Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

3. Торговле старинными музыкальными инструментами;

4. Торговле живым товаром;

5. Торговле экзотическими животными;

6. Торговле ядерными технологиями;

7. Торговле ноу-хау в области компьютерного обеспечения.

Я периодически гладила его по голове и мягко увещевала:

— Определись, милый, что именно ты хочешь от меня услышать? И что пикантнее с точки зрения вашего издания?..

Сергуня разразился речью о читательских предпочтениях и весьма авторитетно заявил мне, что респектабельные экономические преступления волнуют людей гораздо меньше, чем кровавые убийства с использованием ножей, топоров, бензопил и автогенов. По ее окончании пламенный трибун рухнул под козлы и благополучно отрубился.

Я вышла на кухню, задала корму всеми забытому и преданному любимым хозяином Идисюда, положила перед собой сумку и выключила свет.

Сверкающий огнями ночной порт был еще более величественен, чем днем. Я с трудом заставила себя не глазеть на мерцающие светляки портовых кранов и сделала то, что хотела сделать весь день.

Я вытащила нож. Я снова взяла его в руки.

И снова почувствовала ту необъяснимую власть, которую имеют над людьми некоторые старинные предметы. А в том, что нож был старинным, у меня почти не оставалось сомнений. В каждой грани его клинка, в каждой грани его алмаза (о, если бы только это действительно был алмаз!) чувствовался бесстыжий, ничем не прикрытый намек на вечность. Ни один нормальный человек по доброй воле не расстался бы с этим ножом, он не оставил бы его даже на собственной кухне, среди погнутых вилок, — не говоря уже о теле другого человека.

А если камень в рукоятке действительно алмаз? И вот так, ни за хрен собачий, лишаться богатства, по доброй воле отдавать его в руки алчных правоохранительных органов?.. Да, похоже, кто-то очень сильно ненавидел Олева Киви, если решился на подобное. И ненависть его стоила целое состояние. Показательная казнь, вот как это называется!

Интересно, почему убийца все-таки не тронул меня? И почему был так уверен, что я не проснусь? А если бы я страдала бессонницей?..

Я вздохнула: бессонницей долгое время мучилась Монтесума-Чоколатль. И потому трудилась в койке по две смены кряду. И зарабатывала больше нас всех. А потом появился старичок-швед, коечное ремесло ушло в прошлое, и Монтесума переключилась с членов на таблетки.

Метаквалон. Лучшее средство от бессонницы.

Я подперла голову рукой и задумалась: почему же убийца был так уверен, что я не проснусь? И почему я моментально вырубилась, едва только доползла до кровати Олева? И почему с утра моя собственная голова показалась мне такой тяжелой? И — самое главное — почему мне не приснились так горячо любимые руины монастыря кармелиток?!

А что, если это действие снотворного, без которого Монтесума не могла и дня прожить?

Перед глазами у меня возник гостиничный бой с его голимой представительской тележкой-столиком: фрукты и шампанское. Ну, конечно, он порывался открыть шампанское сразу же, но Олев запретил ему… И выпили мы не сразу, и пила его только я…

Да, черт возьми, вот кто мог пролить свет на многие вещи — тихоня официант! Вытягивал шею, тряс кадыком, никак не мог отклеиться от своего столика… Отвратный тип. Недаром он показался мне подозрительным!..

Едва сдерживая волнение, я сжала рукоятку ножа.

И…

Это было самое странное чувство, которое я когда-либо испытывала. Самое пугающее и самое восхитительное. Как будто моя собственная рука попала в западню, в искусно расставленный волчий капкан, .слегка припорошенный листьями.

А нож, казалось, только и ждал этого: он сразу же пустил в меня невидимые корни. И корни эти теперь продвигались вверх, сантиметр за сантиметром, входили в затопленные тоннели костей, перескакивали по веткам сухожилий, забирались на стволы шейных позвонков и наконец штурмом взяли обмякший череп.

Каким-то доселе неизвестным мне внутренним зрением, — Холодным и расчетливым, как жена палача, — я увидела комнату, в которой спал журналист. Он по-прежнему валялся под козлами, рубаха его выбилась из джинсов и обнажила узкую полоску тела.

Узкая полоска тела и лунка пупка — вот все, что было нужно мне сейчас.

Узкая полоска тела, узкая полоска пляжа с маленькой лункой посередине. Лункой, вырытой специально для Моего Ножа. Он должен оказаться там, и тогда прямые лучи солнца зажгут алмаз на его рукояти…

…И мне откроется Тайна!.. мне откроется Тайна!..

…Куррат!..

Откуда он взялся?!

