Битва на Калке - А. Живой

Федька Кривой изогнул шею так, чтоб в лицо воеводы взглянуть, и ответил куражно:

– А по мне все одно, купец, а ли воевода. Мне мошна твоя нужна была, а тебя, да сабель твоих я не боюсь.

Сплюнул Федька воеводе под ноги и замолк. Посмотрел черниговский воевода на него пристально, поразмыслив промеж себя о чем-то, поглядел на Христича, да вдруг спросил о том, отчего соседние ратники даже потеряли дар речи.

– Далеко мы идем, Федька. Опасный путь держим. Лихих людей мне поболе надобно иметь. Если сохраню твою душегубскую жизнь, да смерть моих товарищей прощу, будешь мне за это служить верную службу?

Снова вывернул шею атаман лихих людей так, чтоб с воеводой глазами встретится.

– Мне люба только молодецкая жизнь моя, да ветер на просторе. Да сабелька вострая. Не желаю я тебе, княжеской собаке, службу служить. А конец мне всегда один. Не боюсь я тебя.

Подбоченился воевода, помолчал недолго.

– Ну что ж, – рассудил он, наконец, – коли так, то и тянуть не будем долго. Тогда знай, за то, что напал ты на людей черниговского князя, будешь немедля казнен. Вот этой самой дланью.

Федька Кривой даже не шелохнулся.

– Делай дело свое, воевода. Я свое сделал.

Подал знак воевода и двое дюжих ратников, Данила, да еще один, подняли атамана людей лихих, да к борту его подтащили. Прислонили головушку буйную к деревянному брусу. Подошел Путята, вынул меч, размахнулся и отсек атаману голову. А ратники, что держали обезглавленное тело, перекинули его через борт, поднатужившись. Точно также выбросили в воду и тела других разбойничков, что по всей ладье валялись. А своих мертвецов обычай повелевал схоронить в сырой земле на берегу.

Глядя на этот скорый суд, Забубенный решил, что воевода в случае чего перед колом не остановится. Местная система правосудия работала быстро и без бюрократических проволочек. Осудили, приговор огласили, раз, и ты уже на небесах. Ни адвокатов, ни последнего звонка другу. Вот тебе и система распознавания «Свой-чужой». Если свой, – тебе почести и почитание согласно рангу, чужой – гнить тебе в земле или камнем на дно идти. Никакой середины. Либо ты свой, либо чужой. Можно при случае переметнуться, если жизнь заставляет. Но тогда, ты теперь здесь уже как бы свой, а там уже чужой. И суть от этого не изменится. Так что система работает в любом случае. Полная демократия. Воздержавшихся нет. Закон джунглей.

Тем временем впередсмотрящий обнаружил местечко для ночевки и скоро ладья, направленная твердой рукой Христича, уткнулась днищем в прибрежный песок. Пока казнили Федьку Кривого, бывший пират даже бровью не повел. То ли привычный к этому делу, то ли там он уже давно был чужим, а здесь своим. Потому считал, все правильно происходит.

Скоро рядом с флагманской ладьей приткнулись все остальные суденышки. Ратники развели костры на лесном берегу. Отужинали. Выставили дозоры. Путята позвал к себе снова Еремея с Кузьмой посоветоваться. А Забубенный, утомленный острыми переживаниями этого дня, рухнул на подстилку из веток. Укрылся накидкой и уснул мертвецким сном, не взирая на капавший с неба дождь.

Ночь прошла быстро. Едва небо просветлело, а караван уже отчалил. Выстроились снова ладьи друг за другом, и пошли бороздить днепровские воды.

На утро в ладье Забубенного оказалось пополнение. Несколько ратников из отряда Еремея перешло на ладью Путяты, чтобы силы привести в равновесие. Молодцы все были здоровые, как и подобает ратникам. Лошадей своих на старой ладье оставили, – им отошли кони убитых.

Скоро дождь прекратился. Туман разогнало легким ветерком, что задул с рассвета в сторону моря и скоро усилился, посвежел. Путята велел поднять паруса, и заскользили ладьи по водной глади еще быстрее. Ратникам вышла передышка, – грести не надо. А тут и солнышко выглянуло, жить стало веселее.

Берега вдоль реки тянулись пустынные. Видно, не зря их ватага Федьки Кривого выбрала для своих черных дел. Ни городов, ни деревень крупных почти целый день не попадалось. Только опять ближе к вечеру, поравнявшись с обширным селом, где остановки делал торговый люд, увидели ратники, что шел им на встречу большой караван.

В нем было больше дюжины ладей, все шли под парусами бело-серебристыми. Половина ладей в воде низко сидело, бортами едва ль воду днепровскую не черпают. А нагружены они были диковинными зверьми, похожими на лошадей, только горбатыми, с длинными и губастыми мордами. Отродясь такого зверья не видали черниговские ратники, только Забубенный сразу в них признал верблюдов, что многократно в зоопарке наблюдал.

