Война и мир Дмитрия Медведева - Кирилл Танаев

Еще со времен противостояния холодной войны, если твой соперник приходит с какой-то идеей, то это очень подозрительно – самое лучшее даже не обсуждать, а сразу забыть ее.

Сейчас Европа наконец-то поняла, что мы живем на маленьком шарике, мы ужасно связаны и политически, и экономически. Это показали и газовый конфликт, и мировой экономический кризис.

У западного мира подспудно, по крупицам складывается впечатление, что с Медведевым можно работать. Изменения в мышлении происходят, пусть даже по крупицам, постепенно. Западные лидеры понимают, что с этим человеком можно сидеть и говорить. Начиная с того, что приехал Саркози, они сели и решили проблему. С тех пор потихонечку западный мир приходит к выводу, что надо прислушиваться к мнению России, что там как минимум неглупые люди. Что если они что-то предлагают, то не для того, чтобы всех обмануть и выиграть самим, что Россия тоже ищет пути к общему благу. Поэтому Запад начал серьезнее относиться ко всем инициативам, предложениям, которые звучат в последнее время.

Михаил Погребинский (Украина)

ПРЕДЪЯВИТ ЛИ РОССИЯ «МЯГКУЮ СИЛУ» НА ПОСТСОВЕТСКОМ ПРОСТРАНСТВЕ

Михаил Погребинский – директор Киевского центра политических исследований и конфликтологии

События на Кавказе – это «практическое занятие» после теоретической мюнхенской лекции Путина. Москва дала понять, что далее отступать не намерена. Время, когда можно было безнаказанно игнорировать интересы России, прошло. Теперь Западу придется принимать в расчет готовность России «дать решительный отпор», а не только осуждать без каких-либо последствий…

Означает ли это стратегический выигрыш России, пока сказать трудно. Ответ зависит не только от дипломатического искусства. В большей мере – от способности выйти без значимых потерь из финансово-экономического кризиса и правильно выстроить энергетические отношения с потребителями и транзитерами энергоносителей. А также от того, сможет ли Россия в новых обстоятельствах найти новый формат отношений с посткоммунистическими странами – как с бывшими советскими республиками, так и с такими, как Польша. Факт, что после августовского кризиса одновременно заметно упало желание игнорировать российские интересы и в то же время выросла настороженность в отношении России, которую газовая война с Украиной резко усилила.

Более или менее уверенно можно говорить о том, что позиции антироссийских сил, ориентированных на дальнейшее продвижение НАТО к границам России, на постсоветском пространстве и в Новой Европе ослабли. Лучшее свидетельство этому – письмо бывших восточноевропейских лидеров Бараку Обаме, главный месседж которого: «Мы уже не говорим о приеме Украины и Грузии в НАТО, но хоть ракеты у нас разместите!»…

В целом можно говорить о том, что

война на Кавказе подвела черту под эпохой, которую условно можно назвать «эпоха после окончания холодной войны». Теперь стала очевидной недостаточность институтов, призванных обеспечить европейскую безопасность.

И все это – на фоне упадка модели политического и экономического развития, которая доминировала (навязывалась США) последние полвека.

Россия симметрично отреагировала на вызов Косово, и многие постсоветские лидеры получили серьезный сигнал: само по себе сближение с НАТО не является надежной гарантией безопасности. Особенно при проведении вызывающе провокационной антироссийской внешней политики. В то же время отсутствие какой-либо поддержки на постсоветском пространстве инициативы Москвы по признанию Южной Осетии и Абхазии наглядно засвидетельствовало сохраняющуюся уязвимость ее позиций и отсутствие союзников.

Августовский конфликт дал еще один аргумент в пользу представлений об «упадке однополярного мира». Однако говорить о возникновении нового «московского» полюса силы по меньшей мере рановато.

Чем более антиамерикански настроены правящие элиты государства, тем больше там приветствовали действия России на Кавказе – открыто поддержали их Венесуэла, Иран, Никарагуа и т. п. Но и эти страны, кроме Никарагуа, не признали Абхазию и Южную Осетию, поскольку, видимо, с их точки зрения это означало бы поставить под сомнение все государственные границы.

И все же говорить об окончании гегемонии США представляется преждевременным. Хотя несомненно, что пик могущества США на сегодняшний день уже пройден и в ближайшие десятилетия, по всей видимости, влияние США в мире будет уменьшаться, но это уменьшение отнюдь не будет столь значительным, как предполагают радикальные антиамериканисты.

