Рыбья кость (СИ) - Баюн София
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ведь Аби делает людей лучше.
— Вот этот, — Марш ткнула пальцев в щупальца с жалом.
— Это рухлядь, половина щупалец в вечном рассинхроне, — предупредил Ник.
— Мне подойдет. Что он умеет?
— Сейчас покажу.
Ник, хмурясь и ворча себе под нос отодвинул панель на спине лабора, достал очки, фигурку лабора, свесившую щупальца с его ладони и белый шарик модулятора. Сел на пол, жестом пригласил Марш сесть рядом.
— Ты очками пользоваться можешь или тебе какие-то специальные нужны? — вдруг забеспокоился он.
Удивительно, какие обходительные люди эти организаторы подпольных боев. Она молча надела очки и выжидающе уставилась на Ника.
— Ладно, — пробормотал он. — Смотри.
Он разломил модулятор жестом, каким разбивают яйцо, и из белых скорлупок на пол вытек ринг из первого зала — макет из знакомого дрожащего голубого сияния, постепенно сгущающегося в знакомые очертания. Ник осторожно положил фигурку в угол ринга, достал из кармана сенсорные перчатки.
— Для лучшей синхронизации. Эй, ты бы штучку свою сняла, — вдруг забеспокоился он, разглядев манжету. — Если там дурь, тем более лучше сними — она все настройки сбивает…
— Там лекарство, — мрачно сказала она, прижимая к коже ледяную липкую ленту, которой была изнутри обклеена манжета перчатки.
Ник не стал настаивать — он вообще на Марш больше не смотрел, сосредоточенно раскладывая скорлупки модулятора в белоснежный крест ваги. Наконец, последняя деталь с щелчком встала на место, и он протянул его Марш.
Она взяла не глядя, протянула руку к рингу и покачала крестом над фигуркой лабора, давая команду проснуться.
Раздался тихий треск, и перчатки сжались, обдав кожу слабым электрическим разрядом. Марш не видела, как натянулись ниточки, связывающие фигурку, крест и перчатки, но чувствовала их — покалыванием в пальцах, давлением в запястьях.
Как настоящие ниточки настоящей марионетки, только вдруг ставшей продолжением ее рук.
Марш видела настоящую марионетку на бродячей тематической выставке. Жутковатая кукла с вырезанной подвижной челюстью на грубо сработанном лице, лески, которые все норовили запутаться в руках экскурсовода. Он рассказывал, что синхронизация с человеком, одетым в костюм с датчиками делала лабора неуклюжим и не позволяли модифицировать фигуру, добавляя конечности. Говорил, что марионетки позволяли людям сохранять хладнокровие и не впадать в боевой раж, поэтому выпустили партию военных лаборов с таким управлением, и еще что-то говорил, но Марш не запомнила. Ее очаровала та несуразная кукла и ее ниточки — как обычно, ей вечно нравилась всякая дрянь.
Фигурка ожила. Потянулась вслед за ниточками, расправила щупальца, втянула и снова выпустила жало. Лабор напоминал результат больной любви между осьминогом и осой. Осы ее преследовали.
Осы не приносили удачи, но позволяли получать то, что она хотела. Она удовлетворенно хмыкнула.
— Смотри, нужно поворачивать вот сюда…
Марш не слушала. Она держала крест в правой руке, а левую поднесла в фигурке, словно собираясь погладить. Левая перчатка стала чуть теснее.
За основное движение отвечал крест, за мелкую моторику — руки. Жало выпускалось нажатием на центр. Летать лабор не умел, но смешно подпрыгивал, подбрасывая черное тело на щупальцах.
Марш заставила его выбросить по очереди каждое, а потом, нарисовав пальцем спираль, схватить каждым невидимого противника. Половина действительно не слушались, и она не запомнила, какие, но ей было плевать. По ходу разберется.
— А, ты, я вижу, справляешься, — Ник, казалось, потерял к ней всякий интерес. — Может тогда посидишь там, рядом с рингом, пока зрители не соберутся? Я скажу, чтобы тебе чая принесли, мы выступающим не наливаем, сама понимаешь…
Марш сняла очки. Ринг исчез, только черная фигурка, безвольно раскинувшая щупальца, кляксой чернела на полу.
