Америkа reload game (с редакционными примечаниями) - Кирилл Еськов

– А что скажет компаньеро Киреевский?

– Можно рискнуть, компаньеро Главнокомандующий, – осторожно кивнул тот. – Мы бы взялись…

Конечно, тут здорово сыграл психологический эффект: Калашниковы только что предметно показали обществу цену своего купеческого слова – знать, и тут у них что-то припасено, не станет же он по-дурацки блефовать, только что сорвав банк! Ну ладно, послушаем… И по прошествии получасового экскурса в новейшие «технологии двойного назначения» (сколь разнообразны, например, следствия из только что изученного учеником Лобачевского Гаузе локального нарушения закона Бернулли при изменении сечения высокоскоростного газового потока) Негоцианты убедились: сформулированная Президентом задача-максимум крайне сложна, но выполнима, она не требует ничего сверхъестественного, только лишь упорства, отваги, толики удачи – ну, и денег, денег и еще раз денег! Причем деньги те не ухнут, как во всех ранешних войнах человечества, в бездонную, ненавистную любому купцу или крестьянину расшитую галунами прорву, а по-любому станут долговременными инвестициями в технический прогресс и грядущее процветание – так что когда при подведении итогов заседания представитель Лукодьяновых озабоченно покивал: «И всё-таки, всё-таки, компаньерос, план представляется весьма рискованным», это уже говорилось чисто для приличия.

Не следует, впрочем, думать, будто Петроград воспринимал грядущую войну как свершившийся факт – вовсе нет. Все возможные дипломатические усилия для ее предотвращения были честно предприняты, в частности – подтверждены ранее заключенные договора о «взаимной нейтрализации владений» с Гудзоновой и Ост-Индской компаниями (против чего прежде не возражали ни Лондон, ни Петербург). Утверждая принцип «война торговле не помеха», продолжало работать лондонское представительство Компании (основная его деятельность, впрочем, шла теперь по линии той самой объединенной разведслужбы Больших Домов); с разведкой же на территории Франции вполне успешно справлялось амстердамское представительство. Взамен, правда, приходилось терпеть присутствие в Петрограде и Елизаветинске эмиссаров Гудзоновой и Ост-Индской компаний – прискорбно симпатичных и общительных франко-канадца Лемье и англо-индийца Пикеринга; контрразведывательный догляд за этими шустрыми ребятами был возложен на дом Володихиных, имевший колоссальный опыт торговых операций в Китае, Индии, а теперь вот еще и в Японии – каковые операции на Востоке традиционно сопряжены с высоким искусством подкладывать конкуренту то танцовщицу в постель, то отраву в чай.

К концу весны 1855-го сообщения и из Лондона, и из Амстердама обрели полную определенность: война на пороге, Коалиция готовится послать в Пацифику объединенную эскадру. Следует иметь в виду, что с той поры, как телеграфная линия соединила Елизаветинск с Новым Гамбургом (кстати, именно на ней взамен старой техники Морзе впервые использовали завоевавшие затем весь мир буквопечатающие аппараты Якоби), корреспонденция из Европы стала доходить до Колонии за фантастический срок в 17 дней: время нахождения в пути парохода скоростной трансатлантической линии Новый Гамбург – Амстердам; страхуясь от военных форс-мажоров, хозяева линии, корабельщики Абакумовы, продали ее своей собственной подставной компании из штата Нью-Джерси, так что суда их теперь ходили не под компанейским вымпелом, а под звездно-полосатым флагом.

Самое же удивительное в этом раскладе было то, что нападать на фактически сохраняющую нейтралитет Калифорнию никто из Союзников не имел ни малейшего желания. И в Лондоне, и в Париже отлично понимали, что «разыгрывать эту масть со своего захода» – несусветная глупость, ибо успех нападения на хорошо укрепленные прибрежные города Колонии весьма гадателен, а вот естественный ответ за него в виде разорительной крейсерской войны – вполне гарантирован. Ибо для Грэнд-Флита эскадра из трех десятков парусных и паровых фрегатов Компании была не более чем мухой, убиваемой одним хлопком газеты – а вот для британского торгового флота те же фрегаты, рассЫпавшиеся маковым семенем по всей Индо-Пацифике, превращались в нескончаемый ночной кошмар. Это было ясно и правительству Ее Величества, и Адмиралтейству, и уж тем более Сити с компанией Ллойда – но никак не британскому общественному мнению.

