Плачущий осел - А Кобринский

?У меня есть для тебя на примете женщина, - сказала Хава, - молодая, красивая, с квартирой, с ?фиатом? и без детей. Это хозяйство ты сам настрочишь. А нет, так тебе помогут, - сыронизировала она, - вот только золотые зубы тебе поменять надо на белые, чтобы целоваться с тобой было приятнее... И на приличную работу тебя с такими зубами не возьмут, - сунув в мою руку клочок бумаги, добавила, - здесь ее номер телефона. Живет в Нетании. Зовут Асей?. По выходе из Хавыного кабинета, я с вполне понятным отвращением выбросил клочок бумажки с указанным номером телефона. Но через месяц Хава с обидой и укором в голосе сказала: ?Несерьезный ты человек. Меня подводишь. Как выгляжу я в лице этой женщины, которая дала для тебя, подчеркнула Хава, - свой номер телефона? Почему ты ей не позвонил?? ?Извини, но я потерял твою записочку?, - солгал я, невозмутимо глядя Хаве в глаза. Хава перелистала блокнот и, таким образом, этот номер телефона появился у меня снова. На следующий день, в основном, чтобы не портить с Хавой отношений (по моей просьбе она посылала бесплатные посылки моим днепропетровским друзьям и знакомым), я позвонил в Нетанию. ?Прежде, чем мы с вами познакомимся, - сказал несколько уставший женский голос, - я хочу предупредить вас на что конкретно вы можете рассчитывать. Полтора года тому назад умер мой муж и я абсолютно одинока. Ни детей, к сожалению, ни родственников у меня в Израиле нет. Человек я старомодный. Есть у меня несколько поклонников. Те из них, которые настроены на супружество, мне, по тем или иным причинам, не нравятся. Что касается остальных, - после многозначительной паузы, - такого я даже в мыслях не допускаю! Подходит?? - спросила выжидательно и настороженно. ?Думаю, что да, - ответил я и добавил, - я и в этом придерживаюсь такой же строгой морали, как и вы?. ?Что значит и в этом?? - спросила она, мгновенно и остро отреагировав. ?Это означает, что этичным необходимо быть и в остальном?. ?Тогда я согласна с вами встретиться, - сказала она и помолчав, добавила, - попробуем продолжить наше знакомство?.

Девять часов утра. Нетания. Автовокзал... И вот я увидел ее. Без украшений. Без малейшего следа косметики. Черноволосую. С большими глазами, озаренными внутренней душевной энергией и необыкновенной человеческой добротой. С крупным сократовским лицом и лбом. Ширококостную. С фигурой казалось бы тяжеловатой, но легкой в движениях и стремительной. ?Не нравлюсь? - спросила без всякого смущения и добавила, - сесть бы мне на диету, но духу не хватает... Вчера у гадалки была. Глянула она на кофейную гущу и говорит - познакомишься ты в ближайшее время с мужчиной-вегетарианцем и станешь питаться одними яблоками и помидорами?. Я улыбнулся - и ей и тому, что принял ее сразу, безоговорочно, со всеми ее физическими недостатками - с ее полнотой и существенностями, далекими от патентованной элегантности... Вечером в нашей бееряковской квартире появилась Лина. Расспрашивая Лину о житье-бытье в интернате,мы поняли, что новоприбывшие дети недовольны. Многие хотели бы вернуться домой. ?И ты тоже?? - спросила Ася. ?Я только об этом и мечтаю. Разве что перед родителями стыдно. Они большие деньги потратили, чтобы я могла приехать учиться, - ответила Лина, - знаете, как интернатовцы меня и таких, как я, половинок, называют? - спросила и процедила, - хазерючки!* - после выразительной паузы добавила, - возвращусь и тут же приму христианство!? Сказав это, она поднялась с дивана и пошла на кухню. Вернулась с бананом. Очистила и начала глотать, нервно откусывая кусочек за кусочком. Съела. Запила водой и, почесывая плечо, сказала: ?Надо позаниматься немного?. Села за журнальный столик. Раскрыла сумку и выложила тетради. Подперев голову рукой, уставилась в зарешеченное окно, над которым висело зимнее угрюмое израильское небо. Через минуту я заметил, что Лина пишет письмо. Написав, попросила конверт. Вложила исписанный лист и сказала: ?Родителям. Я оставлю. Если не затруднит, отправьте!? ______ * Свиньи 63 В ?Микроскопе? появилась статья-интервью Терезы Маршайн об интернате. Отмечается, что дети тяжело привыкают к израильской действительности, что многие из них высказывают претензии к администрации интерната. Концовка Тереза спрашивает у детей, вернулись бы они к своей прежней жизни, или остались бы здесь. И все дети, несмотря на ностальгические мотивы, предпочитают Израиль. Но идеологическая окраска здесь ни к чему, ибо дети, отвечая на этот лобовой вопрос, говорят не то, что думают, а то, что от них хотят услышать. Не может подросток за полтора месяца новой для него жизни перечеркнуть то небо, те дома, те аллеи, те лица, то солнце и тот воздух...

