Запад против Востока. 2500 лет первой битве - Коллектив авторов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Примечания к Книге восьмой «Истории» Геродота
1. Вероятно, бронзовые статуи в человеческий рост, изображавшие Аполлона и Геракла в борьбе ща священный треножник в Дельфах.
2. Очевидно, лук и стрелы Аполлона, хранившиеся в святилище.
3. Аглавра – дочь Кекропа, жрица Афины. Исполнив прорицание, она принесла себя в жертву, чтобы тем самым даровать победу отечеству в войне с элевсинцами. Афиняне посвятили ей рощу и храм близ Акрополя.
4. То есть Деметры и Персефоны.
5. Киносура (Собачий Хвост) – мыс в Аттике к западу от Марафона.
6. В этом переводе под Правдой разумеется Дика (Дике) – божество справедливости; под Алчностью – Кор, олицетворение надменности и высокомерия: под Наглостью – мать Кора, олицетворение чрезмерного высокомерия.
7. Пирей – афинская гавань, основана Фемистоклом в 493478/77 гг. до н. э.
8. Афидны – город на севере Афин, близ Марафона.
Персы
Эсхил
Трагедия
Действующие лица
Хор старцев, Верные.
Атосса, мать Ксеркса, жена Дария.
Вестник.
Тень Дария.
Ксеркс.
Сцена во время действия представляет дворец персидского царя в Сузах;
невдалеке – гробница Дария, отца Ксерксова.
Явление 1
Хор: Нас зовут Верными персов, ушедших в землю Эллинскую; мы стражи обильных и многозлатных седалищ; нас сам царь Ксеркс, Дарием рожденный государь, набрал по старшинству нашему надзирать над страною. Сердце в нас, чая беду, сильно уже крушится о возврате царя и многозлатного войска в груди. Вся сила Азии ушла; стенает Азия по молодежи, а ни один вестник, ни один всадник не приходит в город персов. Все ушли, покинув Сузы, Экбатаны и древнюю крепость Киссиему: одна на конях, другие на кораблях, иные по суше, – полки воинские образуя; каковы Амистр, Артафрен, Мегабат, Астасп, вожди персов, цари, великому царю подвластные, огромного войска блюстители, и стрелами побивающие, и всадники, – страшные на взгляд, страшные в битве по гордой смелости духа. Кроме них – Артемвар, тешащийся конскими битвами, Масистр, еще побивающий стрелами, доблестный Имей, Фарандак и гонитель коней Сосфан. Других воителей прислал великий, многопитательный Нил: тут были Сусискан Пегастагон, рожденный в Египте, и начальник священной Мемфиды (Мемфиса) великий Арсам, и надзирающий над маститыми Фивами Ариомард, и живущие в болотах гребцы, страшные, числом бесчисленные! За ними пошла толпа изнеженных лидян; а с ними (1) те, которые занимают весь материк, и которых Митрагаф и Арктей доблестный, наместники царя, и многозлатные Сарды выслали на колесницах о двух и о трех дышлах: и глядеть было страшно! И обитатели священного Тмола, Мардон, Фаривий, и метатели копий мисане, грозят наложить на Элладу иго рабства. И Вавилон многозлатный выслал гурьбою пеструю толпу (2), и корабельщиков, и тех, кто на стрельбу свою надеются. И меченосный люд пошел изо всей Азии по грозному велению царя. Таковые-то мужи, цвет Персии, ушли! Стенает о них вся Азийская земля, воспитавшая их; тяжко скорбит! Родители и супруги, считая дни долгого их отсутствия, трепещут!
Перешло уж города разоряющее царское войско на противоположный берег земли соседней, переправившись по плотам через пролив Геллы Афаматовны (Геллеспонт), накинув на выю пучины иго, – дорогу, из бревен сплоченную. Гонит ярый царь, муж золотого рода, богоподобный, гонит он на всю землю стадо необъятное, и по суше, и по морю, на крепких страшных воевод полагаясь.
С мрачным взглядом в очах, со взглядом кровожадного дракона, многорукий, многокорабельный, мчась на сирийской колеснице, ведет он Арея, луком укрощающего, на людей, славным копьем (3). Нет никого, кто бы устоял против великого потока мужей, кто бы крепкими плотинами сдержал необоримую волну моря. Неодолимо войско персов, крепок народ!
Но кто из смертных уклонится от коварного обмана судьбы? Кто проворною ногою, легким скачком убежит от нее? Сперва благосклонная, улещиванием заводит беда смертного в тенета, откуда выпрыгнуть ему уже нет возможности!
По божьей воле издревле судьба осилила нас, понудила персов вести войны – башен рушительницы, конников скопляющие, города разоряющие. Полагаясь на канаты утлых зданий, на машины людей перевозящие, выучились они смотреть без боязни на морские рощи, когда широкопутное море белеет от бурного ветра.
Вот почему сердце у меня, словно в черном одеянии, разрывается от страха – о, как бы царство не услышало, что обезлюдел великий город Сусиды, лишился сего войска персидского, как бы не раздался в ответ ему – о, глас города Киссиева, вопли толпы женщин, не разорвалось бы одеяние виссиное (4).
Ибо весь конные и пеший люд, словно рой пчел, выбыл за вождем войска, переправившись по мосту, с одного берега пролива на другой положенному. Ложа мужей наполняются слезами тоскующих жен. Персиянки в страшном горе; все они остались одни; тоскует каждая по муже любимом; распростилась с ярым воинственным товарищем по ложу!
Приложим же, персы, сидя здесь, на сем древнем седалище, честную усердную заботу: нужда того требует! Каковы-то дела Ксеркса царя, от Дария рожденного, из рода, по родоначальнику нам близкого: другой ли лук победил или сила копья острого одолела (5)?
Видят приближающуюся сюда Атоссу.
Но вот спешит сюда светило, очами богам подобное, мать царя, царица моя. Падаю перед нею, падаю! – Надлежит нам всем словами благоговейными приветствовать ее. – О царица! О надо всеми персиянками верховная! Старая мать Ксеркса! Здравствуй, жена Дариева! Ты и супруга бога персов, и мать их бога, если только старое счастье не изменило теперь войску.
Явление 2
Атосса: Потому-то и пришла я сюда, покинув золотом убранные хоромы и общее ложе, мое и Дариево. И мое сердце грызет забота. Скажу вам слово, други мои! Не за себя боюсь, а о том, как бы великое богатство не убежало от нас, как бы, бежа, оно не опрокинуло ногою своею того довольства, которое Дарием так было возвышено, не без помощи некоего бога. Отсюда о том две верные мысли на сердце у меня: богатства без людей высоко не следует чтить, но и без богатства человеку не улыбается счастье на столько, сколько в нем силы и достоинства. Богатства моего нечем укорить; но боюсь за глаза, а глазом дома считаю присутствие
