После дождичка в четверг - Мэтт Рубинштейн

— Что вы имеете в виду?

— То, что я ни в чем не уверен. Посмотрите на это.

Эш включил верхний свет и поднес к настольной лампе полоску пергамента, отрезанную с обложки манускрипта. Лампа представляла собой темную трубку, которая напомнила Джеку неугасимую свечу брата Констана, горящую черным пламенем. Щелчок — и комната наполнилась ярким ультрафиолетовым светом. Эш, весь в белом, стал похож на призрака; когда он поднес пергамент к свету, пятна на его халате показались брызгами крови. У Джека перехватило дыхание.

— Что это?

— Не знаю. Здесь слишком мало…

Почти ничего — несколько петель и завитушек на лиловатом фоне, похожих на жилки под кожей. Маленький кусочек текста.

— Возможно, это какая-то надпись на оборотной стороне обложки — имя или дата, — сказал Эш. — Либо фамилия владельца. Если принесете манускрипт, мы посмотрим, что это такое.

Он старался не выдавать себя, но Джек узнал этот взгляд — так, наверное, смотрели на рукопись Джон Джонсон и его друзья, брат Констан. Эшу было необходимо узнать правду. Интеллектуальное любопытство обратилось в страсть и жажду, «таинственная скорбь» сгущалась. Пока что они с Джеком действовали на одной стороне, но Эш явно хотел бы прибрать открытие к рукам.

— Также мне нужно взглянуть на письмо, если оно по-прежнему у вас.

Лихорадочный взгляд ученого буквально прожигал Джека насквозь.

— Так вы привезете манускрипт и письмо?

— Я позвоню вам через пару дней.

Джек не знал, что делать. Манускрипт разочаровал его — как ему казалось, непростительно. Если рукопись действительно намного старше Уилкинса и не имеет с ним ничего общего… если книге девятьсот лет, то это вообще может быть что угодно. Европа затерялась во тьме веков и искала источник света. Мир раздирали войны. В Париже писал Пьер Абеляр, в Кентербери — Томас Беккет, в Нишапуре — Омар Хайям, в Норвегии и Исландии — скальды, сочинители саг. Совершались великие открытия в области теологии и мифологии, астрономии и физиологии.

Конечно, не следовало обращаться к Эшу. Джек перебирал в уме былые надежды, когда, миновав пост охраны, шагал через лужайку по направлению к парковке. Эш и его коллеги точно определят дату, восстановят историю манускрипта, прольют на него новый свет. Джек сможет избавиться от навязчивой идеи и вернуться к нормальной жизни, с синим небом и деревьями на ветру. Это так просто, больше не нужно ни о чем думать…

А потом сила тяжести подвела, и он начал падать головой вперед. Земля под ним поплыла; Джек нетвердо дошагал до купы деревьев неподалеку от парковки. Он старался идти прямо, но не мог определить направление и расстояние. И вдруг все исчезло, кроме гигантского кулака, расколовшего стеклянный стол. Этот звук буквально влепил его в дерево, и Джек понял, что уже ничего не может сделать, что уже слишком поздно…

Он попытался открыть глаза, но все было черным и красным и как будто плавилось…

Он попробовал еще раз побороться с темнотой, изо всех сил стараясь удержаться на ногах, но какая-то страшная сила бросила его на землю.

Джек поднял голову и увидел столб черного дыма, вырывающийся из лаборатории, и разбитые окна. Мигали огни и ревели сирены — к зданию спешили машины «скорой помощи». Время как будто странным образом ускорило свой бег. Джек лежал на носилках; в ушах звенело. Когда он взглянул на руины научного центра, перед глазами все замелькало.

В конце концов ему удалось ухватиться за зыбкие обрывки сознания и удержаться на краю. Его голову обматывали чем-то мягким, по лицу стекали струйки крови. Джек оглянулся, и в шее что-то хрустнуло. Трава была усыпана стеклом, вокруг стояли машины репортеров, и все, судя по всему, бежали к противоположной стороне здания — туда, где находился кабинет Эша.

Джек попытался было сесть, но медик тут же уложил его обратно.

— Пожалуй, пока не стоит.

Парни в черно-белой униформе, что оказывали ему помощь, принадлежали к добровольческой организации братьев милосердия — иоаннитов. Джеку приходилось их видеть на уличных концертах и крикетных матчах, но история ордена его никогда не интересовала. Их отличал мальтийский крест на плече — четыре белых наконечника стрелы, сходящихся в центре, на черном фоне. У настоящей «скорой помощи» такой же крест, только красный.

— Куда вы меня везете? — спросил Джек, чуть приподнявшись на локте.

Иоаннит вытащил рацию.

— Мы всего лишь оказываем первую помощь, так что вам придется подождать прибытия спасателей.

— Думаю, в этом нет необходимости.

