Брачный контракт кентавра - Дарья Донцова

– Почему же вы не разошлись? – удивилась я.

Федор Сергеевич вынул новую сигарету.

– Не хотел огорчать своих родителей, которые счастливо прожили вместе много лет. Думал: уладится-устаканится, стерпится-слюбится. Хотел ребенка и предполагал стать хорошим отцом. А когда стало ясно, что семьи у нас с Ирой не сложится, у нее диагностировали тяжелое заболевание. Бросить супругу мне показалось подло. Не скрою, у меня на тот момент уже была Вета, и если бы не недуг Ирины… Что сейчас попусту говорить, было и прошло, сорняками заросло. Так вот о Татьяне. Иветта как-то вдруг меня спросила: «Ты уверен, что Таня тебе родная дочь?»

Я повнимательнее пригляделся к девочке и растерялся. Внешне ничего общего, дочка удалась в мать. И характер не мой – ни усидчивости, ни трудолюбия. Не подумайте, что я хвастаюсь, но всего в жизни я добился сам, упорно шел к намеченной цели. А вот у Татьяны ни малейших признаков целеустремленности не наблюдалось. Мда… И она не хотела учиться!

– Я не сильна в генетике, поправьте, если ошибаюсь, но вроде благоприобретенные навыки не наследуются. Если отец блестяще выучил английский, это не значит, что его сын не появится на свет, умея бойко «спикать» на языке Шекспира, – перебила я профессора.

– При чем здесь это? – поморщился Федор Сергеевич. – Речь идет о предрасположенности. Если в роду сплошь математики, появление художника удивит. Приваловы всегда занимались наукой, я могу проследить семейную ветвь до прапрапрадедов: один был аптекарь, составлял новые лекарства, другой… Ладно, не буду лукавить. За год до смерти Ирины я точно узнал: Татьяна не мой ребенок.

– И кто вам насплетничал? – невежливо перебила я профессора.

– Сам понял, – угрюмо ответил Федор Сергеевич. – Татьяне сделали операцию по удалению аппендицита, и врач сказал мне, что у девочки резус отрицательный, а кровь четвертой группы, весьма редкой. Ирина из-за болезни часто сдавала анализы, я тоже знал свою группу крови. Не забывайте, я занимаюсь естественными науками. Тогда я и сделал вывод: рождение ребенка с такими данными от меня и Иры невозможно. Грубо говоря, если скрестить фасоль с цветной капустой, то должно вырасти нечто фасолекапустное, но никак не арбуз. Так что Таня была плодом с чужой бахчи.

– И вы не задавали Ирине вопросов? – поразилась я.

– Она была больна, я не хотел выяснения отношений в такой ситуации, – тихо произнес профессор. – И какой смысл в скандале? Развестись? Вынести сор из избы на всеобщее обсуждение?

– А после кончины супруги вы все же решили воспитывать Таню? – заморгала я. – Несмотря на то, что она вам не родная по крови?

Федор Сергеевич смял в кулаке пустую пачку, потом сказал:

– Самое отвратительное, что может сделать человек, – это выместить злость на ребенке. Таня ни в чем не была виновата, вот я и подумал: поставлю девочку на ноги, дам ей образование, устрою в жизни, пусть она считает меня, как и прежде, своим отцом. А что из этого получилось – вы знаете.

– Скажите, в тот год, когда с Мишей произошло несчастье, в Мопсине не пропадали подростки? – стараясь выглядеть спокойной, спросила я.

– Насколько помню, нет, – удивленно ответил профессор. – В поселке не было экстремальных происшествий до того, как убили Мишу. Хотя, конечно, всех деревенских сплетен я не знал. Мопсино – богом забытое, тихое место, мы там никогда даже дверей не запирали.

– Спасибо, – разочарованно поблагодарила я ученого. – А что за книгу все время читала Ирина?

Ответ оказался неожиданным:

– Жития святых.

– Простите? – не поняла я.

– Жития святых, – повторил Федор Сергеевич. – Ирина постоянно ходила в церковь, молилась. Ее мать была чрезвычайно набожной, с детства таскала дочь на службу.

– В Мопсине нет храма, – напомнила я.

– Правильно, но он есть в Казакове, – уточнил Федор Сергеевич. – Вот уж куда моя первая супруга бежала с энтузиазмом в любую погоду, невзирая на дождь, снег, мороз или жару. Думаю, даже ураган, извержение вулкана и прочие катаклизмы не остановили бы ее.

– Ирина была столь религиозна?

Профессор скривился и вдруг замкнулся.

– Простите, я разболтался, словно старая баба. Вас интересовало, приходила ли сюда Татьяна после освобождения? Нет. И я от нее никаких сведений не имею. Почему она указала мой адрес в качестве своего, не знаю. Но, если у нее хватит наглости позвонить в мою дверь, я никогда не впущу ту, кого некогда называл дочерью. А сейчас вынужден попросить вас удалиться.

Я встала.

– Извините, что отняла у вас много времени, но мне необходимо найти Татьяну.

– Понимаю, – кивнул Привалов, – это ваша работа.

