Отец моей малышки (СИ) - фон Беренготт Лючия

Я не имею никакого понятия к кому. Тот человек в дорогом костюме сказал, что я скоро узнаю. А пока должна вести себя как паинька и не пугать ребенка. Чем я и занимаюсь, хотя на самом деле хочется кричать, царапаться и разбивать окна стульями.

Спустя полчаса нашего заключения дверь открывается и в комнату, оборудованную как офис, входит молчаливый мужчина – один из тех, кто остановил такси под видом полиции и переманил нас с Масюней в якобы полицейский «уазик».

– Поешьте, – коротко говорит он, ставя на стол поднос из Макдональда, и под моим ненавистным взглядом уходит.

– Макдональдс! – радуется Масюня, которую кормят фаст-фудом хорошо если раз в полгода, бросается к столу и, похоже, больше ее ничего не волнует и не пугает. Следующие полчаса у нас уходят на распаковывание вкусно пахнущих бумажных свертков и поедания всего, что на столе. Масюня вполне всем довольна, и мне невольно передается ее спокойное, сытое состояние – вряд ли нас кормили бы, если бы собирались убить.

И только когда она начинает тереть глазки – впервые за долгое время не поспала в обед – меня снова начинает потряхивать от страха.

Как можно спокойнее, я оставляю ее играться у окна с куклой, и иду стучать в запертую дверь.

– Эй, вы там… Откройте! – требую негромко, чтобы Мася не услышала.

И снова это занудное:

– Не положено. Сидите тихо, дамочка.

Я повышаю голос.

– У меня ребенок устал! И… и нам надо в туалет!

За дверью замолчали, явно размышляя на тем, что я сказала.

– В туалет можно… – буркнул наконец этот тупой мужлан.

В двери проворачивается замок, сама дверь начинает открываться, и пока это происходит, я лихорадочно соображаю. Наброситься на него с кулаками? Ногтями в лицо? Треснуть чем-нибудь по голове?

Коленом в пах! Как Саша меня учил когда-то – после того, как на нас напали тогда на Манхэттене! Навалиться на ничего не ожидающего мужчину, прижать локтем под подбородок к стене и изо всех сил коленом между ног…

Тело действует быстрее, чем мозг успевает дать добро на столь рискованные действия.

Хрясь! – голова вошедшего как по заказу врезается в стену, подпертая моим локтем. Шшшмяк! – мое колено входит в мягкие ткани незащищенного паха мужчины, словно нож в мягкое масло.

Звук, который он издает при этом, сползая на пол настолько ужасен, что я отчетливо понимаю – если не убегу, мне п****ц.

– Мася, за мной! – ору дочери – тут уж не до церемоний. И сама бегу к ней. Подхватываю на бедро, она почти идентичным движением успевает подхватить куклу, и мы обе несемся мимо осоловевшего от боли, хрипящего охранника. Не разбирая дороги, мы с ней бежим куда-то по бесконечным коридорам офисного здания – явно заброшенного и заросшего паутиной и пылью, все дальше и дальше вперед, потом вбок, потом вниз, по лестнице… И наконец, остановившись немного перевести дух, я разбираю то, что, захлебываясь, лепечет дочь, дергая меня за волосы и пытаясь изо всех сил привлечь мое внимание.

– Дядя Саса… там дядя Саса… Ему больно… Бах… Стукнули в лицо…

Я замираю.

– Где дядя Саша?

– В окоске… На улице… там… – она показывает ручкой в ту сторону, из которой мы пришли. – Я видела! Надо спасти его!

И она вдруг расплакалась у меня на руках. Я же совершенно теряюсь. Полностью цепенею, впадая в состояние, которое американцы называют «brain freeze». Что делать? Бежать обратно? А если ребенок ошибся? Если увидел кого-то другого, похожего на него?

А даже если и его… Я сжимаю челюсть. Даже если нас всех троих похитили и привезли сюда неизвестно зачем… Прости, Саша, но ребенок мне важнее. Тем более, если там несколько бандитов наподобие того, которого приставили к нам с Масюней – что я смогу сделать?

Нет. Надо продолжать побег.

– Шшш… Тихо, малыш… тихо… – успокаиваю я дочу. – Мы потом обязательно вернемся и спасем дядю Сашу. Даже лучше – мы выберемся отсюда и вызовем полицию. Хорошо?

Растирая кулаком слезы, всхлипывая, она кивает.

