Азъ есмь Софья - Галина Гончарова

Намек дяде Федору пришлось подавать три раза. Первый – Софья нарисовала каждую букву на отдельном листе бумаги и принялась их двигать и складывать. Потом загрустила – мол, неудобно. Стола не хватает. Вот, были б они поменьше…

Дядя Федор, не будь дурак, оценил идею – и помог детям нарисовать поменьше.

Расположились уже на ковре с таким густым ворсом, что в нем нога по щиколотку тонула. Но хватило идеи на день-полтора. Потом Софья опять стала страдать, что рвутся…

А вот если бы на дереве…

Сами-то буквицы из дерева вырезать тяжко, а вот если на дереве, да покрасить…

Примерно через пять дней у ребят был полный набор буковок, а потом и второй. Заказать плотнику кубики было несложно, а раскрашивали вместе, перемазавшись в краске по уши. Отмывались потом тоже вместе, в здоровущей царской мыльне. Брызгались, смеялись, кстати, тут было мыло – и Софья научила брата пускать мыльные пузыри через соломинку. За солому спасибо той же Груне.

Алексей был в восторге.

Федор Ртищев тоже был доволен. Ребенок учится, на уроках дурака не валяет, азбуку осваивает быстро и весело, а что вместе с царевной, так что б и нет? Царь-батюшка небось против не будет, когда узнает. Не дурочкой дочь растет…

Кстати, надо б еще и с цифирями такие ж кубики заказать, да побольше… а можно и подарить на именины…

Довольна была и Софья. Брат приручался, недалеко то время, когда он вообще без Софьи жить не сможет.

Довольна была ее кормилица Марфа. И при деточке, и деточка довольна, и власти над ней почти нет – ребенок на ее защиту соколенком бросается. Чуть что – крики, плач, возмущение, так что притеснять ее и не пытаются.

Довольна и Груня. Была постельницей, каких много по терему бегает, стала личной служанкой царевны. Была Груня – стала Аграфена Тихоновна.

Справедливости ради, были и недовольные.

Например, княгиня Лобанова-Ростовская, которая хоть и не лезла, но шипела гадюкой. Софье на это было начихать два раза. Разберемся. Вот будет создавать проблемы, тогда и перебеседуем.

Недовольны были девки, которых княгиня хотела пристроить к Софье, но потерпела поражение на всех фронтах. И Софья понимала, что ей придется как-то это нивелировать, но потом, позднее. Пока еще не та степень недовольства, чтобы дойти до взрыва.

Пока надо крепить свои позиции…

Эта игра называлась тавлеи.

С шахматами она имела общего разве что клеточки, а в остальном…

Доска была больше. Не восемь на восемь, а девять на девять – это маленькая и девятнадцать на девятнадцать – большая. Черные и белые фишки, в центре доски находится один Князь-камень. Дальше варианты различны. Для 9х9 его берегут восемь черных защитников, а нападают шестнадцать белых. Для семнадцатиклеточного квадрата число увеличивалось – защитников было уже двадцать четыре, а нападающих сорок восемь. Двигались фишки по принципу ладьи. Исключение составлял Князь, которого надо было вывести из окружения, разгромив превосходящего противника.

Естественно, когда Софья проявила интерес к игрушке, боярин Федор покачал головой, мол, не поймешь. И не играют женщины на Руси в шашки-шахматы золоченые…

Софья хлопнула ресницами. А как же басня про Василису Микулишну? И принялась ныть с удвоенной силой, пока боярин не сдался. Когда заниматься?

А вот вместо послеобеденного сна… ну пожалуйста, пожалуйста, пожа-а-а-а-алуйста…

Ртищев только рукой махнул. Ладно. Пару раз с ней сыграть, не поймет да и отвяжется…

Потому от первого визита в покои царевны он многого и не ожидал. Уж точно не того, что будет усажен, как дорогой гость, что служанки будут суетиться вокруг, а Софья будет слушать с вниманием, достойным не трехлетнего ребенка, а скорее, боярской думы.

А потом еще и повторять за ним. И требовать разъяснений там, где непонятно. А потом еще и играть пробную партию.

К концу второго часа с боярина пот ручьями хлестал. С Софьи, впрочем, тоже. Но расстались они взаимно довольные. Софье надо было научиться. Боярину же…

Приятно учить, когда тебя понимают, внимательно слушают, оценивают по достоинству… одним словом – на следующий день встреча повторилась. И еще через день, и еще…

Нельзя сказать, что Софья стала мастером тавлей. О нет. Но чувствовала она себя более-менее свободно, оставалась практика. А еще – соединение знаний, которые были, с новыми. И вот это дало совершенно неожиданные результаты.

Сицилианская защита и французская система, гамбиты Мора и Таля, ферзевый гамбит и Каро-Канн… применимы были, дай бог, процентов двадцать из ее опыта. Но там, где можно было их соединить, – результаты были совершенно невероятные. Боярин удивлялся, ужасался, ахал… и восхищался ученицей. Ему пока позволял выигрывать опыт, но подозрение, что это ненадолго, тоже было.

