Вольтер и его книга о Петре Великом - Евгений Францевич Шмурло

Отделавшись от докучных критиков, Вольтер энергично засел за книгу и в ближайшие месяцы усердно работал над нею[282]. Тогда же, в июне 1759 г., приступил он к печатанию первого тома[283]. Хотя изложение доведено было лишь до Полтавской битвы[284] и хотя не хватало еще двух глав[285], но, очевидно, Вольтер рассчитывал поспеть к сроку и не задержать печатания.

В числе присланных из Петербурга документов Вольтер нашел «Историю Свейской войны» («Поденную записку Петра Великого»). Вполне его она не удовлетворила. Историку, поставившему себе целью написать «интересный» рассказ, она показалась слишком сухой, многое оставляла без ответа. Да, она говорила, в какой день взят был такой-то город; определяла число убитых и пленных в таком-то сражении; но не давала ничего такого, что охарактеризовало бы Петра. Между тем читатель, несомненно, захочет знать: как держал себя царь после Полтавской победы с пленными генералами Реншильдом, Левенгауптом и другими? Почему принцу Виртембергскому великодушно дозволили вернуться на родину, а Пипера, наоборот, держали в строгом заключении? Как были отправлены пленные офицеры и солдаты в Сибирь? Как они жили там?… Захочет он составить себе и отчетливую картину торжественного вступления победоносных войск в Москву. Тут каждое слово Петра, собственноручная записка его, ответ приобретают большое значение.

Особенно переговоры составят важную страницу его истории. Конечно, переговоры вели все государи; любой из них вел осаду городов, давал сражения, – но один только Петр преобразовал нравы, создал науки, промышленность, мореплавание и торговлю. Вот главным образом почему потомство, с восхищением взирая на него, захочет знать подробно и о преобразованиях его в области церкви, и об организации полиции, торговли, и о каналах, соединяющих реки, вплоть до последней проселочной дороги, – словом, обо всем, чего коснулись его внимание и заботы. Безусловно необходимо нарисовать яркую, внушительную картину грандиозных замыслов и предприятий государя, начиная от Финляндии вплоть до отдаленнейших углов Сибири, и тем отвлечь внимание читающей публики от неприятных анекдотов, на которые она так падка. Слава героя должна заслонить слабости человека[286].

Шувалов прислал Вольтеру, между прочим, ломоносовское «Похвальное слово Петру Великому»; но Вольтер не скрыл, что другая посылка, «Записки»[287], была для него поучительнее. Похвала зачастую лишь служит для автора средством проявить свой ум, выставить себя с выгодной стороны. Уже само заглавие – «Похвала» – заставляет нас держать себя настороже, быть недоверчивым, ибо одна только историческая истина в состоянии заставить нас верить и восхищаться. Наилучшее слово, сказанное в похвалу Петра, – его собственный дневник (son journal); из него видно, как он насаждал мирные науки и искусства во время войны, как законодательствовал, доблестно защищал свое государство от Карла XII… «Присылайте мне скорее материалы за период после-Полтавский», – вот заключительные слова Вольтера[288].

Осенью 1759 г. первый том был отпечатан в Женеве издательской фирмой братьев Крамер; но прежде чем выпустить свою работу в свет, Вольтер отправил ее в Петербург на цензуру[289]. По дороге в Германию – вспомним, что это происходило во время Семилетней войны, – книгу перехватили, она попала в руки гамбургских книгопродавцев, а те по захваченному экземпляру начали готовить собственное издание, хотя и под вывеской тех же Крамер. Вольтер забил тревогу и добился наложить руку на предприимчивых плагиаторов[290]. Но едва успел он избавиться от одной беды, как стала надвигаться другая, такая же – в Гааге. Тамошний издатель, Петер де Хондт, оказалось, уже пустил объявление о продаже книги. «Таким образом, – сообщал Вольтер Шувалову 2 августа 1760 г., – книга появится в публике не исправленной и вдобавок еще с ошибками, которые не преминет внести в нее голландский издатель»[291]. В то же время фирма Крамер, напечатавшая книгу в количестве 8000 экз., естественно, опасалась, как бы конкуренция голландцев не нанесла ей убытков, торопилась со скорейшим сбытом, и Вольтер доносил в Петербург, что ему стоит немалых усилий убедить своих издателей обождать еще некоторое время[292].

Действительно, что оставалось ему делать? Всю зиму напрасно прождал он ответа; была уже весна (март 1760 г.), когда выяснилась пропажа книги в дороге; автор тогда же поспешил отправить новые экземпляры[293], но с книгой все равно в Петербурге могли теперь ознакомиться, самое раннее, в конце мая, в начале июня – время шло; кроме того, на просмотр сочинения, на составление указаний, что́ следует изменить, что́ добавить, затем на доставление этих указаний в Délices требовался тоже не один месяц. Между тем Крамеры наседали на него; в Голландии готовилась контрафакция; дальнейшие проволочки ставили Вольтера в крайне неловкое положение, и в том же письме 2 августа он предупреждает Шувалова о своем бессилии помешать издателям продавать книгу, тем более что она «напечатана на их собственные средства и собственный риск»[294].

Поэтому весной, возможно, что при вторичной посылке, под внешним давлением, Вольтер стал настаивать на необходимости немедленного выпуска, обещаясь внести исправления по тем указаниям, какие у него набрались за зиму и весну 1760 г. Дело в том, что, прежде отправки своего сочинения в законченном виде книгой, Вольтер посылал ее на предварительный просмотр отдельными главами, по мере их изготовления, и поэтому критических указаний, или «инструкций», как их, не без некоторой иронии, величал Вольтер, у него могло накопиться достаточно; к тому же дело могло идти все равно о перепечатке лишь отдельных страниц, не более, что́ являлось уж не Бог весть чем[295].

Конечно, это одна лишь наша догадка, опору которой позволяем себе искать, между прочим, и в том, что далеко не все письма Вольтера к Шувалову сохранились и дошли до нас; иначе, однако, трудно было бы объяснить содержание некоторых писем Вольтера за август и сентябрь 1760 г. 2 августа он заявляет Шувалову, что его «инструкции» еще не получены[296], а неделю спустя он обещается одному из своих корреспондентов, де Жеран, выслать «немедленно» первый том, причем добавляет: «я не хотел выпускать этого тома, предварительно не подвергнув его критике архангельских и камчатских ученых; мой экземпляр лежал целый год в России; теперь мне его возвращают, причем уверяют, что я никого не надувал, утверждая, что соски на грудях у самоедов черные-пречерные и что существует еще очень миловидная порода людей серых в яблоках. Кто любит разнообразие, – подшучивал Вольтер, – тот очень обрадуется такому открытию. В самом деле, приятно видеть, как раздвигается природа в своих границах»[297].

Наконец, 23 сентября он шлет саму книгу графу де Трессан, причем говорит: «она отпечатана уже с год тому назад; но я