Кастелян (СИ) - Calmius

— Вам не помешало бы потренировать чувство меры, мистер Поттер. Будьте осторожны, вы можете заработать магическое истощение.

— Да, мэм, — я убрал Справочник зельевара. От открывшейся картины инфаркт у Грэйнджер не случился только в силу юного возраста. Да что ж она так переживает? Нашла повод, право слово.

Может, пересесть к заучке? Ну их к лешему, эти древнейшие рода и их непростые угрозы. Лучше пусть Грэйнджер мозги выедает, от этого можно отрешиться или уши заткнуть. Хотя нет. Дафна умеет держать язык за зубами, а Грэйнджер немедленно оповестит окрестности обо всём, что увидит. Я бы сел один, но кто ж мне позволит. Немедленно найдутся «лучшие друзья» — я покосился на рыжего. Ладно, пусть идёт как идёт.

В песочных часах на преподавательском столе звякнул колокольчик, отмечая пять минут до конца занятий.

— Внимание, класс, — обратилась ко всем МакГонагалл. — Опустите и спрячьте палочки. На следующем занятии мы продолжим практику, пока не получится у всех. К этому моменту вам следует написать эссе «Мой первый день в Хогвартсе» и прочитать три параграфа из учебника. А сейчас запишите список дополнительной литературы, которую следует изучить к концу семестра…

С ударом гонга МакГонагалл пунктуально всех отпустила, приказав оставить превращенные предметы на столах. Мистеру Поттеру напомнили об отработке. Свою последнюю иголку я всё-таки забрал, приколов к кожаному форзацу в учебнике. На память. Ощущения пластиковой подделки от неё не исходило.

Глава 12. История и сослагательное наклонение

Первый урок показал, что на занятия желательно приходить пораньше — так остаётся больше шансов выбрать хорошее место. Поэтому я не стал дожидаться Перси, который должен был провести первокурсников к новой аудитории, и решил дойти до неё сам. Вопящие призывы всё ещё копавшегося Уизли я проигнорировал.

Кабинет Истории магии находился на втором этаже. Дорогу с утренним положением лестниц я помнил. Если она поменяется, достану карту и уточню маршрут.

Заглядывать в карту не пришлось, нужный пролёт находился на месте. Дальнейший путь занял минут десять — кабинет находился в дальнем крыле. Разминка после спаренной Трансфигурации была весьма кстати, просидевшее два часа тело требовало движения. Ничего. Прийти в класс заранее важно только в первый раз, далее распределённое за тобой место закреплялось до конца обучения.

Парты в кабинете истории были одноместными. Стулья не соединялись со столом. По краю столешницы был сделан бортик. Отлично, соседи надоели. В том числе рыжие. Были б такие парты в предыдущем классе — не было бы отработки.

Я сел в первом ряду. Слышал я кое-что о преподавателе истории, намекающее, что здесь было бы выгоднее занять место подальше и поудобнее — для личных дел или освежающего сна перед обедом. Но на задних рядах однозначно разместится Уизли и прочая гопота, для которой узкие проходы — не препятствие для борьбы со скукой.

Пока никого не было, я не удержался и достал иголку. Новенькая, с позолоченным ушком, игла прекрасно пропускала ток, притягивалась магнитом и едва ощутимо пахла железом. Что-то мне подсказывает, что проживёт она больше шести часов.

Спрятав иглу, достал учебник истории и писчие принадлежности. О последнем я пока не рассказывал.

Здешние листы бумаги упорно называют «пергаментом», что неверно. Пергамент — особым образом выделанная тонкая кожа. Судя по мягкости здешней бумаги, если бы это и был пергамент, то только особый его вид — велень, на который идёт кожа новорожденных ягнят или телят. Овцы, свиньи и телята постарше дают листы погрубее.

Так вот, я думаю, что и всех новорожденных ягнят в Англии не хватило бы, чтобы обеспечить материалом для своих бесценных каракулей две сотни балбесов в Хогвартсе. Шкур животных постарше, возможно, и хватило бы, но ведь всё взрослое магическое население тоже пишет на «пергаменте». И вряд ли что-нибудь осталось бы на кожаные плащи и штаны, обложки книг и аксессуары.

