Прошлое — чужая земля - Джанрико Карофильо

Глава 15

Несколько дней спустя, когда наступило число, указанное на чеке, мы пошли в банк, чтобы обналичить его и разделить деньги. Как обычно.

Кассир, как всегда, начал проверять счет, а потом сказал, что, к сожалению, получить по чеку деньги невозможно — на счету их нет. Такого раньше не случалось, и я струхнул, как будто меня застигли на месте преступления. Я испугался, что кассир начнет расспрашивать, откуда я взял этот чек, задаст еще кучу вопросов и по моему виноватому лицу поймет, что дело не чисто. Несколько бесконечных секунд мы молчали. Я не знал, что сказать, и мечтал оказаться где-нибудь подальше отсюда. Но я по-прежнему находился в банке.

И тут я услышал голос Франческо, стоявшего у меня за спиной. Он попросил кассира вернуть нам чек — должно быть, произошло какое-то недоразумение с нашим клиентом. Он так и сказал: «Должно быть, произошло недоразумение с нашим клиентом». Бывает. Мы сами решим эту проблему, давать делу официальный ход нет необходимости. Спасибо, всего доброго.

Через мгновение мы уже выходили из банка в душное южное лето.

— Вот ублюдок. Этого следовало ожидать. — Я никогда раньше не видел, чтобы Франческо злился. По-настоящему злился.

— Я сам виноват. Нечего шляться по игорным домам. Тем более садиться играть с такими типами, мать его.

— Какими такими?

— Больными на всю голову. С наркоманами. Которые жить не могут без зеленого сукна. Этот как раз из таких.

Речь Франческо сочилась яростью и презрением. Почему-то — сам не знаю почему — мне это представлялось совершенно нормальным и даже справедливым.

— Видел, как он играл? — Он сделал паузу, но не затем, чтобы услышать мой ответ. А я и не собирался отвечать.

— Для таких, как он, игра — та же доза героина. Им нельзя доверять, как обыкновенным наркоманам. Они тащат у матери, отца, жены. Воруют деньги у детей, лишь бы еще разок сесть за карты. Занимают у друзей и никогда не отдают. И еще думают, что умеют играть! Послушать их, так они наизусть знают самые верные способы выиграть. Научный метод, успех сто процентов! А сами играют так, как будто у них крышу снесло. Продуются в пух и тут же опять рвутся играть. Все им мало. Они не могут не играть, потому что только игра дает им ощущение жизни. Оборванцы, все они оборванцы. Нет более ненадежных людей, чем они. И ведь я это знал и все-таки сел с ним за стол. Нет мне прощения.

Франческо продолжал говорить, но в какой-то момент я перестал его слышать. Его голос превратился в звуковой фон, потому что до меня, кажется, дошло, в чем истинная причина его ярости. На секунду (может, чуть дольше) я вдруг проник (или мне так показалось) в скрытый смысл его слов.

А потом этот смысл растаял так же быстро, как и возник.

Много лет спустя я прочел, что патологическая страсть к азартным играм объясняется стремлением обрести контроль над тем, что в принципе не поддается никакому контролю, иллюзией власти над собственной судьбой. Мне стало ясно то, о чем в то утро я лишь смутно догадывался. Франческо обозлился на адвоката Джино в первую очередь потому, что узнал в том несчастном своего двойника, свое зеркальное отражение. Увидеть себя в нем было для него невыносимо, и он обрушил на него свою ненависть, надеясь разрушить собственный страх.

Оба они страдали одним и тем же душевным недугом. Франческо, манипулируя картами и людьми, хотел оседлать свою судьбу.

Оба они, хоть и по-разному, ходили по краю одной и той же пропасти.

Я подошел к ним очень близко.

Мы сели под зонтиком в баре на набережной, застроенной большими домами в фашистском стиле, рядом с картинной галереей.

Франческо сказал, что мы обязательно должны получить свои деньги. Сам-то он выплатил свой проигрыш в тот же вечер. Он специально проиграл тому опасному типу, чьего лица я даже не запомнил, чтобы не возникло и тени подозрений насчет честности игры. Мы заплатили за стол, отсчитали процент с выигрыша и так далее.

Для начала нужно компенсировать расходы. «Тем или иным способом», — сказал он ровным голосом, будто речь шла о бухгалтерском балансе. Но выражение его лица мне совсем не понравилось.

Я предчувствовал, что скоро все пойдет наперекосяк. Словно в воздухе уже витало предвестье событий, не суливших ничего хорошего. Меня не покидало ощущение, что мы приближаемся к точке, откуда нет пути назад.

