Дом сержанта Павлова - Лев Исомерович Савельев

офицерами переправился через Волгу. В Сталинграде он по сравнению с другими — новичок. И на фронте новичок, несмотря на то, что в армии с первого дня войны. Но так уж сложилось. В свои двадцать шесть лет Афанасьев вообще считал, что жизнь у него получается нескладная. Да и сестра постоянно приговаривала: «У нас, Ванюша, всё не как у людей». А горя они действительно хлебнули немало. В неурожайном двадцать первом году умерли с голоду родители. Ваня пошел на стройку. Вначале таскал песок да кирпичи, но скоро приноровился к другому делу: на стенах и потолках будущего дворца-санатория стал выкладывать замысловатую мозаику из разноцветных кусочков стекла и слюды. Помогло влечение к рисованию.

Но мысль о технике, к которой его тянуло с детства, тоже не оставляла парня, и в свободное время он посещал курсы авиамотористов сочинского Осоавиахима. Потом уже в армии стал механиком-водителем танка. После окончания полковой школы молодой танкист был назначен помощником командира взвода и участвовал в освобождении Западной Белоруссии.

Когда началась война и Афанасьева определили в пехотное училище, он взбунтовался:

— Как так?! Ведь я танкист! Я воевал!

Но начальник оставался непреклонным:

— Пехота решает!

И Афанасьев покорился.

Целый год — весь первый год войны — он учился. А потом — прямо из училища — командиром пулеметного взвода пошел в бой и в первые же минуты получил девять осколочных ранений…

Отлежавшись в госпитале, лейтенант попал в Сталинград как раз в дни сильнейшего вражеского натиска на центральном участке. Туго пришлось в первых боях его взводу (громкое название «взвод» носил в сущности один-единственный расчет Ильи Воронова), зато Афанасьев за два дня убедился, что расчет попался геройский, обстрелянный.

Теперь он оказался со своими пулеметчиками в «Доме Павлова». И эти люди — жильцы подвала — смотрели на него с надеждой…

Приступили к размещению огневых точек. Воронов поставил свой пулемет в подвале первого подъезда, в дровянике с небольшим окном. В сектор обстрела попали домики с северной стороны, откуда прошлой ночью лезли немцы. Чтобы укрепить это наиболее опасное направление, в подвале соседнего подъезда расположились Рамазанов и Якименко. Их амбразура — маленькое оконце у самой земли. Видно отсюда хорошо, да и маскироваться удобно.

Второй расчет с противотанковым ружьем засел на противоположной стороне дома, а третий — в первом подъезде. Ручной пулемет остался на старом месте — в коридоре первого этажа. Хорошо замаскированный в глубине помещения, он тоже держал под огнем опасные домики. В подвалах западной стороны, выходящей на площадь, по углам установили минометы младшего лейтенанта Чернушенко. Но все же эта сторона была защищена недостаточно.

И вдруг кто-то доложил:

— Товарищ лейтенант, трофей нашли!

Это был немецкий танковый пулемет. Он оказался очень грязным. Но в доме нашелся керосин. Пулемет разобрали, промыли, собрали — действует.

Вот когда пришлось кстати, что Афанасьев в прошлом был танкистом. Лейтенант показал Свирину, как надо обращаться с трофейным танковым пулеметом, и солдат быстро освоился с диоптрическим прицелом. Теперь была прикрыта огнем и последняя, западная, сторона дома.

В помещениях, где находились огневые точки, бойцы устроили себе постели, чтобы никуда не отлучаться даже во время отдыха. Кроватей и диванов в доме хватило на всех.

Вторая ночь прошла спокойно. Видно, противник все еще не забыл о вчерашнем отпоре. Но с самого утра третьего дня опять стали бить вражеские минометы.

В дальнейшем гитлеровцы установили ежедневный «рацион»: они обрушивали на дом несколько десятков снарядов и до сотни мин.

Теперь, когда дом превращался в укрепленный опорный пункт полка, остававшиеся здесь женщины, дети, старики подвергались большой опасности. Но о том, чтоб отправить их в тыл, пока нечего было и думать. На участке полка через Волгу переправлялись только смельчаки. А жителей дома пришлось бы вести на центральную переправу 62-й армии — путь туда был длинный и опасный, под непрерывным огнем. Командование полка не могло рисковать.

Кроме того, многие из жильцов подвала ни за что не хотели покидать родной город. За дни боев в Сталинграде они натерпелись всякого горя, но с приходом подкрепления почувствовали себя под защитой советского оружия, повеселели и уже не хотели верить, что с ними может случиться что-нибудь недоброе. Смогли же солдаты, которые здесь так по-хозяйски, прочно устраиваются, пробраться в этот дом и отогнать врага! С такими людьми ничего не страшно.

Так или иначе, а жильцы пока оставались здесь, и надо было наводить порядок.

Само собой сложилось, что распоряжался в доме деловитый и спокойный сержант Павлов. За ним так и осталась не предусмотренная в этих условиях никаким уставом или наставлением должность: комендант.

Первая задача — разобраться, в каком состоянии находится «водное хозяйство».

Вода, запасенная жильцами, кончилась. Но в одном из подъездов находилась котельная центрального отопления. Котел вмещал ведер восемьсот, и если не принять мер, то даже этот солидный резервуар мог скоро иссякнуть. Павлов приставил к котлу часового и приказал строго следить за экономным расходованием воды.

Сделано это было как раз вовремя. Жившая в каморке позади котельной «индивидуалка» — кое-кто отзывался о ней еще более определенно: «бузотерша» — растрачивала воду из котла, как говорится, без зазрения совести. То она затевала большие стирки, а то и просто не удосуживалась плотно завернуть кран. Соседи пытались ее образумить, но она их и слушать не желала.

Когда у котла появился часовой, «бузотерша» сварливо заявила Павлову:

— Раз ты начальник, обязан обеспечить меня водой. Мне надо стирать!

— Придется потерпеть, дорогуша, — спокойно ответил сержант. — После отстираетесь, придет время. Попить водички — пожалуйста. А на все остальное, если желаете — вон там Волга… И широка, и глубока, на всех хватит!

С едой у жильцов было совсем плохо. Основным продуктом стали тыквы. Их взяли на учет и установили правило: семьи поменьше получают по одной тыкве в день, большие семьи — по две. Жильцы варили из них вкусную и сытную кашу. Потом и защитники дома пристрастились к тыквенной каше. Этим блюдом стал угощать всех автоматчик Шкуратов. В прошлом ресторанный повар, он даже из скудного ассортимента продуктов ухитрялся готовить затейливые блюда.

Но однажды Шкуратов опростоволосился. Задумал он угостить друзей самым обыкновенным клюквенным киселем. Раздобыл концентраты и занялся делом. Но так как на двадцать порций концентратов не