Трепетные птички - Лев Портной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Во блин, цирк на гастролях!
— Ага, — злорадно закричал я, — я ж тебя, Патрончик, предупреждал, что у тебя билет на самое лучшее место!
— А-у-у-у! — с трагическим надрывом подпел Патрончику пьяный дух Искандурова.
— Мужик, ты будешь выпендриваться, без потомства останешься, — сочувственно произнесла Елена Владимировна. — Впрочем, у тебя, небось, уже внуки растут.
— Вам это… так… с рук… не сойдет, — прерывисто прохрипел Патрончик, — я… майор… милиции…
— А я майор ФСБ! Дальше что?! — парировала Елена Владимировна, и все мы уставились на нее с изумлением. — Готовьте следующий шприц! — приказала она Светлане. — По четыре грамма ему и ему! — она кивнула по очереди на меня и Патрончика.
— И Искандурову тоже! — закричал я.
— Нет!!! — завопил его пьяный дух, прикованный к батарее.
— Нет! — твердо произнесла Елена Владимировна.
— Послушай, послушай меня! — попросил я.
— Ну что еще?! — она обернулась и вновь опустилась на корточки напротив меня.
— Ты понимаешь, что в лучшем случае я превращусь в майора милиции, да к тому же в такого старого!
— А я не только психиатр, но еще и женщина, — шепотом пожаловалась она, — женщина, которой надоел ее муж…
— Так разведись с ним!
— А квартира?! Разведусь и дальше что?! Все равно жить под одной крышей! Или размениваться! А что я выменяю из двух комнат в коммуналке в «хрущобе»?!
— Значит, вот что! — прошептал я. — Давай заключим сделку! Я тебе идею, как утрясти семейные проблемы, а заодно и семейный бюджет пополнить, а ты отправишь Искандурова…
— Какую идею?! — скептически скривила губки соседка.
— Очень простую! Наклонись поближе, я расскажу.
— Только без глупостей, — предупредила соседка, наклоняясь ко мне.
Я изложил ей шепотом свой план.
— Хм, — Елена Владимировна внимательно посмотрела на меня. — Странно, как это нам раньше не приходило в голову…
— Старая закалка, «совковое» воспитание, мысли в эту сторону не работают, — объяснил я.
— Можно подумать, что у тебя было воспитание другое?! — спросила она с сарказмом.
— Я в армии служил, там свободная торговля давно процветает, — пояснил я.
— Родину, гады, продаете! — ухмыльнулась соседка.
— Так уж на Руси издавна повелось, — развел я руками. — Что стерегу, то и продаю. Ну, так что — насчет бизнеса? Чур, мне треть от прибыли! За идею. И оргчасть, пожалуй, возьму на себя!
— А оставшиеся две трети?
— Тебе и твоему мужу…
— Ну, это мы посмотрим. А в целом, я согласна, — она подняла стул и трижды взмахнула им.
Она оглушила пьяный дух Искандурова, затем Патрончика и последнее, что я запомнил, это, как стул сломался об мою, вернее, Светкину, голову.
Глава 5
Стояло нездешнее лето. Все под тем же синим солнцем все так же надоедливо шепелявили листвой причудливые иссиза-голубые деревья, вновь заострившаяся трава ранила ноги, а густой кустарник норовил хлестнуть по лицу упругими ветками, обросшими молодыми колючками.
— Ну, наконец-то! — с облегчением воскликнула Света, спешащая мне навстречу через свою пустыню.
А в воздухе парили перья и пух, как в сорокалетие Чанчжоэ.
Я вновь подивился тому, как необычно совмещались чужеродные пространства. Вот Света подбежала вплотную ко мне, но я оставался в своих джунглях, а она в своей пустыне, что не помешало ей обнять меня. А эти пух и перья! Сперва, по привычке из прежней жизни, я пытался отмахиваться от них. Но это оказалось бесполезно, потому что они пролетали сквозь мою руку, не причиняя мне никакого беспокойства. Точно так же Светлана спокойно проходила сквозь кустарник и деревья, которыми заросли мои дебри. И вот что интересно. Если бы я захотел приобнять какую-нибудь фрекен бок из числа Светкиных маркитанток, у меня бы ничего не вышло, поскольку моя рука проплыла б сквозь ее тело, как сквозь облачко. Но с другой стороны сама эта фрекен бок запросто разъезжала верхом на моем осле.
— Ну-с, Искандуров с Патрончиком здесь? — спросил я; этот вопрос меня беспокоил больше всего.
— Здесь-здесь, — успокоила меня девушка и добавила. — Причем, у кого-то из них рыло в пуху.
— Ну не иначе, как у Патрончика, — предположил я и оказался прав.
