Азъ есмь Софья - Галина Гончарова

– Тятя, а правда, что в Европах так королей приветствуют?

Алексей Михайлович ответил, что, конечно же, правда. И Софья тут же воспользовалась случаем – попросила учителя европейских манер. Алексей Алексеевич присоединился, уже привыкнув, что сестра плохого не посоветует. И царь согласился.

Софья готова была прыгать на месте от радости. Да кого б ни дали – все равно лучше, чем ничего! Это не значило, что она полностью за импортные манеры и одежду, нет. Вот эту реформу Петра она считала откровенно неумной.

Люди носили то, что подходило по климату и удобству, так сложилось. Во Франции мороз в минус десять – страх божий, у нас – минус тридцать повод погулять. И вообще – Мороз-воевода!

А уж про идиотские моды на корсеты и блохоловки – бэ-э-э, гадость!..

Поди, переплющи себе все кишки этим пыточным сооружением – небось при первых же родах загнешься. А парики, этот рассадник вшей?

Нет уж, не нужны на Руси такие пакости. Пусть катятся в Евросоюз, их не жалко!

А потом царь заговорил о том, о чем хотели и дети.

– Тятя, а ты думал, помнишь, я про бездомных детей говорил?…

– Помню, сынок. А ты еще что-то измыслил?

– Да, тятенька! – Алексей отца не боялся. Это кому другому он грозный государь, а ему любимый отец. – Мы с Сонюшкой тут все думали, как ее лучше обустроить и вот что решили!

Проект Софья, недолго думая, нарисовала сама. Ну как – сама? С Алексеем вместе, с постоянным повторением то вопросов, то классического: «Алеша, какой ты умный! Ты молодец, братик! А давай тут вот так, а тут этак? А как ты правильно придумал…» Одним словом, к концу проектирования Алексей был уверен, что все придумал он. А Софья просто помогала.

Почти по ГОСТу на листах бумаги была нарисована общага барачного типа, по четыре комнаты на этаже. Два этажа, больше закладывать смысла не было, не терем. Софья могла бы и пятиэтажку посчитать, но зачем? Каждая комната на два десятка человек. Кухня не предусмотрена, на первом этаже столовая, там же и готовить, а заодно от печей обогревать здание.

Рядом большая баня.

Школа – пока небольшой проект. Классы на сорок человек каждый. Лавки, столы, доски с грифелями. Пока классов немного – всего шесть. И спортивный зал. Большой и маленький.

Софья была готова, что первый набор будет небольшим, всего человек сто. Проверить идею, посмотреть, подумать… Но ведь строить надо с запасом! Сто в этом году, сто в следующем, так к шестнадцатилетию у Алешки и тысяча человек наберется. Подготовленных, умных, преданных. А то и поболее.

Спортивная площадка, конюшня, подсобное хозяйство в виде курятника и свинарника.

– А это вам зачем? Неужто воины будут за свиньями ухаживать?

– Будут, тятенька. – Алексей, обсуждавший эту проблему с Софьей, даже и не смутился. – Ежели дисциплину нарушат или честь учебную запятнают. Еще как будут!

– Так розгами-то оно вернее будет?

Алексей Михайлович явно подшучивал над сыном, но в каждой шутке…

– Так одно другому и не мешает, тятенька…

Алексей Михайлович собрал листы бумаги.

– Дорого это обойдется, сыне…

– Тятенька, так лучше мне ничего не дари… нам с Сонюшкой! Лучше в дерюге ходить, но души детские спасти от холода и голода…

Софья закивала, с такой надеждой глядя на отца, что Тишайший только вздохнул. Дети, иначе и не скажешь. И ведь не о себе думают, о детях… таких же, которые без отцов-матерей остались.

Наследник растет.

Опора и надежда. И идея эта очень неплоха. Да и денег не так чтобы много потребуется.

– А ты сам бы, сынок, учиться в такой школе хотел?

– Так ежели эту школу в Коломенском или где рядом изладить, то лучшего и пожелать бы нельзя!

Алексей загорелся сразу же. Еще бы, если Софья эту идею подкидывала планомерно и целенаправленно. Может, потом он и перегорит. А может, и нет, если все пойдет как надо.

– Тогда придется тебе там круглый год жить… не тяжело будет?

– Так я домой часто приезжать буду, да и… ты же со мной Сонюшку отпустишь? Правда?

– В школу?!

Идея явно не прижилась. Дети дружно замотали головами. Конечно, не в школу! Просто жить в Коломенском!

Алексей Михайлович задумался.

– Посмотрим…

Теперь оставалось только сжимать кулачки на счастье. Ну и планомерно капать на мозги окружающим. А заодно налаживать контакты и искать кандидатуру на роль надсмотрщика. Чтобы и в авторитете была – и управляема. Идеальным вариантом оказалась царевна Анна Михайловна. Та самая темная лошадка.

