Базирование Военно-морского флота СССР - Виктор Манойлин

О смерти Сталина я узнал по звонку служебного телефона. Затырканный монтажом и повседневными хлопотами, я в тот момент не осознал исторической значимости этого события. Собрали солдат, замполит объявил, были казенные дежурные слова о вечной преданности делу Сталина и клятвы, что никогда не свернем, а будем идти только туда, куда нас вел товарищ Сталин. Разошлись, приступили к работе. Солдаты говорили о текущих делах и своих заботах. Тему, а что же дальше будет, не обсуждали. Я тоже над этим не задумывался, мне казалось, что как было, так и будет. В офицерской среде говорили так же осторожно, как и при жизни вождя.

Что делалось в стране, о чем писал и говорил весь мир, на нашей стопятидесятидвухмиллиметровой бронебашенной батарее не было известно.

Потом появились газеты об изменениях в руководстве, об изменении структур министерств, о громадном потоке соболезнований, о процедуре прощания.

Во главе партии стал Хрущев, во главе правительства — Маленков. Кто такой Хрущев, я толком не знал, Маленков чаще мелькал в газетах, поэтому фамилия была знакомая.

Мой прораб Белов, фронтовик, сапер, наводивший понтоны на многих реках войны, принес пол-литра. Помянули Сталина. Белов всплакнул. Совершенно искренне сказал, что страна потеряла великого полководца, что на фронте «В бой за Родину! В бой за Сталина!» был не только лозунг, но и порыв души.

Батарею построили в установленный срок. На первой же стрельбе были показаны отличные результаты. Морской буксир на тросе тащил специальный щит, по которому вела огонь батарея. Было двенадцать выстрелов и одиннадцать попаданий.

Сейчас все брошено, разграблено и растащено.

После окончания строительства батареи я получил назначение начальником технического отделения Строительного управления крепости. Работал в аппарате управления я недолго, меня снова перевели начальником строительного участка. Но эта короткая по времени работа в управлении дата мне исключительно полезный опыт аппаратной работы.

Мои объекты располагались в городе, все мои производители работ, мастера, механик были старше меня и с большим производственным опытом. На участке было много вольнонаемных рабочих высокой квалификации, в том числе отделочников. Я впервые ощутил прелесть работы с подчиненными, которые опытнее, а во многих вопросах и грамотнее меня.

Так получилось, что моему участку поручали и ремонтные работы в квартирах руководящего состава крепости и строительного управления, так что мне пришлось побывать в квартирах людей, должности которых мне тогда казались высочайшими.

Главное мое чувство — это удивление. Люди, которые командовали тысячами подчиненных и вершили крупные дела, жили предельно скромно. Квартиры двух-, максимум трехкомнатные. Мебель почти вся казенная с бирками. Ремонт простейший — побелить потолок, наклеить обои, покрасить окна, двери.

На моем участке строилась городская детская соматическая больница. Проектировал эту больницу один из ленинградских проектных институтов.

Здание двухэтажное, на высоком цоколе, по торцам две симпатичные круглые башенки выше основной кровли. Мы закончили каменные работы и приступили к штукатурке фасада. Когда делали круглые башенки, то выполнили довольно сложные работы. Народ ходил мимо, и люди всегда говорили, что красиво получается. Мы тоже радовались, что хоть что-то сделаем, кроме казарм и складов боеприпаса.

В это время Хрущев начал борьбу с наследством Сталина в строительстве и архитектуре. Было объявлено, что высотные дома в Москве — это очень плохо, что надо экономить народные деньги и устранять все излишества в архитектуре. Народу жить негде, а тут деньги тратятся на разные финтифлюшки. Пошла директива — все лишнее убрать, излишеств ни-ни-ни. Стали искать излишества и в нашем УНР.

А у нас, как на грех, казармы, склады, масса инженерных сетей и жилые дома самого простейшего вида. Начальник УНР докладывает, что ничего не нашли. Его куда-то вызвали, что-то сказали. Он вызывает меня и говорит: «Убирай башенки на больнице». Разломали башенки, здание стало кургузым, зато послали отчет, что достигнута экономия в строительстве за счет того, что не стали строить башенки.

