сундари отступила в сторону, и я осталась одна. Солдаты сгрудились по обеим сторонам. По-видимому, я стала их утренним аттракционом.

Лук из тиса был мощным оружием. Тетива была сплетена из конского волоса, и только сильная рука могла натянуть его. Я несколько раз натягивала тетиву, приноравливаясь, прежде чем достать из-за спины первую стрелу. А затем произошло нечто необычное. Я перестала думать о мишени, многочисленных зрителях и даже о рани. В моей голове зазвучали строки из «Ричарда II», словно отец читал мне их вслух:

Пономари и те хотят сражаться,И учатся, грозя короне вашей,Гнуть лук из дважды гибельного тиса…[62]

Я подумала о том, что стреляю из лука с детства. Бояться нечего.

Я отпустила стрелу. Пронзив воздух, она с глухим стуком воткнулась в красную середину мишени. Наконечник второй стелы расщепил древко первой, а третьей – второй. Опустив руку с луком, я посмотрела на рани. Госпожа была довольна. Рядом с ней диван не скрывал своего облегчения. Кахини повернула голову к Раджаси, которая несколько раз промахивалась за сегодняшний день, и что-то ей сказала.

Ко мне подошла Сундари. Я вернула ей лук и колчан.

– Сундари-джи, я хотела бы объяснить…

– Не стоит. Ты справилась, – произнесла капитанша, повесив лук на плечо.

– Но Кахини-джи… – старалась я оправдаться.

– Теперь ты часть двора, – оборвала меня капитанша. – Уверена, Кахини многое тебе наговорила во время вашей вчерашней краткой прогулки, но, если ты в состоянии отличить друга от врага, лучше держись ото всех подальше.

Я чувствовала себя самой большой дурой во всем Джханси. Что со мной случилось? Жизнь бок о бок с другими дургаваси наверняка научит меня тому, что никому не стоит доверять.

Сундари быстрым шагом вырвалась вперед, оставив меня плестись позади через весь майдан. Когда я подошла к дургаваси, первой заговорила Кахини.

– Хорошо отстрелялась, – произнесла она, хотя мне почудилось: «Какая жалость, что ты не промазала». – А рани уже собиралась отослать тебя обратно в деревню. Там у тебя не было бы возможности показать себя перед столь многочисленной толпой.

Кахини смотрела поверх моего плеча на толпу солдат, ставших свидетелями моих трех выстрелов.

– Я слышала, что в деревнях женщины соблюдают пурду, – добавила Раджаси.

– Да, и это заставляет женщин ценить хорошие отношения, – сказала я. – Если живешь в траве, там нет места гадюкам.

Раджаси поняла, что ее оскорбляют.

– Что ты хочешь сказать?

– Ты достаточно умна, чтобы самой догадаться, – промолвила Джхалкари.

Мы уже тронулись в обратный путь во дворец. Джхалкари шла на шаг позади меня.

– Это Кахини надоумила тебя так себя вести?

Я ничего ей не ответила. Я не могла быть уверена, что могу отличить врага от друга.

– Мы все удивились, что Кахини вызвалась вчера тебя сопровождать, – сказала девушка. – Она, должно быть, решила, что ты представляешь для нее угрозу.

Я встревожилась, ведь все мои мечты касательно будущего Ануджи всецело зависели от моего пребывания в дурга-дале.

– Сундари едва не отказала ей тогда, – улыбнувшись, сказала Джхалкари. – Ты не могла не заметить, что она колебалась. Пожалуйста, не суди нас всех по Кахини. Она и Раджаси – единственные змеи в траве.

– Почему в таком случае Сундари-джи от них не избавится?

Улыбка Джхалкари стала не такой широкой, когда мы подошли к дворцу.

– Раджа хорошо относится к этим двум.

– Я думала, что мы принадлежим рани.

– Все, что принадлежит рани, принадлежит и ему, – сказала Джхалкари, а через минуту добавила: – А все, что принадлежит радже, принадлежит британцам.