Едва их завидев, он так и сказал:

– Гляди-ка, верблюдов везут.

– А ты почем знаешь? – подивился Данила, во все глаза смотревший на караван.

– Ну, я же чародей, как никак, мне знать положено, что в землях заморских обитает, – ответил Григорий, делано ухмыльнувшись, изо всех сил стараясь приподнять чуть просевший авторитет, – Вот этих чудищ, как раз, и везут из заморских земель народ местный потешить, а ли кому в подарок. Проживают верблюды в далекой Азии среди бескрайних пустынь.

Несколько ладей было загружено живым товаром. То были невольницы: восточные красотки. Судя по тому, что шел караван через земли русичей, везли их в подарок кому-то из князей. Вспомнилось Григорию глядя на это, что на Руси, которую благодарные потомки почитали издревле страной, где каждый муж имел только одну жену, не в пример восточным султанам с их гаремами, на самом деле такая ситуация наблюдалась отнюдь не всегда. Со времен языческих, да и в первые годы христианства многие князья, не смотря на запреты церкви, имели по двести-триста наложниц. Только слова «гарем» они не знали. Так что восток по этому вопросу отстоял от нас не так далеко, как казалось с первого взгляда. Да к тому же на востоке в гарем входили все родственники наложниц, которых султан содержал за свой счет, а русские князья по древнему обычаю жмотничали и никого, кроме своих девок не содержали. Да и тем зарплату выплачивали не регулярно.

Следующая пара ладей, усеянная по всем бортам вооруженной охраной из крепких воинов восточной наружности, судя по всему, везла драгоценные подарки. Еще раз Забубенный уверился, что караван этот вез дары кому-то из русских князей. Либо в Киев, либо в Переяславль, либо в Смоленск, а может еще куда.

На корме последней ладьи, на специальном резном сиденье, похожем на средних размеров трон, сидел сам хозяин каравана. Посланник какого-то султана или шаха, разодетый в дорогие одежды. Над его лысой головой через всю корму был натянут тент из шелка, чтобы спасти его нежную кожу от прямых солнечных лучей. Это был маленький толстый азиат, по бокам которого стояли две наложницы с опахалами, хотя ветер и так дул исправно. Сервис, ничего не поделаешь. Эскорт услуги. Хозяин каравана курил стоявший перед ним на специальном столике походный кальян, закатив глаза от наслаждения. Наложницы были красивы и имели весьма внушительные формы. При этом они старательно шуршали опахалами и так активно двигались, что Григорий ощутил себя посетителем стриптиз бара «Приют моряка». Между тем азиат не обращал на них никакого внимания. То ли был педиком, толи просто наркоманом, накурился гашиша и пребывал сейчас далеко от сюда, в стране грез.

Увидев хозяина этого диковинного каравана, механик немного расстроился. Он уже ожидал узреть в самой богатой ладье не меньше чем Клеопатру, неожиданно возжелавшую навестить родственников из-под Киева. Благодаря чему половина Египта пришла в движение, срочно собираясь в дорогу. Забубенный даже сплюнул от досады и громко топнул ногой. Стоявший рядом Данила, который только что натянул новую тетиву на свой лук и теперь испытывал ее, приладив стрелу и поигрывая мощным луком, прицеливаясь то вправо, то влево, от неожиданности отпустил тетиву, и стрела вырвалась на простор. Проследив за направлением полета нечаянно выпущенной стрелы, Забубенный понял, что сейчас будет международный скандал.

Просвистев положенные пятьдесят метров между ладьей черниговских ратников и ладьей восточного посланника, стрела вонзилась в шею одного из охранников, стоявших у ближнего борта. Мертвый азиат выронил в воду щит и кривой меч, схватился обеими руками за шею, сделал пару судорожных шагов назад и рухнул, наконец, прямо на столик с кальяном, обломав посланнику весь кайф.

– Хороший лук, – только и сказал Данила.

Перед вернувшимся из мира грез толстым и лысым хозяином каравана на мягком персидском ковре, устилавшим палубу, быстро образовалась лужа крови. Некоторое время он недоверчиво взирал на труп со стрелой в шее, не выпуская из руки оторванную от кальяна длинную резную трубку. Затем все-таки перевел осоловевший взгляд в ту сторону, куда указывал пальцем другой подскочивший охранник, то есть в сторону расходившейся бортами с его кораблем ладьи черниговцев. Еще немного и они должны были навсегда разойтись противоположными курсами. Причем ладья каравана шла на веслах против течения, а ратники Мстислава Чернявого под парусом и с попутным ветром.