Настоящие пергаментные книги в средневековье были безумно дорогими. На один брошюрный лист такой книги уходит, как правило, шкура одного животного. На книгу — стадо в несколько сотен голов. Считалось совершенно нормальным использовать пергамент повторно: соскабливать тексты целых книг и записывать на их месте новые. Пергамент стоил дороже этих человеко-часов и неудобства от проступавших следов старого текста.

Появление бумаги стало спасением для книгоиздания. Растительный материал намного дешевле животного.

Как бы там ни было, «пергамент» у меня на парте — растительного происхождения. Желтоватый, плотный, гладкий — при сжигании он вкусно пахнет горящим деревом, а не палёной шерстью или кожей.

Класс начал заполняться воронятами — урок истории у нас был с Рэйвенкло. За первый ряд никто садиться не спешил. Они тоже что-то знают.

Теперь перья. У обычных людей использовались маховые гусиные перья, в магической же Британии популярны полосатые перья неизвестной мне птицы, по перу больше всего похожей на фазана-переростка. Используются перья из левого крыла — если вы правша.

Для письма перо следует правильно очинить, и в этом состоит первое препятствие для современного человека. Очинка — это не простой срез ножом наискось. Сложный фигурный вырез, делаемый неспешно, тщательно и с нескольких сторон. Его форма сильно влияет на каллиграфический стиль и почерк, а потому должна выполняться индивидуально. Нет, в очинке пера нет ничего непреодолимого, всё школьное население до начала нынешнего века без труда осваивало этот навык и носило в карманах специальные, «перочинные» ножики.

Но кто-то должен хотя бы раз показать и разъяснить вам эту науку.

А магловоспитанным первокурсникам никто ничего объяснять не собирался. Перья в магазине продавались неочинёнными — как я сказал, каждый подрезает перо под свой почерк. Простым срезом можно добиться лишь грубых букв в полногтя размером — да и то лишь если вы догадаетесь добавить расщеп, подающий чернила к бумаге.

Но это не все трудности. Очинённое перо быстро стачивается. Очинку нужно часто поправлять. Всё-таки, бумага хоть и не наждак, но если вы проводите по ней километровую линию, стачивается даже сталь. Перья для письма специально укрепляют вывариванием в зельях и отжигом, но это помогает лишь отчасти.

Наконец, перо нужно часто макать в чернильницу. Это быстро надоедает, уверяю вас.

А еще перо жутко и противно скрипит при письме. Вы ведь проводите линии не только сверху вниз, но и наоборот, против упругости кончика. Несколько десятков пишущих птичьими перьями человек, собранные в одной комнате, создают неприятный, визгливый шум.

Резюмирую. Птичье перо потрясающе смотрится на натюрмортах. Несколько пышных разноцветных перьев, торчащих из латунной резной чернильницы, добавляют владельцу стола солидности и старого, классического шарма. В кино очень эффектны кадры пишущего пером человека, снятые чуть ниже уровня столешницы. Главное — не затягивать, не записывать звук и не показывать, что реально у него творится на бумаге.

А еще перо очень вкусно жуётся при подборе рифмы.

Но использование птичьего пера по назначению — ненужное мучение. Вынужденная мера прошлого. Если хотите каллиграфии — возьмите металлическое перо. Хорошее, качественное, не валовый ширпотреб. Помимо прочего, оно подарит вам стабильность почерка. На металл быстро перешли, как только технологии позволили выпуск качественной стали, и почерк от этого хуже не стал. Если же очень хочется пышного оперения — вставьте павлинье перо в позолоченный наконечник.

К сожалению, шариковые ручки не соглашались писать на местной гладкой бумаге. В канцелярских магазинах обычного мира я видел перспективную новинку — некие гелевые ручки, но они были дороги и, скорее всего, с ещё не отработанной технологией. Поэтому я остановил выбор на хорошей авторучке — для письма по «пергаменту», и на запасе шариковых ручек с обычными тетрадями и блокнотами — для личных записей. Был приобретен небольшой комплект металлических перьев и, в магической лавке — птичьих.