Но ведь ребенок же…

Шахматы о возрасте игрока не знали. Они с одинаковой охотой повиновались как руке трехлетней девочки, так и руке боярина, разменявшего шестой десяток. И очень быстро послеобеденная партия стала привычной для Софьи и боярина Федора. А там и для второго царевичева дядьки, Ивана Петровича Пронского.

Сначала-то мужчина и слышать не хотел про Софью Алексеевну, но потом, когда Алексей Алексеевич решительно отказался обучаться без сестренки, призадумался.

Обычно не возникает такой близкой дружбы между мальчиками и девочками, между шестилетним мальчишкой и трехлетней малявкой. Нет общих точек соприкосновения. Но тут они нашлись.

Так что, решив почитать Алексею книгу о пушках, Иван Петрович столкнулся с сопротивлением. Царевич потребовал позвать Софью, после чего повторилось то же, что и с Федором Михайловичем. Сначала – пусть сидит, потом выгоню. Потом – нет, не выгоню, при ней царевич лучше слушает…

Хотя о пушках Софье было откровенно неинтересно. Ладно бы хоть оружие было. А то… заряжать ее – и то десять минут.

Пушка, мортира, бомбы, гранаты, ядра…

Софья мрачно думала, что ей здесь жить. А потому и знать надо, что да как… ну и брата приучать к себе. Так что вопросы сыпались из нее десятками – и она начинала уважать воспитателей царевича. Неглупые, серьезные мужики. Каким бы ни был Алексей Михайлович, но учителей он сыну подобрал правильно. Знания они в голову вложат, потому что сами и пороха понюхали, и кровь проливали. М-да, с таким оружием и Русь ведь выстояла. Гордость берет за своих предков.

Эх-х-х, тяжко жить на белом свете, когда тебя не волнует военное дело. А надо. Если не знаешь, чем и как защищаться, то тебя сожрут…

Самое забавное началось, когда Иван Петрович ради смеха решил сыграть с Софьей в тавлеи. Умный мужик с самого начала внял предупреждению Федора Михайловича и отнесся к игре серьезно. Но Софье это не помешало разгромить его в длительной и жестокой борьбе. Вторую партию проиграла уже она. В третьей получилась боевая ничья, но игроки остались довольны друг другом. И играли теперь регулярно. Глядя на них, стал интересоваться и царевич Алексей.

Получалось у него плохо, но тут главное – упорство и желание, а мальчишка был способный. Софья даже иногда вздыхала. Был бы ее сын таким… или мог бы стать, займись она ребенком, а не бизнесом?

А, что толку плакать над пролитым молоком. Теперь она живет здесь – и здесь будет устраиваться.

Идиллию Софьи нарушила Татьяна Михайловна. Не со зла, нет. Так получилось. Татьяна Михайловна опекала царевну Марфу, но та была не слишком подвижна и активна. Этакая сонная черепашка. Оно и неудивительно.

Софья знала о пользе движения, проветривания, влажной уборки – и у нее в покоях все это исполнялось. А вот другие царевны были обычными детьми. Много может ребенок против компании взрослых, точно знающих, как ему лучше?

Да ничего не может.

Поэтому Марфа едва знала буквы, читать и не пыталась, кое-как начинала вышивать в светлице, а рисовать… Каля-маля – это лучшее определение ее творчества.

Сама Татьяна Михайловна рисовала отлично, будь они в XXI веке, Софья тут же предложила бы ей должность в дизайнерском отделе, но здесь…

Замуж – нельзя, гулять – нельзя; нет, оранжерея, конечно, есть, но там ведь напряжение не сбросишь, а куда оно переходит?

Мужчины в таком случае бьют морду. Женщины – стервят. И в данном случае…

У каждой царевны были свои покои. Небольшие, но личные. Старшие царевны, то есть сестры ныне правящего царя, жили в своих теремах. Личных и индивидуальных. Но в гости к царице приходили. А тут явилась Татьяна Михайловна к царице, напомнить еще раз, мол, царь-батюшка скоро возвращается, так ты походатайствуй перед ним за Никона. Ведь свет земли русской, веры православной в ссылку сослал…

Царица, будучи в состоянии нестояния – еще бы, на сносях, плюс перепады погоды и плохое настроение – ответила достаточно резко. Царь-де и сам знает, кого куда посылать и ссылать. Нет, все было вежливо, корректно, но лучше бы уж матом послали, как выразился один из прорабов, вылетая от Софьи после разноса. А теперь картина маслом: женщина после вежливого посыла ко всем чертям вылетает от царицы, идет к крестнице Марфе, но по дороге встречает княгиню Анну Никифоровну. И та начинает «понимать и сочувствовать», как это умеют только очень стервозные бабы. Мол, я вся на вашей стороне, вы завсегда правы, да, ваша крестница, Марфинька, ну такое чудушко, такая лапочка, такая умница… вот царевна Софья – та, конечно, не иначе, как в свою мать, а Марфинька – ангел небесный, добрая, умная, послушная, не то, что Софья, змеюка и гадюка…