Она смирилась со всем, не бунтовала, ничего не требовала и тихо жила в своем тереме, угасая день ото дня. А Софье как раз такая и нужна была. Одну ее в Коломенское не отпустят, факт, а вот под присмотром старшей царевны – могут. Вопрос – кого выбрать?

Татьяна Михайловна не годилась. Она покамест племяшку не трогала, но пакость подстроить могла, дай только волю. Ой как могла…

Ирина Михайловна? Ей и тут неплохо, при брате.

Мать, естественно, не поедет. Оставалась царевна Анна. Оставалось решить, как познакомиться поближе. Но Audaces fortuna juvat, как говорил умный дяденька Вергилий. Кто это такой, Софья не помнила, а вот с принципом была согласна полностью. Смелому судьба поможет?

Да всегда и с полным нашим удовольствием!

После очередного воскресного богослужения Софья и отловила царевну Анну. Специально ждала в коридоре, сбежав от служанок. Бросала мячик об стену, прыгала, а когда появилась царевна Анна, мячик совершенно случайно отскочил не туда, Софья подпрыгнула, но платье оказалось неудобным – и девочка упала. И заплакала, конечно…

И сердце женщины не выдержало.

Девочку подхватили на руки, слезки вытерли, утешили, а дальше Софья сама отказалась расставаться с доброй тетей. И попросила сказку.

Выслушала какую-то ахинею об очередной замученной святой, попила у царевны чаю – и таки получила приглашение заходить.

Несколько дней она ходила к Анне Михайловне одна. Приручала, успокаивала, влезала в душу, осторожно, исподволь выясняя, в чем причина изоляции. Все оказалось просто.

Анна сама по себе была довольно замкнута. И родилась не самым любимым ребенком. С матерью не сблизилась, с братом – тоже, честно слушалась старших, молилась, вышивала, опять молилась… И безропотно подчинялась этому однообразию. Понимала, что ни семьи, ни детей у нее никогда не будет, тосковала, ездила на богомолья, ждала смерти…

Софья ударила именно в то место, где помещалась нерастраченная материнская нежность. И вся любовь пролилась на нее и на царевича Алексея. Хотя на Софью – больше. Девочка специально старалась так устроить и вины за собой не чувствовала.

Да, она все делала специально. Да, она лезла в душу, буквально заставляя женщину выйти из спячки и полюбить себя и Алексея. А с другой стороны – разве от этого кому-то стало хуже?

Уж точно не ей и не Анне.

Тем более что царь-батюшка начал строительство школы неподалеку от Коломенского. Не так чтобы очень далеко от царской резиденции – минут тридцать верхом. Вот и отлично, Алексей сможет ездить туда-сюда, это полезно для здоровья. А для себя… для себя Софья тоже кое-что планировала. Дайте время, дайте только время…

Царевич Алексей сначала отнесся к тетке настороженно, но потихоньку принял ее и раскрылся. Теперь часть времени дети проводили в тереме Анны Михайловны. Учились, играли, им было хорошо в своем маленьком мире.

А за стенами теремов простирался мир, большой и вовсе не дружелюбный к детям.

1661 год

Васька закашлялся и сплюнул наземь комок мокроты.

Слава богу, без крови. Хотя зимой чахотка ко многим цепляется, из десяти детей двое ее переживают, а то, на улице жизнь не мед с вареньицем…

Да, была у Васьки когда-то и другая жизнь. Жил он с тятенькой и маменькой в деревне, были у него братья и сестренки. Только беда одна не приходит. Во время мора полегли все родные, в землю ушли, как и не было. А он вот остался. Пять лет ему тогда было, всего пять лет. Сейчас уже десятый год потянул, а что он прошел за это время…

После мора Ваську взял к себе местный мельник. Взял, считай, за харчи и место на лавке, пожалел сироту. Или себя пожалел?

Гонял он мальца в хвост и в гриву, батрачил на него Васька с зари до зари, света белого не видя, да только куда денешься?

Что тогда мог мальчишка?

Постоянный голод, плюхи, пинки, зуботычины, тяжелая работа, но Васька оказался крепок и силен. И хитер к тому же. Привык и смог уворачиваться от самой тяжелой работы.

Привык и смог подглядеть, куда мельник кубышку прячет. А как пошел ему девятый годок, случилось такое, что бежать пришлось без оглядки. Пал у мельника конек, который мешки возил, а в сене обнаружилось несколько стебельков болиголова. Вот только обнаружил их не Васька, а старший сын мельника, Мишка, та еще пакость, соплей перешибить можно, но злобы и спеси на пятерых хватит. И раскричался, что приемыш-де лошадь отравил. А там и до отца с матерью доберется.