– Еще раз простите, последний вопрос! – взмолилась я. – Куда могла пойти Татьяна?

Профессор поднялся из кресла.

– Мы не виделись много лет, и я, конечно, не в курсе, с кем убийца моего сына поддерживает отношения. Хотя… В Казакове есть приют для девушек, его организовал батюшка Иоанн. Татьяна туда в прежние времена часто ходила, у нее там вроде подруга была.

– Стефания? – обрадовалась я.

Федор Сергеевич усмехнулся.

– Милая, не полагаете же вы всерьез, что я, человек огромной занятости, мог запомнить имя какой-то девчонки и до сих пор хранить его в памяти? Поезжайте в Казаково, вероятно, Татьяна там. Если ее увидите, передайте: пусть даже не приближается к моему дому. Хоть по закону она искупивший вину человек, но я не желаю видеть убийцу своего ребенка.

Глава 14

День медленно клонится к вечеру. Я уже упоминала, что не являюсь церковным человеком, но отчего-то мне казалось, что верующие рано ложатся спать. Поэтому визит в Казаково я решила отложить на завтрашнее утро и прямиком направилась в Мопсино.

– Ну наконец-то! – закричала Лиза, сидевшая в гостиной у телевизора. – Неужели нельзя пораньше приехать домой? Вспомнить о несчастных, брошенных детях и поторопиться к ним?

Я покосилась на Лизавету. За последний год девочка сильно вытянулась, стала выше на голову, переросла и меня, и Катюшу, почти сравнявшись по росту с Костиным. Размер ноги у Лизаветы тоже скоро будет как у майора. Вовка носит ботинки сорок второго размера, а Лиза вчера обнаружила, что ей малы прошлогодние босоножки с маркировкой «40».

– Кое-кому наплевать на деток, – сладострастно ныла Лиза, – вот так и растешь, ненужная, забытая, голодная.

– У голодных малышей есть руки и ноги, – парировала я, – а в холодильнике полно еды – суп, котлеты, картошка.

– Ага! Все греть надо, – надулась Лиза.

– Просто поставить в СВЧ-печь, – возмутилась я. – Это элементарно!

– Вау! – заорала Лизавета. – Палец уколола!

– Ты шьешь? – изумилась я. – И с каких же пор ты увлекаешься рукоделием?

– Издеваешься… – мрачно насупилась Лизавета.

– Мне и в голову это не придет, – сказала я.

Лизавета обиженно засопела.

– Конечно, мои проблемы никого не волнуют. Делай, Лизонька, куклу, мучайся…

– А-а, игрушка для аукциона, – осенило меня.

– Верно, – подхватила рукодельница. – И кто-то обещал ее смастерить! Только не подумай, что я обижаюсь, давно поняла: нужно решать свои проблемы самой, нельзя ожидать от людей бескорыстной помощи. Мир жесток, каждый сам за себя.

– Из чего ты решила соорудить ляльку? – залебезила я, пытаясь подлизаться к девочке.

Лизавета шмыгнула носом.

– Вот Катька Федорова тоже принцессу мастерит, но ей родители ни в чем не отказывают. Катюха сегодня хвасталась, что мать купила парчу для платья, настоящую кожу для ботиночек. К тому же поделку создаст лучший в Москве художник.

– Нечестно выдавать за собственное изделие чужих рук, – я решила слегка приободрить Лизавету. – Конечно, кукольник профессионально выполнит работу, но все вокруг поймут: Федорова врет, и перестанут ее уважать.

Лизавета сморщилась так, словно сделала большой глоток лимонного сока без сахара.

– Лампа, очнись, на дворе не каменный век! Помнишь, у нас конкурс был – пекли всякие булочки, печенья?

– Да, – кивнула я. – Твой кекс получил тогда поощрительную грамоту.

Глаза Лизаветы наполнились слезами.

– Ага! Мне ее из глубокой жалости дали!

– Очень милая была выпечка, – сказала я, – слегка, правда, косая на один бок, но зато всем понятно: ученица Романова сама стояла у плиты, ей никто из опытных хозяек не помогал.

По щеке Лизы потекла большая прозрачная капля.

– Лампа, ты не разбираешься в современном мире! Жаль, что не нашла времени прийти на кулинарное состязание. Там такие обалденные вкусности были. Торт из безе, украшенный фигурками животных! «Тирамису» с желе! «Наполеон» с фейерверком! Мой кексик смотрелся убого, я забилась в самый дальний угол, когда его представляли.

– Неужели твои одноклассницы такие умелые кондитерши? – поразилась я.

Лиза воткнула иголку в подлокотник кресла.

– Перестань издеваться! Машка Короткова, которой Гран-при вручили, сахар от соли не отличит, у них в доме полно прислуги, которая дочери хозяев все на стол подает. Мать Коротковой заказала торт в кондитерской «Лермонтовъ», там суперские вещи делают. А ты от меня отмахнулась, даже слушать толком не стала. Когда я о конкурсе сообщила, что в ответ от тебя услышала? Мол, пеки кекс, рецепт простой, и продукты все есть. И знаешь, что директриса сказала, когда мне грамоту давала?