Отец моей малышки (СИ) - фон Беренготт Лючия

Глубоко выдыхаю перед комнатой, в которой их заперли… И прислушиваюсь. Тихо.

Слишком тихо.

Начиная волноваться, вытаскиваю ключ из кармана, отпираю дверь… Врываюсь внутрь…

И первое, что замечаю, это странный, немного сумасшедший огонь в глазах Лили, которая сидит в изголовье кровати. Она прищуривается, глядя на меня, замирает, словно прикидывает, как себя повести…

А потом вдруг подскакивает и бросается мне на шею, раскидывая руки.

– Ты разобрался с ними! – выдыхает она мне прямо в губы. – Мой любимый! Мой храбрец! Ты разрулил весь этот кошмар, прогнал бандитов и спас нас? Да, Саш?

Лиля

Сказать, что Зорин впал в ступор от моего демарша, значило ничего не сказать. У него такой вид, словно я дала ему оплеуху, укусила за нос и трахнула одновременно.

И ведь подумать только – идея притвориться, что я поверила, что мы здесь все жертвы похищения, пришла мне только сейчас, за считанные секунды! Это была совершенно гениальная мысль – во-первых, я сбиваю его с толку, во-вторых, отвлекаю внимание, и в-третьих, заставляю десять раз подумать, хочет ли он испортить мое мнение о нем, как о спасителе!

Ожидаемо, господин ректор зависает, словно компьютер в момент астрономического вычисления. Я же изо всех сил стараюсь излучать восторг и обожание.

– Мы свободны? Ты все разрулил с ними? – переспрашиваю, видя, что он не знает, как реагировать.

– Да… – медленно отвечает, моргая. – Вроде бы нашел вариант разобраться…

– Как здорово! – я тяну его к окну, по ходу прикладывая ко рту палец, показывая, чтобы не будил Масюню, спящую в кровати.

Мне важно усыпить его бдительность ровно до той минуты, как я завладею его телефоном и позвоню в полицию. Одновременно необходимо заставить его поверить, что я сама не собираюсь никуда звонить – ни в какую полицию.

– А что они хотели? И где мы вообще? – я нарочито осторожно и с опаской приоткрываю штору.

– А? – он переводит взгляд с меня на окно и обратно.

– Где мы? Что это за дом?

– Нуу… – я почти физически чувствую, как у него в голове работают винтики и шурупы. Наконец он решается сказать мне. – Это мой дом вообще-то... Нас привели сюда, чтобы я открыл для них сейф, но у меня было кем пригрозить. И они отстали.

Я чуть отворачиваюсь, чувствуя, как мой рот кривится в отвращении – до последнего я думала, что он сознается, скажет, что сам похитил меня, но тут я понимаю, что увы. Лжец всегда останется лжецом. Что ж… значит, и я не буду с ним церемониться. Потому что если бы сознался и покаялся, я бы еще подумала, писать ли мне на него заявление…

 А теперь точно напишу. Но сначала… сначала поиграю с ним. Заставлю поверить в то, что я сдаюсь ему, и отныне все у нас будет хорошо.

– Очень красиво… – с восхищением оглядываюсь. – Но я думала, ты живешь в городе.

– Это… загородный дом, – медленно отвечает он, следя за мной. – Провести тебе экскурсию?  Только должен предупредить – бандиты оставили беспорядок.

– Конечно, проведи! – я с энтузиазмом киваю. – Мася как раз уснула… Мы здесь одни? Прислуги нет?

Экскурсия – это очень хорошо. Узнаю, где здесь запасные выходы и, возможно, увижу, где у них стационарный телефон.

Саша качает головой, улыбаясь мне.

– Мы одни, – отвечает и берет за руку, ведя вдоль по широкому, сумеречному коридору с не то картинами, не то фотографиями памятников старины.

Какую, однако, странную игру мы затеяли, думается вдруг мне – похититель делает вид, что никого не похищал, а похищенная притворяется, что в это поверила. Меня немного пугает эта путаница, потому что минус на минус обычно дает плюс. А плюс в нашем с Зориным случае может плохо кончиться...

Словно подслушав мои мысли, он улучшает момент и вместо того, чтобы вести меня за руку, скользит рукой по талии, мягко и аккуратно прижимая к себе. Я так же мягко, но решительно убираю его руку.