64

Был в Рамле. Встретил соседку, новую репатриантку. Попросила зайти с ней на биржу труда, помочь объясниться, потому что иврит у нее слабый. Она не понимает чиновников. Они - не понимают ее. В приемных помещениях накурено. Очередь возле каждой двери. На стенах разного рода объявления. Одно из них на русском языке. Я переписал его в точности - не меняя ни синтаксиса, ни пунктуации. ЛИШКАТ АВОДА ДЕЛАЕТ ЗАБАСТОВКУ В СВЯЗИ С НАЛАЖИВАНИЕМ ДЕЛ ДЛЯ ОЛИМ ХАДАШИМ В ОТДЕЛЕНИИ ХАВТАХАТ АХНАСА, ПРОДЛИТСЯ ДО СЛЕДУЮЩЕГО ОБЪЯВЛЕНИЯ. ОЛИМ ХАДАШИМ ЗАПИСЫВАТЬСЯ НЕ БУДУТ, ДО ТРЕБОВАНИЯ ХАВТАХАТ АХНАСА В ОТДЕЛЕНИИ ХАВТАХАТ АХНАСА, ПОЭТОМУ ВСЕ ОСТАЕТСЯ В ОТДЕЛЕНИИ, ГДЕ ВЫ ЗАПИСЫВАЛИСЬ ДО НОВОГО ОБЪЯВЛЕНИЯ. * ______ * Лишкат авода - биржа труда, олим хадашим - новые репатрианты, хавтахат ахнаса - отдел гарантированного обеспечения. 65

Рассмотрим глаголы, образованные от корня , по мере возрастания интенсивности действия.

Не вызывает сомнения древнейшее происхождение слов, образованных от этого корня, что говорит, прежде всего, о том, что глубокая философско-религиозная концепция существовала у нас (у евреев), если не на заре человеческой истории, то, во всяком случае, задолго до моисеевых времен. 66

Наше долгое отсутствие (мы вернулись домой под вечер) Белочка отметила большой лужей, как раз возле журнального столика. Выразила, так сказать, свой собачий протест. Стоит ли, вообще, об этом говорить, но весь казус в том, что в этой луже оказалось письмо. Уходя из дому, мы забыли закрыть окно и, очевидно, письмо сдуло порывом ветра на пол, как раз на мокрое место... Что делать?!... Я взял плоскогубцы и, захватив краешек, отряхнул конверт и положил сушиться на электрорадиатр. Подсохло, но покрылось выразительными пятнами. Мне неприятно было думать о том, что Линыны родители будут прикасаться к этим желто-оранжевым разводам. Я решил переложить письмо в новый конверт. Но и письмо, сложенное вчетверо, было покрыто такими же пятнами. И тут я обратил внимание на обрывки фраз - ?эта страшная сыпь?, ?Боже, что со мной?, ?а вдруг дурной болезнью?... Я развернул письмо.

?Здравствуйте мои любимые, дорогие родители! Через месяц Новый Год. Я часто думаю о том, что бы я делала в предновогодние дни. У меня в письменном столе был бы спрятан для вас подарок. Подписана была бы открытка. У меня в комнате стояла бы зеленая елка! Господи, как хочется домой. Неужели 1992 год мне придется встречать в этом проклятом интернате?! Прошлую субботу я провела в нем. Было скучно. Читала. Слонялась по аллеям. Апатия ко всему. Даже к учебе. Раз в две недели нам было обещано выдавать по 30 шекелей на проезд, но это, во-первых, очень мало и, во-вторых, поговаривают, что даже их выдавать не будут. А мне так хотелось собрать немного денег. Для вас. Рассчитаться с долгами. За девять месяцев это было бы 540 шекелей, что составляет на сегодняшний день 225 долларов. На советские деньги это, примерно, 31500 рублей. Пасик, при твоей зарплате, если бы ты мог откладывать ее всю, ни копейки не тратя, тебе пришлось бы, чтобы собрать такую сумму, работать два с половиной года. Самая маленькая зарплата в Израиле около 1200 шекелей в месяц, или 500 долларов. По нашим меркам это много, по здешним - чуть выше уровня бедности. Жить в Израиле, так говорят все новоприбывшие, чертовски тяжело. Пасик и масик, я не хочу больших денег. Если бы они у меня сейчас были, я отдала бы их все безоговорочно за минутное удовольствие видеть вас. Знали бы вы, в какую среду меня окунула жизнь. Местные дети нас ненавидят и сторонятся. Без иврита найти общий язык ни с ними, ни с преподавателями, ни с администрацией интерната практически невозможно. Я чувствую, как я тут глупею. Господи, какое это ужасное чувство! При одной мысли о вас у меня на глазах наворачиваются слезы. В последнее время я стала нервной, взвинченной и плаксивой. Ненавижу себя за то, что не могу дать достойный отпор тем, кто меня обижает (конкретных примеров приводить не буду, хотя их более, чем предостаточно). И в этом моем несчастьи прежде всего виноваты вы, потому что такой вы меня воспитали. Но я все равно люблю вас. Дорогие пасик и масик, не надо мне больше звонить в Израиль. Я узнала, что минута телефонного разговора со мной вам обходится в 200 рублей. Не тратьтесь. Все равно по телефону я ничего серьезного вам сказать не могу. А теперь о самом для меня неприятном. У меня на теле, обычно к вечеру, появляется какая-то странная сыпь - большие красные волдыри. И чешутся они невозможно. К утру покраснение и почесуха проходят. В четверг я ходила к интернатовской медсестре и пыталась объяснить на моем скверном иврите, что со мной происходит. Она дала мне какой-то крем и сказала, что в понедельник поведет меня к врачу. Сегодня суббота. Близятся сумерки. Мне кажется, что моя кожа горит. Зашла в ванную комнату. Закрылась и быстро сбросила одежду. Сыпь ползет - дошла до шеи. Появилась на ногах и спине. Мне страшно. Боже, что со мной будет? А вдруг я заболела какой-то дурной неизлечимой болезнью? Только бы не дошло до лица. Я этого не переживу. Асе и Александру я ничего не сказала. Они не догадываются. Хорошо, что погоды холодные. Я хожу в джинсах и в кофточке с длинными рукавами. С нетерпением жду понедельника. Целую - Лина?.