Она подобрала ее и убрала в карман.
…
Люди начали собираться через пару часов. Освещение стало тусклее, на стенах загорелись желтые пятна светильников, а из динамиков полилось навязчивое «Давайте выпьем». Марш успела удивиться — эта песня даже для низкосортных забегаловок считалась древней, а потом поспешила пересесть в угол, который не просматривался с камер. Ей вовсе не хотелось остаться на записях в этом месте. Вряд ли кто-то догадается, зачем она пришла, но Марш все равно предпочитала не следить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})За эти два часа они с лабором достигли полного взаимопонимания. Если у него хорошая синхронизация с большим братом, Марш ничто не помешает достичь цели — отделаться от Стравок как можно быстрее. Ее одинаково устроили бы и быстрая победа, и быстрое поражение. Рассчитывала она, разумеется, на поражение — Марш была не из тех, кто обольщается насчет себя и верит в чудеса. Управлять лаборами учили в стандартной образовательной программе, а потом в «Саду» она выбрала этот курс как средство сублимации агрессии. Против тех, кто этим зарабатывал, она шансов не имела, и желания как-то проявлять себя не имела тоже. Больше того — она опасалась, что привлечет к себе внимание. Но понимала, что если подойдет к бою совсем уж формально, ей скорее всего просто ничего не отдадут.
«Давайте выпьем» зашла на пятый круг, и Марш все больше хотела согласиться с хором этих жизнерадостных, давно мертвых ребят. Зал все больше напоминал обычный паб — девчонки уже обносили первых зрителей пивом и спиртовыми коктейлями, на столах блестели стаканы и тарелки с закусками, желтый свет становился все более приглушенным, а в воздухе сгущался табачный дым.
— Скучаешь! — самодовольно констатировал голос Бэла у нее за спиной.
— Нет.
— Ты четвертая выходишь, — сообщил он. — Хочешь покажу, против кого?
— Нет.
Ей действительно было наплевать. Может, если бы ей предстояло драться самой, она бы заинтересовалась чуть больше.
— А первые бои откуда будешь смотреть? — Бэл без приглашения уселся на соседний стул.
Марш хотела сказать, чтобы он оставил ее в покое, но заметила на редкость неприятного мужчину с высоким бокалом, который остановился у соседнего столика.
На его лице отчетливо читалось разочарование. Марш даже порадовалась, что Бэл занял место раньше и теперь закрывает ее от зала.
— Отсюда.
— Не хочешь посмотреть, как другие управляют? — кажется, он даже удивился.
— Нет. Я все равно не успею научиться, — добавила она, чтобы хоть немного разбавить односложные ответы. Когда ее учили быть милой как раз говорили что-то про односложные ответы.
— Ну, это не беда, если ты не умеешь! Вот я как-то…
И Марш пожалела, что место занял Бэл, а не тот очаровательный мужчина с бокалом. Бэл заливал ей, как собрал своего первого лабора в двенадцать лет, и с тех пор не знает поражений. Потом он начал рассказывать про свою маму, а потом опять про лабора, но уже про того, которого собрал в четырнадцать и участвовал в первой Стравке. Потом про своего папу.
— А можно мне с тобой подраться? — не выдержала Марш.
— Нет, я же тебя не для того привел, чтобы сразу опозорить, — весело ответил он, и Марш подумала, что можно обойтись без вопросов. И без лаборов.
Ей показалось, что Бэл понял, о чем она думает. Словно по лицу все прочитал, и в чистых голубых глазах мелькнула тень понимания. Он вдруг стал необычайно серьезен, и Марш даже заинтересовалась, что же будет дальше.
Бэл кивнул. Отпил пива, дунув на густую, иссиня-белую пену.
И начал рассказывать, как в шестнадцать лет он и лабор, которого он называл «Крабышом» участвовали в турнире под Старым Оберном.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})…
Первый раунд Марш смотрела без интереса. Она видела, что большинство лаборов плохо синхронизированы — движения вечно опаздывали, и иногда противники шарахались друг от друга, или наоборот слишком уж глупо подставлялись под удар.
Под конец на ринге остались изрядно потрепанная «красавица-рак» и «человек» с оторванной кистью. Рука лабора почернела до локтя, показывая, что эта часть неисправна.