Словно ничего не произошло, мы идем дальше – спускаемся на первый этаж, в гостиную, где мне проводят экскурсию, демонстрируя какие-то привезенные из Африки древние маски, картины, блестящий, черный телескоп у окна.

– Если останешься на ночь, покажу тебе звезды… – соблазнительно шепчет он мне почти в ухо. От многозначительности этой фразы я вся покрываюсь мурашками.

Деланно смеюсь, напоминая ему, что кроме нас здесь еще кое-кто есть и этот кое-кто может потребовать меня в самую ответственную минуту. Он обещает, что ничего подобного не произойдет – в его загородном доме спится так крепко, что раньше десяти утра никто никогда не встает. А потом обнимает меня, притягивает к себе и целует – так, как раньше, когда мы были счастливы. Целует так, как если бы я была его любимой, а он сам – нормальным мужчиной, а не маньяком, привезшим меня в этот дом с повязкой на глазах.

И я отвечаю. Отдаюсь этому поцелую, как в последний раз – закрыв глаза и запрокинув голову, вплетая пальцы в его прическу, пытаясь нащупать хорошо известную мне выбритую полоску под волосами. Уговариваю себя, что это все для того, чтобы продолжать подыграть ему, отвлечь внимание, заставить потерять бдительность…

Но в глубине души я знаю, что это не так. Что я сама умираю от желания простить его, забыть обо всех обидах и даже о похищении… Продолжать играть в этот прекрасный спектакль, где мы снова вместе – теперь уже целая семья. Я, он и Масюня, его родная дочь.

А он тем временем, целуя, спускается ниже – по линии подбородка, и еще ниже атакуя шею, и заставляя последние мысли покинуть мою голову. И это так правильно, так прекрасно, что у меня в глазах стоят слезы, и душа рвется, ломается на куски…

В комнате окончательно сереет от сумерек, наши поцелуи разгораются, становятся интенсивнее, жарче, я чувствую, как его руки скользят ниже – под бедра, готовясь поднять и понести меня туда, где мне уже не будет спасения…

– Погоди… – бормочу бессильно, отлепляясь на секунду и хватая ртом воздух. – Я не могу так сразу… давай помедленнее…

– Четыре года… ждал… – почти рычит он, подхватывая, подбрасывая меня к себе на бедра. – Не могу больше…

Я хочу остановить его, ответить, запретить… Но ощущаю его руку под джемпером, карабкающуюся к груди… и единственное, что у меня получается – это всхлип.

– Люблю тебя… – его слова уносят меня не хуже рук. – Всегда любил… всю жизнь…

И тут, в момент, когда я уже полностью разогрета и готова сдаться на милость победителя, я вижу то, что возвращает меня с небес на землю – черную коробку телефона, висящую на противоположной стене.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Моргаю, сосредотачиваясь на этом маленьком, простом дивайсе. Стиснув зубы, заставляю себя не вскрикнуть, когда рука его касается, наконец, моей обнаженной груди…

– Подожди… Саш… Стой…

Начинаю уже более нервно и активно сопротивляться, так, что ему приходится поставить меня на пол.

– Что? – хмурится он. – Я думал, ты тоже хотела…

Я лихорадочно киваю, боясь рассердить его.

– Да, да… Хотела… Но, понимаешь… У меня эти… женские дела… Никак не могу сегодня…

Он хмыкает и снова сгребает меня в объятья.

– Мне все равно… Можем в душе, если стесняешься…

На мгновение я представляю себе эту картину – я и он мокрые, в душе вдвоем – и зажмуриваюсь от жаркой волны, окатывающей бедра.

– Нет, я так не могу… Давай завтра… должно кончиться…

Он упирается ладонями в стену по обе стороны от моей головы, тоже зажмуривается на мгновение, явно уговаривая себя не наступать, не настаивать, не давить…

– Хорошо… – наконец выдыхает. – Но я хочу тебя рядом со мной этой ночью…

Я тоже – чуть не отвечаю, еле успеваю, прикусив губу и проглотив слезы, готовые вырваться из глаз. Потому что я люблю тебя. Потому что я ничего так не хочу, как заснуть с тобой рядом после ночи любви и проснуться там же – у тебя под боком.

Но это совершенно невозможно после всего, что ты натворил.