Невдалеке, утопая в пуху и перьях, окруженный толстыми одалисками с козьими ножками и рожками, лежал майор. Две женщины, прильнув к нему с двух сторон, старательно вылизывали его физиономию, заросшую суточной щетиной. Еще две толстушки, расположившись валетом к тем двум, занимались ляжками Патрончика. Но больше всех повезло рыжей бабище, которая, оттеснив своих подружек, оседлала мужское достоинство майора и устроила верхом на его коньке бешеную скачку, сопровождая ее оргазмическими воплями. Не менее полусотни обнаженных одалисок толпились рядом, ожидая своей очереди. И поскольку то дело, с которым они пришли к майору милиции, не терпело отлагательств, некоторые из них предавались пагубной страсти друг с другом. Сам же Патрончик конвульсивно извивался под рыжей бесстыдницей и радостно вскрикивал:
— Да! Да! Так я и знал! Так я и знал!
Бедняга, он думал, что попал в рай.
Тем временем я заметил, что в воздухе кружат уже не только перья и пух, но и клочья шерсти и чешуи. Где-то за спинами похотливых одалисок происходила грандиозная битва; это полтергейст Воронков выяснял отношения с пьяным духом Искандурова. Шипели Гошины змеи, а косматые исполины его соперника неуклюже давили болотных гадов. И ведь было из-за чего драться! Один мстил за то, что его со свету сжили, другой негодовал из-за того, что сжитый им со свету сосед не только занял его тело, но еще и телом жены овладеть хотел. Я приподнялся на цыпочки, мне хотелось рассмотреть Искандурова, которого я видел лишь в облике Воронкова, но не смог, потому что неожиданно меня одернула за руку Света.
— Что это?! — спросила она, глядя куда-то через мое плечо.
— В чем дело? — я обернулся посмотреть, что так взволновало девушку, но не увидел ничего, кроме мутного густого тумана, спустившегося на мои лесные угодья и ползшего в нашу сторону.
Мои зверушки и Светкины маркитантки с любопытством следили за приближающейся кисеей. Тем временем женский визг и сладострастное рычание Патрончика слились в заключительном аккорде, рыжая бабища, обессилев, перекатилась через свою товарку, лобызавшую ляжку майора, естество которого, на мгновение размякнув, вновь затвердело и выпрямилось, и даже на несколько секунд загорелось зеленым огнем, оповестив о том, что участковый готов к приему очередной посетительницы. Самые же крайние одалиски, видимо, опостылев друг другу и не чая дождаться той минуты, когда Патрончик примет участие в их судьбе, пытались соблазнить искандуристых космачей, отвлекая их от сражения с Гошиными змеями.
— Да что ж это такое-то? — вновь спросила Света. — Это явно ты что-то набедокурил…
— Почему я?
— Ну конечно, — убежденно ответила девушка. — Это твои новые грехи пали туманом на нас.
— Я не виноват! — возмутился я. — Это все из-за твоего тела. Если бы не оно, мне б не пришлось ни в кого стрелять и брать заложников. И вообще, нужно спросить у твоего дружка, почему это за твою плоть моя душа должна корчиться в адских муках?!
— А кто ж еще, по-твоему, за это отвечать должен?! — вспыхнула девушка. — Или тебе мало того, что ты мне все ребра переломал?! И потом — что значит — у «твоего дружка»?!
— У Люцифера, значит, — огрызнулся я. — Где он, кстати?
— Занят, пошел Харона встречать, — произнесла Света.
— Кого? — переспросил я.
— Харона, — повторила девушка. — С недавно умершими. В ад попадают, знаешь ли, разными путями.
— Ладно, не умничай. А за сломанные ребра уж не взыщи…
— Ой, что это?! — перебила меня Света.
— Что?
— Ты посмотри, что там происходит.
Я вгляделся в приближавшуюся муть и обнаружил странное явление. Деревья и кустарник, настигнутые кисеей, не скрывались, а растворялись в ней, превращаясь в иссиза-голубое облачко, которое расползалось и смешивалось со всем этим маревом, будто этот туман являл собой состояние паров не воды, а сильнодействующей кислоты.
— А этот мент все резвится, — заметила Света.
Я обернулся и увидел Патрончика, который с выражением счастливого идиота на лице гонялся за хорошенькой одалиской, решившей как следует раздразнить майора, прежде чем испытать его орудие в действии.
Вдруг раздались душераздирающие вопли и стоны. Светкина фрекен бок верхом на моем осле подъехала вплотную к наползавшему туману, и глупое животное из любопытства сунуло свой нос в мутное марево. И в то же мгновение половина ослиной морды растаяла, шокированное животное, взвыв от боли, сбросило на землю наездницу, которая упала так, что ее правая нога оказалась в плену непонятного тумана. Она истошно вскрикнула и поползла прочь, волоча за собой окровавленный обрубок.