Кобра - Доминик Сильвен

Послышались шаги. Ферензи и Лепек повернули головы к двери. Вошел Федерико. В руке - ключи от «ягуара»: как обычно, напускает на себя крутой вид. Одет в темный костюм и белую рубашку без галстука. «Это он мне подражает, - подумал Ферензи, - и, надо признать, ему идет».

- А, это ты! Что, эхо и до тебя докатилось? - спросил Жюстен у Федерико. - Не так ли, «человек со стороны»?

«И что у него за тон! - подумал Ферензи. - Будто со своим лакеем разговаривает. Он даже не понимает, как это вульгарно».

- Вернемся к истокам, - отвечал Федерико, ничуть не смущаясь и вынимая из пачки сигарету. - Венсан Мориа никогда не говорил о своем открытии в Институте Пастера.

- Поль Дарк всегда был категоричен в этом вопросе, - подтвердил Ферензи.

- Тогда кто остается? - рассуждал Федерико. - С одной стороны, семейство Мориа: Люси Мориа, вдова Венсана, и Антонен, брат. С другой - Патрисия Креспи. Все очень просто.

Лепек внимательно посмотрел на него. Федерико со вздохом облегчения вытянул ноги и сунул в рот незажженную сигарету. «Дешевая провокация, но я в его положении делал бы то же самое», - подумал Ферензи, сдерживая улыбку.

- Блаженный оптимизм! А вы считаете, это серьезно, вы оба? - бросил Лепек.

- Люси Мориа теперь живет в Лионе, - не спеша проговорил Ферензи. - Работает в центре вирусологии. Антонен Мориа влачит жалкое существование в Ла-Гаренн-Коломб.

- Она по-прежнему вдова, братишка по-прежнему умственно отсталый. И вдовы, и идиоты иногда болтают лишнее, - заметил Федерико.

- Скажи ему еще о Патрисии, Федерико.

- Патрисия Креспи оставила «Корониду» и неплохие деньги и опять занялась научными исследованиями.

- Спасибо, я в курсе.

- Это поступок человека, находящегося в депрессии, - продолжал Федерико. - Я справился в Комиссариате по атомной энергии: она уже четыре месяца не работает из-за болезни. Люди, страдающие депрессией, тоже умеют разговаривать.

- Вот так так!

- Именно так, - отреагировал Федерико. - Бывают такие люди, излишне чувствительные. Надо знать к ним подход, хотя иногда это непросто. Но мы здесь для того, чтобы делать деньги, - это, по крайней мере, ясно.

Высказавшись, Федерико сделал вид, что дальнейшее его не интересует. Он словно говорил: «Ты считаешь, Жюстен, что я ничего не делаю? Просто я в двадцать раз спокойнее тебя. Смотри и учись, старый дуралей». Ферензи это позабавило. Он сказал:

- Мы нанесем визит всем этим людям, Жюстен. И если они что-то знают, они быстро нам скажут.

- Начнем с семейства Мориа. Все будет как надо, - заключил Федерико, беря в руки книгу, которая у Жюстена вечно валялась на журнальном столике и в которую он, по всей видимости, никогда не заглядывал. Листая ее, он добавил: - И потом, если фараоны доберутся до Винсента Мориа, надо, сохраняя спокойствие, сказать им, что он предлагал нам свою молекулу, но она оказалась недостаточно рентабельной, чтобы заинтересовать «Корониду».

- А пока? - нарочито кротким тоном спросил Лепек. - Что делать, чтобы нас не уничтожили?

- Пока надо немного подождать. Я собираюсь каждого из вас снабдить оружием. Пуля в глотку - это, знаете ли, способно обезвредить самых злющих кобр.

Он продолжал листать книгу, ничуть не смущаясь пронизывающего взгляда Жюстена. Фотографии Роберта Мэпплторпа. Одни цветы. В основном лилии, крупным планом. Ему в самом деле понравились эти снимки или же он хотел еще подразнить Лепека? А может, подзадорить самого себя? Ферензи был уверен, что Федерико понятия не имел, кто такой Мэпплторп. Не знал, что он гей и специализируется скорее на изображении соблазнительных мужских тел, чем на натюрмортах. И все же! Лилии, у которых набухшие тычинки торчат, словно пышущий здоровьем пенис. Тут не надо иметь богатое воображение - это само бросается в глаза! Но возможно, ничего подобного он не заметил, а просто ему действительно понравились снимки.

Покидая виллу, Ферензи увидел, что Дани поджидает его на улице. Он предложил Федерико садиться в машину, а сам направился к жене Жюстена.

- Come va, bellissima? [Как поживаешь, красавица? (ит.)]

- Мне не терпится заполучить мужчину в свою постель. Когда мы увидимся, Марко?

- При первой же возможности. В любом случае Жюстен теперь озабочен совсем другим.

- Я это заметила. Сегодня утром, как раз перед кайфом, он как-то странно высказывался по поводу Поля.

- А что он сказал?

- Я, говорит, сейчас увижу Поля, он теперь с Мориа, они встретились, я побеседую с ними и узнаю… Или что-то в этом роде.

- Он еще более ненормальный, чем я думал. Ты не должна бездельничать дни напролет, моя красавица.