В это время стали происходить странные вещи. Председателем правительства стал Маленков. Он заявил, что надо теперь заниматься не только тяжелой промышленностью, но и легкой. Под это дело в Иванове и других центрах текстильной промышленности из сельских мест набрали массу женщин. Оказалось, что Маленков не прав. Приоритет все равно за тяжелой промышленностью. Маленкова сняли, а к нам в строительное управление Кронштадта вместо солдат направили 300 человек женщин маленковского призыва в легкую промышленность.

Бедные женщины. Сколько пришлось им перенести. Расселили их в бывших казармах и направили на стройку учениками. Когда солдат учат строить, его казна кормит, поит и одевает. А гражданским ученикам на стройке платили 200 рублей в месяц. Обед в рабочей столовой тогда стоил пять рублей.

Человек пятьдесят этих женщин направили и на мой участок для обучения.

А в это время — подписка на заем. Девчата, конечно, не подписываются ни на копейку. Меня вызывают, твои люди, ты за них отвечаешь, иди агитируй и обеспечь подписку. Никуда я не пошел, никого не агитировал. Просто доложил, что результат агитации нулевой.

В Кронштадте в это время трудились опытнейшие строительные начальники, у которых мы учились как инженерному делу, так и искусству выживания.

В нашем УНР главным инженером был И. С. Горелик. Как-то он вызвал меня и говорит, что был у коменданта крепости, где на совещании шла речь об одном объекте моего участка. Дела на объекте шли неважно, и комендант крепости обругал Горелика, применяя при этом весьма крепкие выражения. Горелик все это мне рассказал со смехом, особенно цитируя выражения и угрозы, что такого главного инженера такой-то метлой надо гнать с должности.

Я расстроился, что подвел своего главного инженера, и обеспокоенно спросил, неужели речь идет о снятии с должности. Горелик сказал: «Витя, запомни: если начальник кричит на тебя и матерится, значит, он тебя любит, он тебе доверяет. Так что мне беспокоиться не о чем. Страшно, когда начальник говорит: «Проходите, товарищ Горелик. Садитесь, пожалуйста. Объясните пожалуйста, почему и т. д.».

Много раз я потом убеждался в правильности этого тезиса Горелика.

К 1955 году в стране начались подвижки по многим направлениям. Одним из наиболее крупных событий стало освоение целины.

В структуре военно-строительных органов произошло чрезвычайно важное и полезное событие — строительные батальоны были преобразованы в военно-строительные отряды (ВСО). Солдаты в них стали военными рабочими. За свою работу на стройке отряд получал от строительной организации все заработанные деньги. Часть шла на содержание отряда, остальные начислялись на личные счета военных рабочих.

Из 37-ми офицеров батальона в военно-строительном отряде осталось семь. Их стали называть «Семеро смелых». Кинофильм с таким названием был популярен до войны.

Были опасения, что эти отряды станут неуправляемыми, что дисциплину там не удержать и т. п.

Сперва были беспорядки, но потом все утряслось.

Военные рабочие стали работать лучше солдат. Эффект реформы был явный.

В дальнейшем штаты ВСО корректировались, статус военных рабочих уточнялся, в конце концов они вновь стали солдатами, но главное осталось — солдат стал работать за деньги.

В нашем Военно-морском флоте также происходили крупные перемены. Происходила переориентация в главном: куда и как идти флоту.

Было принято решение о сокращении объемов капитального строительства в Кронштадте и о развертывании нового крупного строительства на Тихоокеанском флоте.

31 декабря 1955 года в 22 часа мне удалось собрать все подписи под актом сдачи в эксплуатацию жилого дома, что завершило выполнение годового плана УНР.

Встретил дома Новый год с женой и семимесячным сыном, пришел на работу на следующий день, где мне немедленно вручили предписание — прибыть 8 января 1956 года в отдел кадров Тихоокеанского флота для прохождения дальнейшей службы.

Тихоокеанский флот — Стрелок

К новому месту службы на Тихий океан я ехал поездом. Из Москвы до Владивостока продолжительность пути составляла тогда восемь с половиной суток.

В те времена такая дальняя поездка в купированном вагоне скорого поезда была приятным путешествием. В вагоне было два проводника, содержавшие свое заведение в чистоте и порядке. На узловых станциях состояние вагонов проверялось сотрудниками санитарного контроля.

Качество пищи в вагонах-ресторанах фирменных поездов было отменным.

Потом все изменилось, в вагонах стало грязно, а в поездных ресторанах как в забегаловках.