Ибо война к тому времени перешла в крайне раздражающую налогоплательщика (и выражающих его настроения парламентариев) позиционную стадию. Эффектная расправа пароходов Коалиции над парусниками русского Черноморского флота, образцовая с точки зрения военного искусства десантная операция под Евпаторией, героические «атака легкой кавалерии» и «тонкая красная линия» * –

-------------------------------------

* Балаклавское сражение обогатило английскую мифологию двумя событиями, известными как «атака лёгкой кавалерии» и «тонкая красная линия». Атака британской легкой кавалерии на хорошо защищённые позиции тяжёлой русской артиллерии практически погубила бригаду как боевую единицу, но благодаря журналистам, а затем и деятелям английской культуры, атака под Балаклавой прославилась как пример высочайшего мужества и самопожертвования, а выражение «атака лёгкой кавалерии» стало нарицательным, означающим безнадёжный и безрассудный, но высокий героизм. Оборону шотландских горцев от наступающих казаков восторженно описывали английские журналисты. Обмундирование шотландцев имело красный цвет, и корреспондент газеты «Таймс»описал обороняющихся как «тонкую красную полоску, ощетинившуюся сталью». Выражение «тонкая красная линия» как символ мужественной обороны из последних сил вошло в устойчивый оборот сначала в Англии, а затем и в других странах Запада (прим. ред. )

-------------------------------------

всё это осталось на пожелтелых уже страницах прошлогодних газет. Русские потерпели тогда несколько кряду унизительных поражений в полевых баталиях, но боевой дух их так и не удалось сломить до конца. Осажденный Севастополь, совершенно не укрепленный с суши и считавшийся незащитимым с этого направления, удивительным образом продолжал сражаться, не помышляя о сдаче. После первоначальных успехов осени 54-го Союзники за полгода не сумели продвинуться ни на шаг, потеряв, без видимого результата, более пятидесяти тысяч убитыми и умершими от болезней, а один из ужасных ноябрьских штормов сделал то, что оказалось не под силу Нахимову с Корниловым: застигнутый на рейде союзный флот потерял полсотни кораблей, включая линкоры – как в проигранном вдребезги морском сражении.