– Хоосо… Идем быстее тогда..

А вот тут я с ней совершенно согласна. Объясняю ей, что надо бежать не только быстро, но и очень тихо, чтобы плохие дяди, которые побили «дядю Сасу» не услышали, мы продолжаем наш побег.

Прокрадываемся мимо лифтов, один из которых как раз собирается остановиться – на этом же этаже! Понимаю, что не успею добежать до лестницы вниз – в цокольный этаж, я бросаюсь к самим лифтам и прячусь за перегородкой, отделяющей от них маленький закуток с оконцем для вентиляции.

– Молчи… – горячо шепчу дочке на ухо. – Пожалуйста молчи…

И она молчит, в страхе прижавшись ко мне всем своим маленьким, дрожащим телом.

Двери лифта разъезжаются, и я чуть не вскрикиваю – мимо нас, наискосок в один из коридоров проносят за руки и за ноги его – моего нынешнего ректора, бывшего возлюбленного и отца моей дочери. Беспамятного и совершенно беззащитного.

И я понимаю, что не могу его бросить вот так. Не могу сбежать, оставив его здесь – в лапах этих бандитов. Но прежде, чем я хоть что-то придумываю, Масюня действует за нас обоих – выскальзывает у меня из рук и несется вдогонку всей этой компании, замахиваясь куклой, которую она схватила за ногу.

– Отпусти! – визжит так, что уши закладывает. – Отпусти моего Сасу!

И лупит своей здоровенной куклой куда попало, попадая бандитам и по ногам, и по рукам, и по носам тех, кто имел ошибку нагнуться и попытаться забрать у нее игрушку. И что самое главное – бьет по тому, кого пытается спасти… Все смешалось, паника охватила группу, бесчувственный «дядя Саша» падает на пол, потому что у мужчин явно не хватает рук, чтобы держать его… стонет тяжело, хрипло и… пробуждается.

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

 – Машенька… – вырывается из его рта первое осознанное слово после стона, явно еще до того, как он увидел мою дочь. Но потом он поворачивает к ней голову, замечает, взгляд его становится цепким, осознанным… Он резко садится, хватает моего ребенка за руки, тащит к себе…

Я не успеваю среагировать. Не успеваю ничего сделать, только дернуться в его сторону. И очень жаль. Потому что, чтобы тут не происходило со мной и с ним, в какую передрягу бы мы не попали, он берет и в один момент миг путает все мои карты.

– Машенька… – тянет он странным, немного пьяным голосом, прижимая ее к себе, зажмуриваясь и глубоко вдыхая в районе макушки. – Машенька… дочь моя…

Как ни странно, в ту комнату, где мы были раньше, нас уже не повели. Вместе с Масюней привезли туда же, куда разместили и господина ректора, похищенного, по всей видимости, по той причине, что и мы. Куда именно, я не видела – тот тип в красивом костюме заставил меня надеть повязку на глаза, шепнув на ухо, чтобы я объяснила дочери, что мы просто играем в прятки.

Это сработало, хоть Масюня и пыталась все время содрать повязку, чтобы прокричать мне в лицо веселое «куку!» В эти самые короткие мгновения – когда повязка приподнималась – я и поняла, что везут нас за город. Мне стало совсем страшно – увезут в какое-нибудь село, запрут в подвале, и никто нас никогда больше не найдет.

И снова рой вопросов взорвался в голове – куда везут?! Зачем? Что им понадобилось от всех нас?

Саша ехал в другой машине – без сомнения связанный и тоже в повязке, и посоветоваться я с ним никак не могла. Хотя навряд ли он знает больше.

За неимением других вариантов принялась размышлять сама.

Итак… Что мы имеем?

Скорее не имеем. А не имеем мы оба отношения ни к политике, ни к криминальному, ни к большому бизнесу. У Саши есть, конечно, инвестиции в ценных бумагах в самых разных банках, и вообще, человек он далеко не бедный. Но и не настолько богатый, чтобы идти ради его денег на такое преступление. А, может, настолько? Я призадумалась. Он в принципе не так уж и много мне про себя рассказывал – во всяком случае о бизнесе мы с ним точно не говорили…

Может, он наступил на ногу кому-то важному? Но зачем тогда его похищать и опаивать каким-то наркотиком? А нас зачем? Месть? Или выкуп? Но в любом случае, как они узнали так быстро, что у него есть дочь, если даже он сам еще не на сто процентов в этом уверен?