Она пожала плечами, всем своим видом показывая, что ей на все наплевать.

- А ты?

- Что - я?

- Ты тоже чем-то озабочен?

- Я, amore, [Здесь: любовь моя (ит.).] могу думать сразу о нескольких вещах.

- Тем лучше.

- И я хочу дать тебе совет…

- Я слушаю, Марко.

- Постарайся сохранить расположение к тебе твоего мужа. Все эти манто и драгоценности слишком тебе к лицу, чтобы идти на риск их лишиться.

- Но ведь ты можешь покупать для меня то же самое.

- А Карла!

- Ба, Карла.

- Я бы мог оставить Карлу, оставить Жюстена и покупать тебе манто. Я бы мог, но хочешь ли ты, чтоб мы жили вместе?

- Нет, - с улыбкой ответила она.

- Вот видишь. A piu tardi. [До скорого свидания (ит.).]

- До очень скорого, Марко.

Ферензи до самого поворота смотрел на Дани в заднее стекло «ягуара». Его немного огорчило, что она не хочет жить вместе с ним. Маленькая ножевая рана. Но так ли это на самом деле? Она человек непредсказуемый, любит провоцировать. До мозга костей женщина. Она одна стоит гораздо больше, чем все состояние Лепеков. Ферензи повернулся и поискал в зеркале заднего вида взгляд шурина. Глаза его смеялись. Федерико не видел ничего предосудительного в том, что муж его сестры обманывает свою жену. Ничего. Может быть, потому, что невозможно обманывать того, кто знает. А еще потому, что Федерико готов на все ради меня, подумал Ферензи. Глазом не моргнув, убил Венсана Мориа. С годами такая преданность сделала его человеком поистине незаменимым.

Марко Ферензи, Федерико Андрованди. Между ними разница в четыре года. Федерико был рядом всегда, с самого детства. Был с ним и в тот день, когда кретины кузены пихнули его в лужу крови и дерьма и заставили в ней валяться. Хоть Федерико и было тогда всего семь лет, он кинулся в драку и дубасил их изо всех сил.

Федерико дубасил кузенов до тех пор, пока та сами не начали писать кровью и струйки не образовали красную лужицу. Такая картина, во всяком случае, сохранилось в памяти Марко. И в дальнейшем Федерико всегда приходил ему на помощь. Например, когда кузены и один из их приятелей связали его и поднесли ко рту старую банку из-под краски, в которой отец держал отравленных земляных червей. Ну и натерпелся же он тогда страху! Они орали ему в уши, что он грязный трус, девка подзаборная. Бедные крестьянские подонки… жалкие ничтожества. И папаша его, не проронивший ни слова по этому поводу. Детские разборки не интересовали Джузеппе Ферензи, крестьянина и перекупщика.

Марко Ферензи иногда казалось, что он до сих пор чувствует запах дерьма и крови и еще запах всегда дурного капуччино. Даже смерть того приятеля кузенов ничего не изменила.

Лишний повод закурить сигарету, чего ему хотелось уже давно. Федерико заговорил с ним по-итальянски:

- Я вот тут все задаю себе вопрос, Марко.

- Какой?

- Что, если это Жюстен дурака валяет?

- Это с Коброй-то?

- Да.

- Чтобы оттеснить нас от «Корониды»?

- Вот именно.

- Я думал об этом. Вероятность, конечно, ничтожная, но все возможно.

- Почему ничтожная?

- Потому что мы приносим ему гораздо больше, чем он на нас тратит. Жюстен прежде всего деловой человек. И довольно умный. Он знает, что наше сотрудничество дает неплохие результаты. Уж он-то, во всяком случае, не станет марать свои белые руки.

- Это верно. И все-таки вероятность такая есть, ты же сам говоришь.

- Вероятность всегда есть. Маленькая червоточинка сидит в каждом.

- В таком случае ты тоже мог бы быть Коброй, Марко. Сильное животное. Великолепное в своей некрасивости.

- Ну конечно! - ответил Ферензи. - И ты тоже мог бы, Федерико.

- Думаешь? Вообще-то я терпеть не могу змей.

Марко Ферензи улыбнулся, попросил Федерико включить погромче авторадио. Федерико прекрасно знал, как это следует понимать: «А теперь помолчи, мне надо подумать».

Федерико - Кобра, сказал себе Ферензи. Почему бы нет? Он ведь уже дважды убил ради меня. Хорошо делают свою работу только профессионалы, получающие от нее как минимум удовольствие, а Федерико явно получает от своей работы удовольствие…

Ферензи, разумеется, не верил в такой сценарий, но он любил пофантазировать. Воображение уносило его далеко, и это всегда давало свои плоды. К тому же Ферензи знал о Федерико больше, чем кто бы то ни было, за исключением, пожалуй, его сестры, но Карла беседовала доверительно разве что с бутылкой. «Сильное животное, великолепное в своей некрасивости». Когда Федерико говорил на своем родном, итальянском, языке, он казался более изысканным, его речь становилась образной и красочной. Он вновь превращался во внука Марчелло. Старого Марчелло Андрованди, делового человека, который одинаково комфортно чувствовал себя как с крупными буржуа Лепеками, так и с деревенским отребьем вроде Джузеппе Ферензи.