Я прячусь от ветра (СИ) - Питкевич Александра "Samum"

Лёгкие горели огнем, конечности начинали неметь, а перед глазами плясали пятна.

Когда я уже был готов проститься с жизнью, помянув всех богов и предков, озеро словно выплюнуло на поверхность, кинув лицом в колючие мелкие камни.

Потом мое тело три дня скручивала лихорадка, благо сил хватило добраться до деревни. Я очень хорошо, на всю жизнь, запомнил то ощущение волн, проходящих сквозь тело вверх и вниз. Раз за разом все более сильные, они словно пытались вывернуть меня наизнанку. Правда, когда стало легче, я все равно вернулся к озеру. Не сразу. Через месяц. Со страхом и трепетом погрузив в воду только ладонь, я все слушал внутренние ощущения.

Нырнуть ещё раз я рискнул не скоро. Почти через полгода, когда за пещерами наступила холодная дождливая осень, тоска и печаль, тлеющие в груди стали невыносимы. И я решился. В тот раз все случилось иначе. В темноте, широко распахнув глаза, я разглядел какие-то далёкие, глухие всполохи искр. В воде и правда что-то было.

Стоя напротив мрачной кровавой завесы я чувствовал схожее присутствие. Те же вибрации в воздухе, те же волны, чуть более слабые, но до боли в суставах знакомые. Протянув ладонь, резко выдохнув, коснулся пальцами завесы. Покалывание и зуд прошли по руке. От кончиков пальцев острая волна пролетела до плеча, вызвав дрожь в теле.

Ощущая раздражение и недоумение, идущее как от живого существа, понимая, насколько это может быть опасно, не рискнул делать больше ничего, убирая ладонь.

— Нет! — резкий возглас Кастана опоздал на долю мгновения.

Намид, один из молодых парней, которые присоединились к нам не так давно, сунул руку в туман в паре метров от меня. Бросившись к парню, мы увидели панику, ужас и непонимание в глазах парня.

— Давай! — обхватив его со спины, Кастан пытался оторвать Намида от завесы, но туман не собирался отпускать добычу.

— Тяни, — умом я понимал, что это скорее всего бесполезно, но все же пытался помочь парню.

— Бесполезно. Руку руби. — Я только выхватил клинок, когда туманная мгла ожила, резко, с хлюпающим звуком втянув замершего Намида. Я только и успел в последнюю секунду поймать Кастана, чтобы тот не влетел головой в красное марево.

Рыжий великан в бессилии грохнул кулаком о землю, на которую мы упали. Грубые слова злобы и бессилия сами собой сорвались с губ.

Подняв глаза, я примерно представлял, что увижу, но все же был не готов.

Намид стоял напротив. Всего в паре шагов от забора, глядя на нас какими-то отчаянными глазами. Сложно было сказать, понимает ли он происходящее.

Когда одежда, а затем кожа стали расплываться, словно лёд под солнцем, стекая вниз жидкими кровавыми ошметками, я с трудом не отвёл взгляд. Не прошло и пары мгновений, как на дороге остался только голый скелет, все так же ровно стоящий, словно его поддерживала неведомая сила.

Один судорожный, нервный вздох — и кости вдруг осыпались трухой. Мелкие частицы, больше похожие на пыль, подхватило ветром, взявшимся из ниоткуда, и разметало за кровавой завесой.

— Ее милость будет недовольна, — зло произнес староста, не глядя на нас. Потом, повернув седую голову в мою сторону, добавил.

— Но будь моя воля, все бы вы сегодня встретились с богами.

Молчаливые, хмурые люди, по которым было не понять, насколько тронуло их произошедшее, медленно расходились по домам.

Глава 14

— Что, что это за проклятая земля, Тазур? — Кастан рычал от бессилия и желания кому-нибудь сломать пару конечностей. Кажется, больше всего его бесило отсутствие виноватых.

