Ловушка - Юлия Ковригина

оранжерея редкой конструкции, оставшаяся еще со времен бабушки. А справа в тени старой высокой яблони располагалась удобная резная скамейка, на которой стояла корзина с вязанием Дины. Невысокий скорее декоративный забор плавно огибал владения, как бы завершая общую картину.

Майе здесь определённо понравилось. Она не понимала, почему же тетя Софи так внезапно захотела уехать, но решила непременно это выяснить.

ГЛАВА 14

Мы не видим их, но они помнят о нас

Среди густого вечернего тумана неярким размытым пятном выделялся свет, сочившийся из самой высокой башни. Привычная картина, за исключением одного – если хорошенько присмотреться, то в оконном проеме можно было заметить темную фигуру, неподвижно замершую в центре этого сияния, точно зрачок огромного ока. Обычно в этот поздний час здесь полновластно царили лишь холод и тишина, но только не сегодня.

Необыкновенный день никак не хотел заканчиваться. Он принес столько вопросов и волнений, что просто закрыть глаза и заснуть теперь казалось невозможным, недопустимым. И поэтому одинокий житель старого города занимался удивительным, давно позабытым делом – мечтал. Вредное и, несомненно, глупое занятие, но в некоторых случаях, единственная возможность не сойти с ума или не зайти еще дальше по тропе безумия. А Александр Лист почти не сомневался в том, что если он пока и не встал на нее, то все равно, подошел на опасно близкое расстояние.

Но в данный момент все это было не важно. Человек перед окном видел не клубящиеся во мраке клочья тумана, но яркую зелень летнего сада и – он мог бы поклясться в этом – ощущал нежное благоухание цветов, вместо привычного сырого, чуть лекарственного запаха вечной осени. Александр стоял и вдыхал его медленно, глубоко, растягивая и смакуя.

Затем произошло нечто совсем уж невообразимое – до чутких, привыкших к полнейшей тишине, ушей, словно издалека донеслось тихое пение – старая позабытая мелодия беззаботного счастливого детства, та, которую пела мама, укладывая спать. Нежные звуки проникали в самое сердце, окружая, окутывая так сладко и одновременно нестерпимо горько. Этот союз заставлял больно щемить в груди и щипать в глазах. А потом бедный учитель и вовсе потерялся в разрывающих душу эмоциях.

Александра словно затягивало и несло за собой в узкую воронку мощным потоком непередаваемой силы – страшно, неотвратимо. Ладони взмокли и по спине побежали струйки холодного пота. Пол под ногами стал мягким и зыбким, а голова – легкой и пустой. Казалось, еще чуть-чуть, совсем немного и случится что-то очень важное. Фигура у окна скрючилась и замерла в напряженном ожидании.

И вдруг все неожиданно закончилось: песня резко смолкла, разом оборвав образовавшиеся нити, оставив Александра дрожащим, оглушённым и слегка одурманенным. От перенапряжения болела каждая мышца, руки тряслись, в ушах звенело. Он потряс головой, разгоняя нахлынувшую дурноту, пытаясь прийти в себя.

Когда в глазах перестало темнеть, Александр рискнул оторвать руки от подоконника и выпрямиться. Что это было, игра воображения или памяти? Он не знал. Но только мелодия по-прежнему оставалась в голове. Раз он ее вспомнил, в ближайшее время она никуда не денется. И это было замечательно. Словно хрупкий мостик перекинулся к нему издалека и терпеливо ожидал, когда же им воспользуются. Александр закрыл глаза, позволяя себе поддаться течению и уплыть вслед за музыкой.

Мысленно он перенесся туда, куда так долго стремился. И сейчас это оказалось неожиданно легко. Обыкновенно, родные места рисовались нечеткими и размытыми картинами. Было крайне сложно воскресить в памяти более детальные или яркие образы. Тот далекий мир прошлого остался там, за горизонтом, и любые попытки приблизиться к нему заканчивались неудачей. Легче было, следуя по книжным лабиринтам, заново выстроить в воображении величественный старый город, вдохнуть в него жизнь, а затем наблюдать за тем, как она медленно покидает эти места, чем попасть в маленькую уютную гостиную в сельском домике школьного учителя.

Да, теперь Александр знал практически все о людях, чьи портреты горделиво висели вдоль великолепной дворцовой галереи, и мог воспроизвести в памяти многие знаменательные события, вершившиеся в этих стенах. Широкие залы, доверху заполненные музейными редкостями; места, в которых все буквально дышало историей; старинные фолианты – «пыль веков» на каждой странице. Когда-то он мечтал о чем-то подобном – быть участником, летописцем, зрителем, наконец. И что с того? Он получил все, и беспросветное одиночество в придачу, а еще сырость, нескончаемый холод и мрак! Каким же ничтожным теперь это кажется в сравнении с одним единственным солнечным лучом или дружеской улыбкой.

И вот сейчас, после наполненного страхами и сомнениями дня у него почти получилось пробиться сквозь плотную стену тумана в своей голове и добраться до спрятанных там сокровищ. Словно усталый путник, бредущий посреди пустыни и наткнувшийся на мираж, дарующий целительное успокоение и надежду, Александр наслаждался полученным кратким покоем.

Он стоял, боясь пошевелиться и спугнуть прекрасные видения. Но постепенно сознание начало проясняться, и в душу стали закрадываться незваные мысли. Может быть, ему не стоило так радоваться – ни к чему хорошему это не приведет, только разбередит старые раны.

Он ко всему привык, смирился, сдался. Так зачем же этот неуемный восторг. Ведь завтра утром, когда солнце вновь замрет на самом краешке горизонта, спрятанное густой серой дымкой, вернется злая тоска и поглотит его, размягченного несбыточными мечтами. Александр вздрогнул и отодвинулся от окна.

Он подошел к огню и помешал раскаленные угли, отчего пламя загорелось еще ярче.

«Может быть, сегодня мне вообще не стоит спать», – подумал он.

Отчего-то стало непередаваемо страшно. Вдруг, если он сейчас заснет, то никогда больше не сможет проснуться, даже для этой, никчемной жизни. Что тогда произойдет? Он исчезнет окончательно, легко и плавно скользнет в небытие, не оставив поле себя даже тени, без следа растворится в густой пелене тумана? Или то Великое Бесконечное Всесильное Нечто, единственное, которого он всегда так боялся в детстве и, казалось, навсегда позабыл в юности, справедливое и беспристрастное, сжалится, наконец, над ним и вернет его домой.

Хорошо. Только вот, где он, его дом. Куда можно отправиться, чтобы укрыться от своих страхов и тревог, согреться и утешиться. Этого Александр не знал, потому что никак не мог вспомнить.

«Я есть, но существую ли я на самом деле? Могу ли считать себя живым, или хотя бы живущим. Может быть, это только иллюзия, игра остатков моей измученной сомнениями разумной души, которая зависла где-то посередине пути и никак не может найти дорогу. Выпадет ли ей еще один шанс или это