Я робко предложил махнуть рукой на этого беднягу. Мы вполне обойдемся без этих денег — у нас и так их слишком много. Я предложил разделить потери пополам и на этом успокоиться.

Мое предложение ему не понравилось.

Он замолчал, сжав губы, как будто с трудом сдерживал гнев. Потом, не глядя на меня, заговорил — тихо, но внушительно. Он говорил холодно, с металлом в голосе, как с подчиненным, который забыл свое место. Я покраснел, но он, по-моему, этого не заметил.

Вопрос не в деньгах. Нельзя оставлять неоплаченным карточный проигрыш. Это вызовет подозрения. Слухи расползаются быстро, а для нас это станет началом конца. Мы должны получить свой выигрыш. Целиком.

Я не стал задавать вопросов, которые напрашивались сами собой. Например, каким образом расползутся слухи, если в курсе дела только тот несчастный старик. А он уж точно не пойдет трепаться на каждом углу, что оплатил миллионный проигрыш необеспеченным чеком.

Но я ничего не сказал, потому что мне не нравился его тон. Мне не хотелось, чтобы он на меня разозлился и перестал мне доверять.

И тогда я согласился, что у нас нет выбора. Признал, что он прав. Мы не можем рисковать, спуская адвокату с рук подобную наглость. Мы должны забрать свои деньги, — я пробормотал это еле слышно, — иначе с нами покончено. Убеждая самого себя, я так же невразумительно пролепетал много еще чего.

И пока я все это говорил, моя подавленность исчезла. Как-то незаметно я убедил самого себя в правоте Франческо, и мои дурные предчувствия растворились в тупой, притворной и ободряющей уверенности в том, что у нас действительно нет выбора.

В конце концов я согласно кивнул — как бизнесмен, которого второму бизнесмену удалось склонить к принятию необходимых, хоть и болезненных действий.

Представлялось совершенно очевидным, что эти деньги мы собираемся получить не самым учтивым способом.

Глава 16

Встреча была назначена на восемь вечера в саду на площади Чезаре Баттисти, напротив центральной почты и юридического факультета университета. Моего университета.

Я немного опоздал — Франческо уже был на месте.

Он ждал меня не один.

Его звали Пьеро. Среднего роста, обычного телосложения, с невыразительным лицом. Лет тридцати пяти, может, чуть старше. Если бы не прическа, он выглядел бы совсем уж неприметным. Он носил длинные, выкрашенные в белый цвет волосы, собранные в хвост идиотской розовой резинкой. От его туго набитой черной барсетки из натуральной кожи неуловимо веяло жуткой пошлостью.

Предполагалось, что Пьеро пойдет со мной к адвокату — он знал его домашний адрес — и поможет мне убедить Джино выплатить долг. Быстро и без лишних разговоров.

Перед уходом Франческо угостил нас аперитивом в «Почтовом кафе». Том самом, куда я обычно заходил после лекций, семинаров или экзаменов.

Пока я пил холодное просекко, жевал фисташки и предавался воспоминаниям о прошлой жизни, меня охватило чувство нереальности. Как будто все это происходит не со мной. В то же время мне стало казаться, будто никакой прошлой жизни у меня не было. Я словно болтался между двумя пустыми пространствами, ощущая это пронзительно и вместе с тем отупело.

Мы вышли из кафе, и Франческо — разумеется, он не мог пойти с нами — попрощался. Он пожал Пьеро руку и похлопал меня по плечу. Удовлетворенный.

Мы оказались неподалеку от здания суда. Квартал, убогий днем и опасный ночью. Пьеро указал мне на дверь в трехэтажном обшарпанном доме. На диалекте он сказал мне, что этот самый обитает здесь. Мы сели на капот припаркованной на другой стороне улицы машины и принялись ждать.

Пьеро работал фельдшером в городской больнице, но, по его словам, ходил на работу только когда хотел. То есть почти никогда. Коллега ставил за него печать в личном табеле, а главврач отделения закрывал на это глаза. Зато, если требовались особые услуги — найти украденную машину или что-нибудь еще в том же духе, — начальство обращалось к нему.

Он говорил бесцветным голосом на смеси итальянского и диалекта. И все время курил сигареты «Картье». Докурив сигарету до половины, начинал ломать ее большим и средним пальцами правой руки.

Адвокат Джино появился через полчаса. Он выглядел в точности как той ночью. Та же белая рубашка, те же старомодные брюки. Он курил на ходу.

Мы перешли дорогу и перехватили его у дверей.