Ничуть не веселее дела шли и на прочих театрах военных действий. На Балтике союзная эскадра адмиралов Нейпира и Парсеваля-Дешена, успешно загнав русский флот в укрепленные гавани и очистив от русского гарнизона Аландские острова (стратегически бессмысленные для обеих сторон), попыталась затем высадить еще с пяток десантов (все – неудачно), обстреляла и подожгла зачем-то несколько чухонских деревушек, и, так и не сумев подойти ни к Петербургу, ни к иным крупным портам Российской империи (мешали береговые батареи и впервые примененные русскими минные заграждения), молчаливо признала позицию на доске патовой и, несолоно хлебавши, отбыла восвояси. На Белом море британская эскадра капитана Оманея еще год назад неосмотрительно сожгла всё что горело и утопила всё что плавало, и вновь развлечь публику там было решительно нечем. Что же до Кавказа, то шедшая на тех Unadministered Territories нескончаемая «Война теней» между прикомандированными к Политическому департаменту Ост-Индской компании офицерами Индийской армии и их коллегами из «Топографической службы» русского Генштаба станет неистощимым кладезем сюжетов для журналистов и литераторов – авторов как бульварных авантюрно-шпионских романов, так и серьезной «колониальной прозы» – лишь десятилетия спустя… Так что – методом исключения – к лету 55-го Русская Америка (с прикрываемым ее «зонтиком» Пацифическим побережьем Российской Империи) оказалась единственным местом, где вооруженные силы Коалиции могли бы одержать какие ни на есть победы. Итогом этого и стал достопамятный диалог между Первым лордом Адмиралтейства и контр-адмиралом Прайсом.Впрочем, у британского Адмиралтейства, равно как и военного ведомства Франции, наличествовал еще один мотив. Послужившее завязкой Крымской войны Синопское сражение стало последним в мировой истории столкновением парусных флотов; дальнейшие события показали, что время парусников безвозвратно ушло. Величественные стопушечные линейные корабли, эти плавучие города с населением под тысячу человек, олицетворявшие собой военно-морскую мощь страны и служившие витриной ее технологического потенциала, обратились вдруг, как по мановению волшебной палочки, в никому не нужную рухлядь. Крайне дорогостоящую при этом рухлядь – ибо их постройка стоила в недавнем прошлом умопомрачительных денег, а содержание продолжало требовать умопомрачительных затрат квалифицированного труда на обучение огромных экипажей, обязанных в совершенстве владеть высоким искусством обращения с парусами (выучить матроса бегать в шторм по вантам – это тебе не вбить шагистику в рекрута-деревенщину…). Конечно, кораблям тем пытались продлить жизнь, устанавливая на них дополнительные паровые машины, но мир переходил на винтовые пароходы с металлическим корпусом столь стремительно, что всякому было ясно: еще год, ну – два, ну, может, – пять, и пиши пропало: всё это великолепие придется списывать вчистую, просто «на дрова»… Вот тут-то военных чиновников Коалиции и осенило: надо собрать парусники – славу и гордость стремительно уходящей эпохи, – которым на европейских театрах военных действий никакого применения точно уже не сыщется, и отправить их на задворки мира, в Пацифику: пускай потрудятся напоследок!…Европейские представительства Компании имели каждое свою специфику. Как-то уж так «исторически сложилось», что Лондон облюбовали промышленники, вроде Калашниковых и Дегтяревых, а Амстердам – банкиры, Найденовы и Ритмюллеры. Совершенно разный рабочий почерк выработался и у разведслужб тех домов: «калашниковские», к примеру, имели репутацию совершеннейших otmorozoks и регулярно попадали то в газеты, а то и за решетку, тогда как «найденовские» и «ритмюллеровы» умудрялись вообще ничем не напоминать властям стран пребывания о своем существовании: деньги движутся по миру лишь им самим ведомыми путями, и это позволяет шпионить за Францией – из Брюсселя, за Германией – из Роттердама, а за Голландией – из Гамбурга и Лондона. Поэтому в высшей степени символично, что предупреждения о начале войны и сведенья об эскадре Прайса, собранные «англичанами» и «голландцами» совершенно независимо друг от друга, но совпадающие во всех существенных деталях, были доставлены в новогамбургское представительство Компании одним и тем же пароходом. (Шефу тех «голландцев» приписывается, кстати, фраза, повторяемая в разных вариантах специалистами по истории спецслужб: «Если ты умеешь проникать в банковские секреты конкурентов, украсть так называемую “военную тайну” не труднее, чем отобрать конфету у слепого ребенка».)

– Я пригласил вас, компаньерос, с тем, чтобы сообщить вам пренеприятнейшее известие: к нам направляется-таки Эскадра, – обратился Северьянов к впервые собравшемуся по его вызову Комитету обороны: командование армии и флота, шефы калашниковской и володихинской разведслужб (отвечающих за, соответственно, европейское и восточное направления) и главный инженер Калашниковых с отчетом о военном производстве. – Наши «англичане» и «голландцы» писали, что ее отплытие – дело пары недель; соответственно, сейчас она наверняка уже в пути. Официальное объявление нам войны либо последует позже, когда Эскадра, по их расчетам, подойдет уже к нашим берегам, либо его не будет вовсе: они просто заявят, на голубом глазу, что никогда и не рассматривали нас как нечто отдельное от Российской империи.