С другой стороны, и признание Косова (а на сегодняшний день независимость Косово признана более чем 60 странами) показало четкие разделительные линии. Признали, во-первых, США и страны ЕС, как правило, не имеющие межэтнических проблем (без Словакии, Испании, Румынии, хотя Бельгия и Великобритания с их проблемами признали). Во-вторых – государства – клиенты США и бывших европейских метрополий в Америке, Африке и Океании: Колумбия, Сенегал, Микронезия и т. п. (на каждом континенте, кроме Океании, – явное меньшинство). В-третьих – единоверные с албанцами исламские государства, не имеющие территориальных и этнических проблем – Кувейт, Малайзия и прочие (также явное меньшинство среди стран ОИК).

В целом в Европе критический взгляд на Косово достаточно распространен: незадолго до провозглашения Приштиной независимости в ПАСЕ не набралось голосов в поддержку этого акта, причем во многом за счет старой Европы. С Южной Осетией сложнее – многие свидетельства против Саакашвили, в том числе и со стороны представителей миссии ОБСЕ, не получали должного резонанса, как видно из стенограмм дебатов той же ПАСЕ. Но, с другой стороны, в Западной Европе мейнстримная мысль все-таки против того, чтобы прецедент данного конфликта стал поводом для новой конфронтации с Россией.

Как уже сказано, в ходе августовской войны Россия продемонстрировала, что с ее интересами нужно считаться. Но вместе с тем ход боевых действий (Тбилиси не был взят, а режим Саакашвили не смещен, хотя, судя по всему, все необходимые для этого ресурсы существовали) проде

монстрировал, что Москва не намерена кардинально менять сложившийся на момент войны status quo в регионе. Поэтому говорить о кардинальном перераспределении зон влияния в регионе не приходится.

Возможно, Армения получила больше уверенности в том, что проблема Карабаха не будет решаться военным путем. Но проблемы в отношениях между Россией и Грузией очень осложняют ее экономические связи – отсюда вынужденные шаги Еревана навстречу Тбилиси.

Трудно обозначить какое-то особое влияние конфликта на Ближний Восток, за исключением того, что там, возможно, некоторые горячие головы ожидают, что Россия вернется к политике СССР и начнет массированную военно-техническую помощь арабским антиамериканским режимам. Думаю, для России объективно такая политика была бы расточительным и опасным авантюризмом.

Возможность появления новых независимых государств на карте Европы

Признание Южной Осетии и Абхазии не является неким самостоятельным феноменом, оно тесно связано с односторонним провозглашением Косово. И после этих двух событий можно с уверенность говорить, что на сегодняшний день старая модель европейской безопасности не работает, мы стоим перед необходимостью создания новых международных институтов безопасности на Европейском континенте. В этом отношении инициатива Медведева о подписании Договора о европейской безопасности представляется заслуживающей пристального внимания и обсуждения. Пока, правда, не вполне ясна содержательная часть этих предложений. Мне представляется, что

без хотя бы минимального повышения уровня доверия между Россией и прежде всего странами «Новой Европы», запустить механизм институциональной перестройки системы европейской безопасности будет нереально.

Причем для этого нужны очень серьезные усилия с обеих сторон. Сегодня не просматриваются даже намеки на готовность предпринять такие усилия.

Пострадала ли репутация НАТО в результате его невмешательства в кавказский конфликт? Но Грузия не была членом НАТО, и наличие на ее территории абхазского и осетинского конфликтов как раз и было весомым аргументом для ряда членов НАТО, чтобы сотрудничество с альянсом не превращалось в формальное членство с взятием обязательств перед Тбилиси.

Куда более существенным ударом для альянса было, например, когда в 1956 году в Суэцком кризисе США не поддержали Британию и Францию и те отступили из-за угрозы советского вмешательства на стороне Египта. (Вот тогда для многих европейцев был куда более серьезный шок – почитайте мемуары Штрауса). А когда в 1961-м Индия в результате такой же краткой, как августовская война, кампании заняла Гоа и другие португальские владения, НАТО тоже не стало защищать своего члена, хотя формально Гоа была не колонией, а такой же частью Португалии, как Мартиника или Реюньон – территорией Франции. Тем не менее НАТО сохранило свои позиции, а эти истории были благополучно забыты.