Кажется, никогда-не-спящий кот Идисюда зашипел и оцарапал мне запястье. Этого оказалось достаточно, чтобы я выронила нож, отшатнулась и упала на колени. Черт, что я делаю в комнате и что за помутнение на меня нашло?!

Все еще плохо соображая, я тряхнула головой, а потом перевела взгляд на нож. Он лежал рядом со мной, безобидный, как мертвая змея. Неужели еще секунду назад я готова была вонзить его во впалый живот Сергуни? И только Идисюда, пристроившийся на руке спящего хозяина, помешал этому?..

Последующие пятнадцать минут я провела в сортире, орошая унитаз потоками непереваренного ужина. Сергуня так долго заставлял меня поверить в то, что я убийца, — и я действительно чуть ею не стала.

Чертов нож. Долбаный, гребаный, факаный нож! Нож хуже любого, самого подонистого мужика! Чуть не совратил меня, скотина!..

Вернувшись в комнату, я первым делом погладила отважного заступника Идисюда и уселась на пол, сложив ноги по-турецки. Алмаз в рукоятке был сама невинность, он и сам прекрасно знал это — и потому снова принялся меня соблазнять: всем своим неторопливым царственным блеском. И я — совершенно не ко времени — вспомнила рассуждения Анне Раамат, звезды эстонского любительского порно. Анне все свободное от кинематографических фрикций время посвящала отбору и классификации фаллических символов. Эти символы мерещились ей везде и всюду. Ножи тоже были отнесены к подобным символам. И занимали во всех ее таблицах почетные верхние строки. Ножи были синонимом мужского коварства и вероломности, даже от безобидного пластмассового (для резки салатных листьев) можно было ожидать подвоха в любой момент.

И вот теперь уже в мои собственные руки попал такой крупный, такой упитанный экземпляр.

Как бы там ни было, кто бы ни убил Олева Киви, ясно одно: у убийцы был соучастник. И этот соучастник — сам нож. А может быть, и не соучастник вовсе, а направляющая сила. Теперь, после того, как я чуть не пошла у него на поводу, я ни в чем не могу быть уверена…

Как и в том, что через минуту не возьму его снова.

Стоило мне об этом подумать, как я сразу же ощутила непреодолимое желание дотронуться до его рукоятки. Ну уж нет, так издеваться над собой я не позволю!

Я завертела головой в поисках подходящего изолятора для ножа. И довольно быстро нашла его: это был круглый металлический футляр небольшого размера, висевший на гвозде поверх пары засаленных галстуков. Сняв футляр, я вытащила из него странный прибор, напоминающий подзорную трубу.

Наученная горьким опытом, я осторожно поддела кончиками пальцев лезвие ножа, стараясь не смотреть на бесовский камень. И протолкнула нож в футляр. И крепко завинтила крышку.

Попался, голубчик! Посмотрим теперь, как ты выберешься отсюда.

Похоронив алмаз за металлическими стенками и спрятав футляр в сумку, я сразу же почувствовала себя лучше. Пора возвращаться к гостиничному официанту с его шампанским. Если он действительно причастен к смерти Киви, то это многое объясняет. Во-первых, то, что я заснула молодецким сном и убийца беспрепятственно вошел в номер. Во-вторых, то, что, по утверждению охраны, в гостиницу не мог проникнуть человек с улицы. А если бы и смог, то не остался незамеченным. Обслуживающий персонал, к которому можно отнести водопроводчиков, слесарей, почтальонов и официантов, — идеальные кандидатуры на роль убийц. Они почти лишены биографий, никто не интересуется, как зовут их собаку или любовницу, никто и никогда их не замечает. Об этом в свое время мне говорила Монтесума-Чоколатль, большая любительница психологических триллеров. Да и у самой Монтесумы был один постоянный клиент — почтальон, оказавшийся впоследствии… Не убийцей, нет, — всего лишь заурядным вандалом, осквернявшим памятники на еврейском кладбище. А Монтесуме он казался довольно приличным, хотя и безликим, молодым человеком…

Итак, водопроводчики, слесари, почтальоны и официанты. Отлично.

Но в этой схеме, поначалу показавшейся мне безупречной, что-то сбоило. И этим «что-то» был распроклятый нож. После того, что я пережила полчаса назад, едва не отправив на тот свет доверчивого Сергуню, после всего этого кошмара я готова была поверить, что не нож был орудием убийства.

Орудием убийства вполне мог быть человек.

А Нож только направлял его. Нож становился самостоятельным игроком. Его мог взять кто угодно — из простого любопытства — и совершить то, что едва не совершила я. Но тогда остается открытым вопрос — почему я до сих пор жива? Или Ножу была нужна только одна жертва? Или Ножу был нужен именно мужчина?..