Малышка Джинн - Уинифред Леннокс

Однажды они сидели с Элен под ее жимолостью, и старик возник перед ними, словно из ниоткуда. Его пронзительный взгляд, желтое сухое лицо и костяное ожерелье на шее казались опереточной выдумкой. Персонаж-страшилка. Он что-то бросил Элен на родном языке, и та побледнела. Сколько Майкл не просил ее перевести слова старика, она отказывалась это делать.

Тогда Элен Диксон уже была беременна. Сердце его защемило, в виски ударила кровь. Нет, нет, нет! Перестань, приказал он себе. Не надо думать об этом! Не надо!

Скоро приедет Карен. Карен, его единственный надежный якорь. Последний якорь, который должен удержать его на плаву. Якорь надежды... Именно ее он сделает женщиной-колоссом, Леди Либерти. Она станет самой большой красавицей в мире и затмит всех живших и живущих на Земле женщин. Он начинит ее картинами, своим искусством и искусством других современных американских художников, модернистов и реалистов. И, может быть, тогда наваждение пройдет. Он снова будет писать пейзажи и портреты, и ему не надо будет заштриховывать картины, возникающие в мозгу и мучающие до изнеможения.

Картины? Брось, одернул он себя. Одну картину. Ты, Майкл Фадден, пишешь и заштриховываешь одну и ту же картину. Все время. Постоянно. Ту, которая не оставляет тебя в покое уже половину твоей жизни...

Он отошел от окна, за которым снова стало светло и ясно, бросился на диван, уткнулся лицом в подушку, которая пахла крепкими духами Карен, и мгновенно заснул.

Глава седьмая

Найти продолжение следа

— Джинн? Это Карен, привет.

— Здравствуй, дорогая. Ты откуда? Как дела?

— Из Парижа. У меня все прекрасно. Но, Джинн, есть новости. Для тебя.

Сердце Джинни затрепетало, как будто его толкнули изнутри. В голосе Карен она услышала нечто новое. Сочувствие?..

— Какие?

— Не стану тебя томить. Поскольку ты летишь в Лондон, хочу тебя предупредить. Я тут навела кое-какие справки... В общем, имей в виду, Генри Мизерби женился.

Перед глазами Джинни все поплыло. Почему она никогда не думала, что такое может произойти? Какая дурочка, какая наивная, глупая...

Она тропила Генри Мизерби, как охотник, как траппер! Думала, что сумеет заполучить желанную добычу упорным преследованием, напоминаниями о себе, заставляла восхищаться ее талантами...

Самонадеянная тупица! Красивый, богатый Генри, на которого гроздьями вешались девчонки. И она... он поцеловал ее всего один раз и лишь потому, что таковы были правила полудетской игры. Он ведь смотрел на нее всегда, как на малышку-подружку.

Она, видите ли, знаток оружейной гравюры!

А если бы Генри Мизерби увлекся прыжками с парашютом? — спросила она себя ехидно. Ты бы тоже влезла на вышку, потом в настоящий самолет и прыгнула бы? Чтобы он заметил тебя и восхитился?

Обязательно, ответила себе Джинни совершенно серьезно. И прыгала бы до тех пор, пока не достигла совершенства...

— Но не отчаивайся, малышка, слышишь? — Голос Карен звучал утешающе, но в нем не слышалось жалости. — Впрочем, насколько я тебя знаю, ты не станешь отчаиваться.

— Да, я не отчаиваюсь, — с трудом разлепляя одеревеневшие губы, сказала Джинни. — Чем роскошнее добыча, за которой гонишься, тем больше удовольствие, говорит мой отец.

Карен засмеялась.

— Ну, про удовольствие мы поговорим отдельно, я не уверена, что твой отец и я имеем в виду одно и то же.

— Но мы с тобой, Карен, говорим на одном и том же английском американском. — Джинни уже начинала владеть собой и своими чувствами.

— Уверяю тебя, малышка, Генри Мизерби правильно понимает смысл этого слова, ты не разочаруешься.

Джинни улыбнулась, едва удерживаясь от слез.

— Надеюсь, — почти прошептала она.

За окном спустились сумерки. Она сидела не двигаясь, не зажигая свет. Еще недавно розовые краски в квартире Джинни покрылись серым налетом: пушистый ковер, портьеры, покрывало на кровати. Даже веселая птица, нарисованная знакомым художником-индейцем, стала серо-голубой.

Эту квартиру в Александрии — очень престижном пригороде Вашингтона — Джинни купила недавно, как следует поднатужившись с деньгами и рассчитывая неплохо заработать вместе с Карен и Майклом. Она выбрала именно это место, хорошо зная, что внутреннее состояние покоя и уверенности может быть только там, где оно есть у других. Конечно, можно было поселиться в самом Вашингтоне, это и дешевле, и удобней — не надо ездить каждый день на машине в свой офис. Его она сняла недалеко от здания Государственного департамента. Но Джинни не хотела начинать самостоятельную жизнь с черновика, который пришлось бы потом переписывать набело. Она не рассуждала, как многие: сперва сниму подешевле, потом соберу деньги и куплю подороже. Наверное, она максималистка. Как в любви, так и в жизни. Джинни всегда уверяла себя в том, что в жизни нет ничего недосягаемого.

А что теперь ты будешь делать, малышка Джинн? Может, снова включишь видеомагнитофон и будешь воображать, глядя в глаза Генри Мизерби, что ты с ним? Если бы про это узнала Карен, она бы решила, что ее подруга слетела с катушек... Джинни поежилась.

Наверное, я и вправду слетела с катушек. При этой мысли липкий страх обнял сердце Джинни. Но руки действовали сами собой, без ее ведома. Они достали кассету, вставили ее в прорезь магнитофона, и указательный палец нажал на кнопку пульта.

Знакомое лицо, знакомые глаза, та же рубашка в красно-черную клетку. Нет, все другое, отснятое не ею. Кем-то...

— Прощай, Генри, — сказала она холодно. Выключила телевизор, вынула кассету и, качая ее на ладони, пыталась решить трудный вопрос — выбросить прямо сейчас в мусорное ведро? Или сжечь потом?

И, может быть, стоит принять ухаживания молодого юриста, который совершенно ясно дает понять, что не прочь с ней иметь не только деловые отношения.

Джинни горько усмехнулась. Да, Дэвид Фарбер вполне ничего... У него своя контора недалеко от ее офиса. Несколько раз они вместе ходили на ланч. Он зазывал ее в китайский ресторан, однако она отказалась, предчувствуя, что у него далеко идущие планы.

Дэвид хорош собой и всегда безупречно одет. Черные волосы, черные, как ночь, глаза... Нет, для Джинн Эвергрин этого мало.

В его глазах она читала желание и не сомневалась, что Дэвид постарался бы доставить ей удовольствие не только беседой и ужином.

Но она хранила себя для единственного мужчины.

Долго ты еще собираешься оставаться девственницей? — спрашивала себя Джинни голосом Карен. Это будет зависеть только от одного человека, отвечала она себе. От Генри Мизерби.

Если ты пошел на лося, то никогда не стреляй в выскочившую на тебя лису. Так говорил отец Юджину, наставляя сына перед большой охотой. Она втянула полную грудь воздуха, собираясь еще раз сказать себе нечто важное, но раздался телефонный звонок.