— Дружище, еще минуту назад вы бредили. Я бы на вашем месте не торопился.

— И что я говорил?

— Нечто невразумительное. Как будто что-то о конце света.

Джек уставился на его рукав.

— О конце… Так вы…

— Что? — Иоаннит проследил за взглядом Джека. — Ах это. Нет, дружище, вы, наверное, имеете в виду Иоанна Евангелиста. А наш орден создан в честь Иоанна Крестителя. Мы прибыли сюда, чтобы помочь пострадавшим.

— Но вы… вы ведь верующие?

Иоаннит спокойно взглянул на него:

— С одной стороны, мы pro fide — за веру, но с другой — pro utilitate hominum — на пользу людям. То есть без всякой дискриминации.

— Мне и в самом деле кажется, что я в полном порядке.

— Лучше вам все-таки дождаться медиков.

— Но вы ведь не станете удерживать меня силой?

Иоаннит приподнял бровь, но все-таки отошел от носилок. Джек хотел было встать, но это оказалось труднее, чем он думал. Следующая попытка все-таки увенчалась успехом, и Джек огляделся. В небе над лабораторией, вытягиваясь в линию и снижаясь, носились стаи птиц — будто стервятники, почуявшие добычу. Джек потряс головой, и в его сознании, отделившись от клубов дыма и вспышек света, восстановились события последних дней. Чуть пошатываясь, он заковылял к зданию.

В стене лаборатории зияла черная дыра; на лужайке валялись обломки стен и осколки стекла. У пролома суетились люди, перепачканные сажей: о чем-то спорили, размахивая руками, делали пометки в блокнотах. Джек вздохнул с облегчением, когда увидел, как к нему пробирается Эш — в обгоревшем халате, с закопченными до черноты руками и лицом. Приблизившись к Джеку, он поднял с земли покореженный стул и сел.

— Что случилось? В чем дело?

Эш держал в руках безнадежно испорченные бумаги и отчаянно пытался разделить листы.

— Только посмотрите… Теперь мы не узнаем, кто виновен в краже и где спрятаны сокровища. Все погибло. Полагаю, так оно и было задумано.

— Что вы имеете в виду?

— Раньше мафиози решали свои проблемы подкупом…

— Эш, с вами все в порядке?

— Да. Это всего лишь стресс…

— У меня к вам просьба: никому не говорите, что я здесь был. Особенно полиции.

Но Эш его как будто не слышал — вновь занялся своими бумагами, пачкаясь сажей и копотью. Отпечатки и следы, неразгаданные тайны. Кто-то похлопал Джека по плечу, и в тот же миг вокруг замелькали вспышки камер. Он порадовался, что по крайней мере манускрипт в безопасности. Это не паранойя; он прав, они все правы. Таинственная, невероятная скорбь. Джек не знал, кто повинен в случившемся, но чувствовал себя так, как будто и впрямь приближался конец света.

Стараясь не попасться на глаза медикам, Джек добрался до своей машины. Скорее домой, в безопасную церковь, к манускрипту. Он долго возился с ключами, потом никак не удавалось дать задний ход и включить первую скорость. На конец он выбрался с парковки и пополз по задворкам — как можно медленнее. Перед глазами все расплывалось и мерцало. В поле зрения то и дело болезненно врывались несущиеся автомобили. И Джек вдруг понял, что не знает эти улицы — он явно заблудился.

Петляющая дорога привела его к бухте, и он с удивлением увидел пустую гавань — лишь на противоположном берегу тянулась полоса суши, заваленная обломками кораблей: паромов и пароходов, обросших ракушками, старых барж и катеров, погрузившихся в песок; их мачты походили на кости скелета. На фоне бушующего океана под небом цвета ржавчины это место казалось кладбищем для сотен прогулочных лодок и небольшой субмарины.

Через какое-то время Джек вдруг осознал, что едет уже мимо парка, где полным-полно людей, одетых почему-то совершенно одинаково — в светло-синие рубашки и коричневые куртки. Они стояли группами и провожали Джека взглядами, пока его машина, подпрыгивая и покачиваясь, катила мимо. Голову, казалось, сдавило обручем — он едва не терял сознание от боли.

Джеку очень хотелось поскорее добраться домой, но дорога привела его на северо-восток, к Южному мысу и маяку. Перед его мысленным взором извивались чернильные строчки, превращавшиеся в туннель, и Джека страшило то, на что он может наткнуться в конце этого туннеля — на некую апокалиптическую картину. Он слышал, как море поднималось и обрушивалось на скалы, и от этих звуков стало легче. Он долго сидел под бесконечный шум волн, пока не почувствовал, что с трудом удерживает глаза открытыми. Тряхнув головой, он поехал дальше. На полпути с холма у него закончился бензин, и Джек скатился вниз по инерции, под зловещее шуршание колес.