— Как я понял, она не проклята, — теперь все слова, сказанные мне и старостой, и ведуньей из Долинки, и обитателями поместья приобрели совсем иной смысл. Кажется, я начинал понимать, что здесь происходит, и как крупно я вляпался, приняв документы от Сигеда. Хитрый и подлый королек просто спихнул неудобные земли на мои плечи. А я, чем дальше, тем хуже понимал, что с ними делать. — Эту территорию много поколении назад выбрали как место заточения древних духов, думаю, наподобие тех, что мы видели, и привязали «тюрьму» к крови правящего рода. Не знаю, как передается это «право крови», так как нынешняя баронесса — не кровный наследник, но, видимо, что-то в этом есть. Одна из причин, почему к ней так относятся.

— И что? Она во всем виновата? — У Кастана едва ли не дым из ушей шел. Остальные воины тоже собрались полукругом, внимательно слушая.

— Она приказала не выпускать нас за ворота, хотя староста сперва был весьма доволен, что мы собираемся возвращаться.

— Это так, — кивнул я, подтверждая слова одного из мужчин. — Если бы не ее приказ — нас всех бы сейчас разметало этим кровавым туманом.

— Вот только как ее милость узнала, где мы и что собираемся делать.

— Это едва ли не самый главный вопрос, — я поскреб бороду, которая уже начинала мешать, став непривычно длинной и курчавой. — А еще очень интересно, что теперь дулать нам, раз без ее помощи здесь не обосноваться.

Ждать пришлось до вечера. Сердясь и фыркая, староста все же пояснил, что туман обычно приходит раньше, что, видимо, его «отзывали». Так что теперь не известно, когда тракт станет безопасным. Единственное, что он знал точно — с наступлением темноты можно выходить за ограду.

— А как же те, кто застрял в этот день в лесу или дороге? Или те, кто не дома? Девушки из поместья? Они тоже могли пострадать? — если имеется угроза, и забор каким-то образом не пустил туман в поселение, значит есть еще способы от него огородиться.

— Это мне не известно, — проворчал старик, уже не так зло, видимо, привыкнув немного к нашему присутствию, — только в долине есть зачарованные места. Там ни туман, никакая иная напасть не страшна. Почти. Голод и холод все же доберутся, если надо. И болезнь. В общем, духов можно не опасаться.

— И как эти зачарованные места выглядят? — сообразив, в какую топь мы угодили с этой землей, я пытался теперь вызнать как можно больше, раз уж изначально принял все за шутку и почти не слушал, что мне говорят. От собственной глупости сводило зубы, и обычные оправдания не действовали. Кто же мог знать, что так близко, под самым носом существуют подобные зачарованные земли. Да еще и кажутся они на первый взгляд обычными.

— Не поможет это вам, коли на то воли ее милости не будет.

— Да понял я уже, что она здесь и слово, и закон, и вера, только кто же знал? Да и как ей одной с такими землями управляться? Вы понимаете, что если не мы, то приберет ее к рукам кто-то куда менее лояльный? — я начинал терять терпение от упрямства и недосказанностей, что встречал на каждом шагу. — Скажи, кому перейдет сила ваше хозяйки? Сколько нужно выносливости женщине, что бы тащить на себе все тревоги и заботы о земле, урожае, а ко всему еще о болезнях и духах, обитающих в этих лесах думать?

— Миледи справляется. В роду больше никого нет, — спокойно произнес старик, пожимая плечом. После получаса беседы меня с Кастаном впустили в дом, напоив пусть не самым изысканным, но все же достойным хмелем на меду. — Кузина его милости не привязана к земле, так как должна была покинуть долину. Кроме ее милости некому.

— И? Когда она умрет, кто станет вас оберегать? Кому перейдет эта забота?

— Никому. Только по крови.

— Но барон-то мертв. А вы все, от кухарки до ведуньи говорите мне одну фразу: «значение имеет только воля ее милости». Что это означает?

Старческие глаза сверкнули такой непередаваемой яростью, что будь я чуть меньше бит судьбой, может и испугался бы. А так только глаза прикрыл и скрестил пальцы особым образом, чтобы невысказанное проклятье прошло мимо. Кажется, черные ростки суеверия начинают прорастать и в моей душе. Попыхтев несколько минут, староста деревни словно весь обессилел, постарел, и тяжело оперся о стол.

— Миледи может выйти замуж, — слова звучали тихо, почти не слышно, вынуждая пригнуться ближе. — И родить наследника. И передать силу крови ребенку.