Малышка Джинн - Уинифред Леннокс

— А вы отчаянный, Майкл. Смотрите, вы играете с огнем. Я индианка, настоящая, и все вокруг индейцы. Вы здесь один белый...

Он улыбнулся.

— Но я ничего плохого не собираюсь делать...

— А если бы собрались... — Она засмеялась, резко повернулась, и он оказался пойманным за шею мягким кожаным ремешком.

От неожиданности и стремительности ее поступка Майкл не сразу сообразил, что с ним случилось. Тем временем Элен, осторожно натягивая ремешок, подтащила его к столу.

— Садитесь, Майкл, я налью вам кофе...

Как давно это было!.. Он потер виски подушечками пальцев. Небо за окном просветлело, вот-вот снова выглянет солнце. Тогда тоже оно выглянуло и светило долго-долго, пока не погасло его солнце навсегда...

Фадден подошел к мольберту. Он ясно видел ее глаза, зарисованные хаосом линий. Такой же хаос царил все годы после нее в его душе. От этого хаоса он хотел избавиться с помощью Карен Митчел. И Леди Либерти.

Он написал тогда историю индейского поселения, называвшего себя национальным меньшинством шаста. Более того, он, кажется, сделал открытие: нашел в библиотеке Конгресса описание участников экспедиции 1907 года в Калифорнию. Автор Роланд считает, что слово «шаста» — искаженный вариант русского слова «чистая». Он писал, что русские поселенцы из Форта Росс, появившиеся на калифорнийском побережье в начале прошлого века, так называли гору, близ которой находится это индейское поселение. Более того, Майкл Фадден нашел упоминание о русских охотниках на пушного зверя, которые жили в округе с 1812 по 1842 год. Они тоже называли эту гору «Чистая». И Бетти Холл признала, что изыскания Майкла совпадают с ее собственными. Она тоже придерживается русской версии происхождения названия горы.

К Майклу стали относиться в поселении с уважением. Все, кроме Дикого Ветра. Этот индейский старик невзлюбил Майкла с первого взгляда. Ему не нравилось, какими сияющими глазами смотрела на этого белого Элен.

Но какое дело Майклу до взглядов желтого старика с перьями на голове? На фоне совершенно американских на вид собратьев, живущих в удобных домах, разъезжающих на больших американских машинах, одетых в джинсы и куртки, он казался просто ряженым. Как будто его держали для придания поселению колорита.

С Элен они подружились. Она показывала Майклу окрестности, верхом на лошадях они ездили к горе Шаста, валялись на траве под густыми деревьями, лакомились ягодами жимолости.

— Хочешь, я покажу тебе мой любимый куст? — как-то спросила Элен, когда они оказались в долине. — Это куст мой, он стал моим, когда я родилась. Я два раза в год приезжаю к нему, проверяю, как он, здоров ли?

— Только не говори, что ты за ним ухаживала, что ты его поливала, обрезала, формировала крону...

— Ну конечно, нет, Майкл, это должна делать сама природа. Если куст не выживет, значит, ему не дано было...

— Какая фаталистка...

— Нет, просто мы, индейцы, верим в разум природы и не спорим с ней.

Майклу давно хотелось поцеловать Элен. Но как она отнесется к этому, эта трепетная, грациозная девочка?

Он знал, что Элен Диксон скоро исполнится шестнадцать. Для индейской девушки это немало, она уже считается взрослой. А Элен, ко всему прочему, была хорошо образованна и вполне самостоятельна.

— Элен, а ты не хочешь приехать ко мне? Я покажу тебе Сент-Пол и Миннеаполис, мы погуляем, сходим в кафе, в кино?

— Я приеду к тебе, когда ты будешь делать доклад о нашем поселении, — сказала она, задумавшись на минуту. — Мои Боги помогут тебе, и ты получишь самую высокую оценку...

Майкл Фадден, стоя сейчас, полжизни спустя, как говорил он себе, перед мольбертом, слышал ее голос... Как бы хотелось ему, чтобы эта запись в его подсознании прокрутилась от начала до конца и он смог бы от нее избавиться. Навсегда. Невероятно, но Элен Диксон удалось захватить его целиком, до краев заполнить собой. И покинуть...

А тогда... она приехала к нему и была живой иллюстрацией его доклада. Работа Майкла Фаддена была оценена так высоко, как никакая другая... И надо ли говорить, что они поехали к нему домой? И надо ли объяснять, что горел камин, а они сидели на полу возле него, пили прекрасное шампанское, ели мясо и рыбу. А еще смеялись, целовались и занимались любовью...

Она была девственницей. И невероятной, восхитительной любовницей. Это не удивило Майкла, потому что ничего другого он и не ждал от дочери дикой природы... Для нее не было запретов, не было смущающих моментов. В своей неопытности она была виртуозна...

За окном снова пошел дождь, его мелкие капли падали на стекло и, соединяясь, словно крупные слезы, стекали вниз, расплывались и растворялись в новых каплях воды, похожих на слезы...

Когда случилось то, что случилось, он, Майкл Фадден, плакал. Плакал по-настоящему, наверное, впервые за много лет. Черный туман застилал глаза, когда он пытался увидеть Элен на том месте, где они должны были встретиться с ней. С ней, носившей под сердцем его дитя...

Он подошел к окну. Листья деревьев блестели от воды, ветки качались под нервными порывами ветра, который все еще налетал, но сила его явно слабела.

Майкл помотал головой. Он должен спастись, избавиться от своего прошлого. Карен, большая белоснежная женщина, увеличенная до размеров Статуи Свободы, его Леди Либерти, поможет ему, сама о том не подозревая. Он не откроется ей. По крайней мере, пока. Она не должна чувствовать себя спасительницей, иначе в их отношения вкрадутся другие чувства. Жалость? Сострадание? Неважно, что именно, но он этого не допустит.

Карен не расспрашивает его о прошлом. Это хорошо, ему нравится, что она воспринимает его таким, каков он сейчас. И, кажется, Майкл Фадден ее такой, как он есть.

Небо становилось все яснее, как будто обещало Майклу такую же ясность в жизни. Элен Диксон научила его соотносить жизнь и природу, она верила, что человек — часть природы, что природа формирует человека и она же растворяет его в себе.

Знать бы, где, среди чего растворилась его Элен, маленькая, хрупкая черноволосая девочка из национального меньшинства шаста.

После знакомства с ней он стал много рисовать и писать. Это были реалистические работы. Элен показывала ему невероятной красоты пейзажи, сама позировала ему.

Майклу хотелось написать старого индейца, которого соплеменники называли Диким Ветром. Но тот не позволил.

Внезапно солнечный луч скользнул по стеклу, и, словно по волшебству, Майкла осенило: а не сыграл ли злую роль в их с Элен судьбе этот старик? Почему тогда, много лет назад, он не вспомнил о нем?

Сердце Майкла заколотилось, он ощутил горечь во рту.

Однажды они сидели с Элен под ее жимолостью, и старик возник перед ними, словно из ниоткуда. Его пронзительный взгляд, желтое сухое лицо и костяное ожерелье на шее казались опереточной выдумкой. Персонаж-страшилка. Он что-то бросил Элен на родном языке, и та побледнела. Сколько Майкл не просил ее перевести слова старика, она отказывалась это делать.